Евгений Салиас - Свадебный бунт

Нечихаренко, добросовѣстный и дѣятельный, сначала вознегодовалъ на Партанова, а затѣмъ прямо отправился къ воеводѣ съ жалобой.

Ржевскій былъ на своемъ заднемъ маленькомъ дворѣ, гдѣ процвѣтали, гуляли и кушали его любимцы-птицы всѣхъ породъ, наименованій и возрастовъ. Воевода былъ въ очень добромъ настроеніи духа. У него послѣ погибели еще трехъ птенцовъ изъ выводка чапуры, всѣ остальные чапурята уже подросли, окрѣпли, даже ожирѣли и приводили его въ восхищеніе своими яркими перышками и своей дикой жадностью на кормъ.

Ржевскій принялъ Нечихаренко и, узнавъ, что его хорошій знакомый, сто разъ наказанный и сидѣвшій въ ямѣ за буйство, Лучка Партановъ, теперь намошенничалъ, не удивился.

— Такое произвелъ переплетеніе обстоятельствъ, — заявилъ Нечихаренко: — что надо судомъ и допросомъ дѣло это развязать.

— Ну, а я, братецъ мой, это дѣло вотъ… Гляди… руками разведу… Гэй… Карташка!.. крикнулъ воевода.

Появился тотъ же картавый калмыкъ, который когда-то водилъ Барчукова къ Копылову на свиданіе.

— Прикажи двумъ стрѣльцамъ итти по городу разыскать и тотчасъ привести мгіѣ сюда двухъ парней Партанова и Барчукова, что я освободилъ изъ ямы.

— Двухъ мало… Лазвѣ два стлѣльца могутъ лазыскать двухъ палней!.. отозвался калмыкъ. — Я пликазу десятокъ стлѣльцовъ отладить по всѣмъ слободамъ.

— Вѣрно, Карташка. Молодецъ! Ну, живо…

Ржевскій объяснилъ Нечихаренко, что, такъ какъ онъ отпускалъ обоихъ молодцовъ съ условіемъ привести разбойника Шелудяка, а они сего уговора не исполнили, то онъ ихъ обоихъ въ яму и засадитъ обратно.

— Я люблю, чтобы мое слово было свято, — сказалъ Тимоѳей Ивановичъ. — Приказалъ разыскать разбойника — ну, и ищи и приводи мнѣ. Не исполнили уговора — садись сами въ яму.

Нечихаренко ушелъ довольный, что распуталъ дѣло, но когда онъ доложилъ обо всемъ Сковородихѣ, то стрѣльчиха пришла въ бѣшенство на будущаго зятя и объяснила: во-первыхъ, она полюбила Лучку, какъ сына родного; второе, Лучка женихъ ея Дашеньки, такъ какъ сейчасъ онъ-то и оказался бывшимъ аманатомъ княжескаго киргизскаго рода и послѣ свадьбы справитъ себѣ свое званіе и именованіе, а, въ третьихъ, князь Бодукчеевъ уже прислалъ сказать, что готовъ жениться на ея дочери, если ее повидаетъ и она ему понравится, потому-что оказывается, что Варварѣ-то отъ ея любезнаго чрезъ полгода ужъ родить…

— Все-то ты наболванилъ, голубчикъ, — сердилась Сковородиха. — Вотъ кабы ты не путался не въ свое дѣло, не брался приказныя и судейскія дѣла разбирать, вѣдалъ бы свою соль да соляные законы, — такъ все бы и лучше было…

Между тѣмъ стрѣльцы разсыпались во всѣ стороны изъ воеводскаго правленія и уже появились на всѣхъ слободахъ, разыскивая двухъ молодцовъ. Найти ихъ было вообще немудрено, а оказалось на дѣлѣ еще легче. Барчуковъ былъ уже извѣстенъ, какъ главный приказчикъ посадскаго Якова Матвѣевича Носова, живущій у него въ домѣ. Когда же одинъ стрѣлецъ спросилъ про Барчукова, то онъ оказался на-лицо, а у него же въ горницѣ сидѣлъ зашедшій къ нему пріятель Партановъ.

Стрѣлецъ потребовалъ обоихъ къ воеводѣ.

Оба молодца тотчасъ зашумѣли. Вокругъ двора собрался народъ.

— Зачѣмъ? Что такое? — спросилъ пришедшій на шумъ Носовъ.

— За нами, вишь! — оралъ Партановъ. — Сажать въ яму! Нѣтъ, дудки. Я лучше утоплюсь пойду. Только… послѣзавтра!.. А завтра надо обождать, поглядѣть. Кто еще кого послѣзавтра-то будетъ судить, да въ яму сажать? Можетъ быть не Тимоѳей Ивановичъ Лучку, а Лукьянъ Партановъ толстаго Тимошку.

— Молчи! цыцъ! Не смѣй брехать! — грозно крикнулъ Носовъ, прислушиваясь къ озлобленнымъ рѣчамъ Партанова, обращеннымъ къ толпѣ.

Носовъ велѣлъ обоимъ молодцамъ и стрѣльцу войти къ себѣ въ домъ.

— Сейчасъ тамъ все дѣло разъяснится у насъ! — сказалъ онъ.

Чрезъ полчаса чуть не вся Шипилова слобода глаза протирала отъ изумленья.

Изъ дома Носова вышли и двинулись въ кремль стрѣлецъ, а за нимъ Барчуковъ и Партановъ, ведущіе связаннаго по рукамъ великана-разбойника, всѣмъ извѣстнаго и страшнаго Шелудяка.

— Что за притча!? Какъ? Гдѣ? Когда? — слышались возгласы.

Оказалось со словъ самого Носова, что молодцы-парни приказъ воеводы исполнили точно, еще наканунѣ словили заглянувшаго въ городъ ради разбоя Шелудяка и заперли въ подвалѣ Носова. А теперь, какъ разъ, когда воевода ихъ требуетъ, они и готовы съ подарочкомъ въ рукахъ.

— Воистину молодцы! — говорили на слободѣ всѣ толпившіеся около дома Носова.

Почти то же сказалъ и воевода Тимоѳей Ивановичъ, когда узналъ отъ прибѣжавшаго повытчика, что въ его прихожей воеводскаго правленія появились его знакомые парни, а съ ними извѣстный по всѣмъ городамъ Астраханскаго воеводства страшный душегубъ и головорѣзъ.

Воевода побоялся выйти къ Шелудяку. Неровенъ часъ! Бывали примѣры! Лучше было отъ такихъ тварей держаться властямъ подалѣе.

Ржевскій приказалъ отвести Шелудяка въ яму, но на этотъ разъ приковать въ кандалахъ къ стѣнѣ, чтобы онъ не ушелъ снова уже въ который-то разъ. Партанову и Барчукову воевода велѣлъ сказать, что слово его свято.

— Вольная волюшка на всѣ четыре сторонушки, но быть на-чеку и снова не попасться въ какомъ преступленіи законовъ.

Парни радостно побѣжали изъ кремля заняться скорѣе своими дѣлами.

— Время много съ этимъ лѣшимъ потеряли, — говорилъ Партановъ.

— А ну, какъ Шелудякъ совсѣмъ сѣлъ, нами выданный? — говорилъ Барчуковъ.

— Коли совсѣмъ, то, право, нехудо, — отозвался Лучка. — Онъ вѣдь душегубъ лютый. Будь не Тимоѳей Иванычъ у насъ, его бы давно ужъ разсудили и казнили. Небось, Степа, если онъ дался вести себя, а Носовъ тоже не перечилъ, то, стало быть, оба шибко надѣются, что завтра все наше дѣло выгоритъ. Ты какъ полагаешь?

— Да что мнѣ, Лучка! Но сущей правдѣ сказать, мнѣ эта ваша затѣя не по душѣ. Пропадете вы всѣ! Да мнѣ и не до того. Мнѣ лишь бы Варюшу отъ Ананьева да отъ Затыла высвободить. А тамъ хоть турка, либо хивинцы приди войной, то мнѣ наплевать на все. Захвачу Варюшу, да и поминай какъ звали, на-утекъ пущусь.

— Получишь, вѣрно тебѣ сказываю. Бѣги туда и зачинай съ Ананьевымъ канитель, а я пришлю Колоса и самъ приду. Въ часъ времени все сварганимъ. Прости покуда.

Партановъ свернулъ направо въ Стрѣлецкую слободу, а Барчуковъ продолжалъ путь по направленію къ дому ватажника Ананьева.

Партановъ, явившись къ Сковородихѣ, былъ встрѣченъ какъ родной человѣкъ, пропадавшій долго безъ вѣсти. Авдотья Борисовна радостно ахнула и руками сплеснула.

— Лукьянъ мой… Слава тебѣ, Господи.

Всѣ сестрицы обрадовались новому другу и свату, а Дашенька вся пунцовая заплакала отъ счастья. На что ужъ злюка, старая вѣдьма Айканка — и та ухмыльнулась. Всѣ онѣ были убѣждены, что Партановъ сидитъ уже въ ямѣ.