Евгений Салиас - Засекинский дом

Вдова графа Павла Михайловича, теперь женщина еще только тридцати пяти лѣтъ, жила скуповато, скромно и всячески берегла состояніе своего любимца Мишеньки. У нея была цѣль. Съ тѣхъ поръ, что она овдовѣла, она задумала всякими путями снова накопить то, что потерялъ сынъ, представитель именитаго рода, вслѣдствіе раздѣла его отца съ сестрами. Приданое, данное его дѣдомъ его пяти тетушкамъ, сильно умалило состояніе. А вѣдь онъ единственный на Руси потомокъ знаменитаго екатерининскаго вельможи, генералъ-аншефа Сергѣя Сергѣевича, такъ какъ родъ графа Николая Сергѣевича, поселившагося въ Петербургѣ, прекратился. Хотя отъ питерскаго дяди послѣ его смерти и досталось по закону наслѣдство, но оно явилось подспорьемъ, а не обогащеніемъ.

Тотчасъ же по вступленіи на престолъ императора Николая юный графъ Михаилъ Павловичъ Засѣкинъ поступилъ въ Кавалергардскій полкъ и шумно, весело зажилъ въ Петербургѣ. Мать съ двумя дочерьми осталась въ Москвѣ. Засѣкинскій домъ затихъ еще болѣе. Хворая графиня жила почти скаредно, но ежемѣсячно посылала крупныя суммы денегъ сыну въ Петербургъ. Эти посылки, наконецъ, стали вліять на управленіе всѣми помѣстьями. Двѣ вотчины были уже въ опекунскомъ совѣтѣ.

Напрасно письменно и устно при рѣдкихъ свиданіяхъ просила графиня сына воздержаться и не жить безпутной жизнью, губя слабое здоровье. Юный графъ не слушался…

Наконецъ, однажды два дома-флигеля, выходившіе на улицу, преобразились.

Обыватели Николы Линючаго немало удивились. На этихъ домахъ появились вывѣски, а въ горницахъ, гдѣ широко, но не сытно жила немногочисленная плохо одѣтая дворня Засѣкинскаго дома, появились жильцы.

Графиня начала уже изыскивать доходы. Она разсудила вмѣстѣ съ управителемъ, что, если оба пустовавшіе флигеля обратить въ квартиры и отдавать въ наймы, то получится сумма, какъ разъ необходимая для ежегоднаго ремонта всего дома.

Прошло шесть лѣтъ. Двухъ дочерей графини уже не было въ Засѣкинскомъ домѣ. Одна умерла, другая вышла замужъ и, получивъ свою часть, уѣхала съ мужемъ въ Польшу. Графиня, оставшись одна, стала еще пуще хворать и, по совѣту врачей, выѣхала на заграничныя воды. И ей уже не суждено было вернуться въ Засѣкинскій домъ. Скончавшись на водахъ въ Германіи, она была похоронена сыномъ временно въ чужой землѣ… но въ ней и осталась на вѣки.

Долго простоялъ Засѣкинскій домъ темнымъ, пустымъ, мертвымъ, но за это время произошло нѣчто важное. Обывателямъ околодка Николы Линючаго было мало извѣстно, да и не любопытно, что творилъ въ Петербургѣ веселый кавалергардъ, графъ Михаилъ Павловичъ. Но однажды эти обыватели всполошились. Въ глубинѣ тѣнистаго сада Засѣкинскаго дома сошлись рабочіе и повалили великолѣпную каменную ограду. И вдругъ оказалось, что половина сада была продана какому-то купцу изъ отпускныхъ дворовыхъ. Чрезъ годъ около Засѣкинскаго дома садъ былъ уже не великъ, а за этимъ садомъ поднимались каменные дома купца Матрешина, а мимо нихъ вдругъ прошла улица подъ названіемъ «Новая». Дома, построенные купцомъ среди жилья, оказались на улицѣ. Земля и дома стали ему въ тридцать тысячъ, а теперь стоили полтораста.

Графъ Михаилъ Павловичъ, ни разу не заглянувшій въ московскій домъ, изрѣдка присылалъ приказы, о которыхъ узнавалъ и много толковалъ весь околодокъ. Однажды пришелъ приказъ уничтожить оранжереи, бывшія въ саду, а въ другой разъ было указано отправить мраморное изваянье императрицы Екатерины въ Петербургъ по адресу богатаго нѣмца-негоціанта. Фамильный chef-d'oeuvre былъ графомъ подаренъ нѣмцу за какія-то услуги, якобы имъ оказанныя графу.

Наконецъ, однажды достигла до прихода Николы Линючаго новость совсѣмъ диковинная. Графъ женился!.. Но удивительно женился! — на такой барышнѣ, которая въ «кіятерѣ скачетъ на конѣ вверхъ ногами».

Разумѣется, многіе обыватели околодка не повѣрили выдумкѣ… Оказалось, однако, ложью только одно: «вверхъ ногами».

Графъ Михаилъ Павловичъ, боявшійся немного, или, вѣрнѣе, совѣстившійся матери, скрывалъ отъ нея свою страсть и тотчасъ же послѣ ея смерти женился на красавицѣ итальянкѣ, лихой наѣздницѣ цирка. Онъ былъ уже давно въ числѣ обожателей идола петербургской молодежи, красивой и бойкой Джуліи Фикки. Итальянка обращала на него мало вниманія и только удостоивала его принятіемъ богатыхъ подарковъ. Когда графъ лишился матери, знаменитая Фикки стала гораздо нѣжнѣе съ нимъ и грустнѣе… разочарованнѣе въ жизни, вздыхала и мечтала о семейныхъ узахъ и жизни съ любимымъ человѣкомъ на необитаемомъ островѣ съ однимъ лишь супомъ изъ незабудокъ… Конечно, все кончилось свадьбой, послѣ которой, однако, по негласному приказу великаго Михаила Павловича, графъ Засѣкинъ подалъ въ отставку.

За это именно время купецъ Матрешинъ и повалилъ стѣну сада, купивъ его половину подъ свои будущіе дома. Графу Михаилу Павловичу понадобились деньги на свадьбу вдругъ, по зарѣзъ. Продавать какое либо имѣніе казалось ему глупымъ, да и ждать долго, а занять деньги казалось для графа Засѣкина постыднымъ. Купецъ же Матрешинъ вдругъ принесъ восемь тысячъ и предлагаетъ ихъ за кусокъ земли совсѣмъ ненужный, который подъ садомъ того дома, гдѣ графъ сто лѣтъ не бывалъ.

Просто находка!

Женившись, графъ Засѣкинъ лишь года три наслаждался семейнымъ счастьемъ. Одинъ другъ дома его, американецъ и дипломатъ, собравшись изъ Петербурга на родину, захватилъ съ собой и графиню Юлію Засѣкину. Михаилъ Павловичъ остался съ младенцемъ сыномъ, и горю его не было предѣла. Человѣкъ легкомысленный, но сердечный, привязчивый, не могъ примириться съ мыслію объ измѣнѣ страстно любимой жены. Онъ началъ страшно тосковать и, не зная, куда дѣваться, вспомнилъ о своемъ московскомъ домѣ-дворцѣ.

Чрезъ мѣсяцъ околодокъ Николы Линючаго оживился, потому что Засѣкинскій домъ засіялъ огнями. Но обыватели ошиблись, ожидая, что въ домѣ будетъ снова веселый гулъ и пиршества. Домъ сіялъ и былъ полонъ дворовыхъ, но гостей въ немъ никогда не бывало. Не прошло полгода, какъ въ Засѣкинскомъ домѣ совершилось темное и печальное событіе.

Въ той же самой желтой гостиной, гдѣ ласково бесѣдовала Великая Екатерина съ елизаветинцемъ Сергѣемъ Михайловичемъ, откуда командовалъ Москвой Бонапартовъ фельдмаршалъ, въ ней же покончилъ свои дни графъ Михаилъ Павловичъ выстрѣломъ изъ пистолета. Дѣды и прадѣды жили по семи и восьмидесяти лѣтъ, а самоубійцѣ было всего тридцать два года.

Въ Засѣкинскомъ домѣ, все-таки, остался владѣлецъ… Но это былъ сирота, одинокій на свѣтѣ, при трехъ опекунахъ, весело жившихъ въ Москвѣ, покуда питомецъ Сережа, черномазый и красивый младенецъ, учился грамотѣ и игралъ въ игрушки. Близкихъ семейныхъ у мальчика не было, а было только большое количество дальнихъ тетушекъ, двоюродныхъ и троюродныхъ сестеръ и братьевъ, которые часто навѣщали его и все надѣялись, что онъ умретъ. Но мальчикъ только росъ, красивый, ловкій, веселый… и замѣчательный хвастунъ и лгунъ. Чрезъ двадцать лѣтъ Засѣкинскій домъ опустѣлъ совершенно. Молодой графъ Сергѣй Михайловичъ не взлюбилъ Москвы, гдѣ выжилъ подъ опекой, и по достиженіи совершеннолѣтія тотчасъ же переселился въ Петербургъ. Онъ даже собирался продать московскій домъ, купить таковой же въ Петербургѣ и перевезти всѣ рѣдкости изъ одной столицы въ другую. Одинъ годъ былъ онъ въ Московскомъ университетѣ по настоянію одного изъ трехъ опекуновъ, но послѣ экзамена съ перваго курса на второй онъ изъ-за придирчивости профессоровъ, конечно, оказался снова на первомъ курсѣ. Это побудило его серьезно обдумать свое положеніе. Онъ обдумалъ и, снявъ студенческій мундиръ, выѣхалъ въ Петербургъ и надѣлъ кирасирскій — гораздо красивѣе студенческаго.