Бенито Гальдос - Двор Карла IV. Сарагоса

Из моего убежища я отлично их видел. Майкес в костюме Отелло походил на старинный венецианский портрет, чудом оживший и отделившийся от холста, на котором кисть художника его изобразила в самых ярких тонах. Темный грим, придававший его лицу истинно африканскую смуглоту, делал еще пронзительней взгляд больших черных глаз, оттенял белизну зубов и сообщал необычную выразительность всем чертам. Великолепный белый с красным тюрбан, перевитый нитью сверкающих бриллиантов, покрывал голову. Вокруг темной шеи были надеты ожерелья из амбры и крупного жемчуга, с плеч ниспадала до самых щиколоток парчовая мантия, в талии перехваченная поясом, с разрезами по бокам, открывавшими ноги в узких красных панталонах. На портупее висели короткая сабля и кинжал с роскошными рукоятками; обнаженные руки были обтянуты тончайшим чулком того же цвета, что и грим на лице, кисти — темными перчатками, на запястьях красовалось по массивному бронзовому браслету в виде змеи. Майкес сидел лицом к свету, фальшивые бриллианты, отбрасывая снопы искр, ослепительно сверкали, радужно переливалась парчовая ткань, — вдобавок ко всему этому вообразите себе дышащее страстью лицо, величественную осанку, и вы поймете, что не только я, любой на моем месте был бы поражен красотой мавра.

На Лесбии было платье из серебряной парчи, пленявшее изящной простотой; ее золотистые волосы, причесанные на античный лад, были, в угоду моде и с пренебрежением к сценическому правдоподобию, перевиты лентами и нитями мелкого жемчуга, конечно, не фальшивого, как у Исидоро, а настоящего восточного. Мавр, взяв своими черными руками белоснежные ручки Лесбии сказал:

— Тут мы сможем минутку поговорить.

— Да, да, Пепа сказала, что в ее комнате нам не помешают, — отвечала Лесбия. — Но надо поторопиться, меня ждет маркиз. Ты же знаешь, мой муж здесь.

— Куда ты спешишь! А почему ты не написала ни разу из Эскориала?

— Не могла, — с досадой сказала она. — В другой раз, когда будет больше времени, я тебе объясню…

— Нет, ты должна ответить на мой вопрос сейчас, сию минуту.

— Не глупи. Ты ведь обещал, что больше не будешь дерзким, любопытным и сварливым, — кокетливо погрозила она пальцем.

— Это все равно, что обещать не любить, а я тебя люблю, Лесбия, люблю безумно, себе на горе.

— Ты ревнуешь, Отелло? — спросили дама и, полушутя, полусерьезно, произнесла патетическим тоном:

— Перестань шутить. Да, я ревную, скрывать бесполезно, — сказал мавр голосом, выдававший глубокое страдание.

— К кому же?

— Ты еще спрашиваешь! Ты думаешь, я не видел, как этот болван Маньяра, сидя в первом ряду, пялил на тебя глаза?

— И это все? Других оснований для ревности у тебя нет?

— О, если бы они были, неужто ты могла бы так спокойно говорить со мной?

— Потише, потише, сеньор Отелло. А знаешь, я тебя боюсь.

— В Эскориале этот франт хвалился при людях, что ты его любишь, — чуть не закричал Исидоро и вперил грозный взгляд в лицо Лесбии; казалось, он хочет прочитать ее сокровеннейшие мысли.

— Будешь сердиться, я сейчас же уйду, — слегка смешавшись, сказала Лесбия.

— Я получил несколько анонимов. В одном говорилось, что Маньяра в день своего ареста послал тебе письмо и что ты ему ответила. Кроме того, я знаю что этот человек за тобой увивается, бывает у тебя в Мадриде… Может быть, ты мне объяснишь, что это значит.

— Ах, все это козни одной особы, моего заклятого врага. Она-то, наверно, писала анонимы.

— Кто же она?

— Когда-то я тебе уже рассказывала. Это Амаранта. Помнишь, я говорила, что за враждебностью графини стоит ненависть особы более высокого ранга. Все мы, ее придворные дамы, были раньше ей преданы, но теперь нам стало невмоготу видеть, как она распутным поведением порочит свой сан, и мы не желаем быть причастными к ее гнусным делам, позорящим нашу страну. Я не рассказывала тебе о причине нашей ссоры, но сейчас, могу ее открыть, только ты не сердись, когда услышишь имя Маньяры, твоего мнимого соперника. Насколько я знаю, Маньяра, подобно Иосифу, отверг чувства той высокопоставленной особы, после чего ее любовь сменилась лютой ненавистью и жаждой мести. Тогда же этот юноша начал ухаживать за мною, и оскорбленная дама ополчилась на меня, хотя я понятия не имела, что Маньяра в меня влюблен. На таких, как он, я никогда не обращала внимания. И вот началась против меня жестокая, тайная война: все, кто при моем посредничестве получил должность, были уволены; чтобы меня унизить, не брезговали ничем. Эта беспричинная травля побудила меня перейти на сторону принца Астурийского, я предложила заговорщикам свою помощь — и очень рада, что сумела хорошо послужить такому благородному делу. Тебе я могу сказать, не таясь: одно время я была хранительницей переписки между каноником Эскоикисом и французским послом; они не раз беседовали в моем доме с другими государственными деятелями, одна я знала о первых встречах в Ретиро; мне известны все тайные планы, которые принц так глупо выболтал; я знала о проекте женитьбы принца на принцессе наполеоновского двора и что герцог дель Инфантадо только ждет подписанного Фердинандом приказа, чтобы бросить в атаку войска и ополчение.

— Это невероятно! — воскликнул Исидоро. — Но если это правда, то почему тебя отпустили после получасового ареста?

— Я знала, что мне ничего не сделают. У меня есть надежный щит, он охраняет меня от козней придворной камарильи. Кажется, я тебе говорила, что, когда я принимала участие в первом примирении с Годоем и, по высочайшему приказу, старалась вновь привлечь его во дворец, мне стали известны тайны, разглашение которых было бы страшным ударом для неких особ. У меня хранятся документы, где лица, их писавшие, предстают в самом гнусном и отвратительном виде; кроме того, я знаю, на что были потрачены суммы, предназначенные для благотворительности, — поверь, отнюдь не на благие дела. Все это происходило в ту пору, когда мы тайком убегали из дворца в город. Амаранта тогда пожелала, чтобы Гойя писал ее обнаженной. Она уже год была вдовой, и вот тогда-то я, благодаря случаю, узнала важную тайну о прошлом Амаранты — открыла мне ее одна женщина, которая прежде жила на берегу Мансанареса, вблизи дома великого художника. Тебе я об этом говорила, а теперь постараюсь, чтобы узнали все. До брака с графом у Амаранты была незаконная связь, от которой родился ребенок, но жив ли он — неизвестно.

— Ты никогда мне об этом не говорила!

— Родители Амаранты сумели скрыть позор; юный любовник, принадлежавший к знатному кастильскому роду и приехавший в Мадрид искать счастья, бежал во Францию; там он был убит во время республиканских войн.