Теодор Мундт - Царь Павел

Моя свекровь приподнялась с постели и тотчас же вскричала:

— Его убили!

— Ну да, конечно! Мы избавились от тирана.

Г-жа Ливен с омерзением оттолкнула графа Палена и сухо промолвила: «Я знаю свои обязанности». Она тотчас же встала и направилась в апартаменты императрицы. Сторожевой пост, расположенный внизу лестницы, скрестил штыки. Г-жа Ливен властно потребовала пропуска. В каждом зале она натыкалась на такие же препятствия, но умело их устраняла. Она была женщина очень решительная и властная. В последнем зале, который открывал доступ с одной стороны к апартаментам императрицы, а с другой — к покоям императора, запрет следовать дальше был выражен безапелляционно: стража тут была особенно многочисленна и решительна. Г-жа Ливен громко вскричала:

— Как вы смеете меня задерживать? Я отвечаю за детей императора и иду с докладом к государыне о великом князе Михаиле, которому нездоровится. Вы не смеете мешать мне в исполнении моей обязанности!

После некоторых колебаний дежурный офицер склонился пред властною старухою. Она вошла к императрице и, прямо подойдя к ее кровати, разбудила ее и предложила встать. Императрица, вскочив спросонья, перепугалась и вскрикнула:

— Боже мой! Беда случилась? С Мишелем?

— Никак нет. Его высочеству лучше, он спит спокойно.

— Значит, кто-нибудь из других детей заболел?

— Нет, все здоровы.

— Вы меня, верно, обманываете, Катерина?

— Да нет же, нет! Только вот государь очень плохо себя чувствует.

Императрица не понимала. Тогда свекровь принуждена была сказать государыне, что ее супруг перестал жить. Императрица посмотрела на г-жу Ливен блуждающими глазами и словно не хотела понять истины. Тогда свекровь произнесла решительно:

— Ваш супруг скончался. Просите Господа Бога принять усопшего милостиво в лоно Свое и благодарите Господа за то, что он вам столь многое оставил.

Тут императрица соскочила с постели, упала на колени и предалась молитве, но довольно машинально и по усвоенной ею привычке верить и уважать слова моей свекрови, так как г-жа Ливен неотразимо влияла на императрицу и на всех авторитетностью, которая всегда выказывает величие характера. Через несколько мгновений, однако же, императрица начала сознавать постигшую ее потерю, а когда поняла все, лишилась чувств. Тут сбежалась ближняя свита, позвали доктора, который держался наготове, и ей тотчас же пустили кровь. Великий князь Александр, извещенный о состоянии родительницы, захотел к ней войти, но свекровь этому воспротивилась, опасаясь первой после рокового события встречи при свидетелях, позднее же сама императрица стала упорно отказывать сыну в свидании.

Когда к императрице окончательно вернулось сознание, роковая истина предстала перед ее рассудком в сопровождении ужасающих подозрений.

Она с криком требовала, чтобы ее допустили к усопшему. Ее убеждали, что это невозможно. Она на это восклицала:

— Так пусть же и меня убьют, но видеть его я хочу!

Она бросилась к апартаментам, но роковые задвижки преграждали туда доступ. Тогда императрица направилась кружным путем через залы. Стража везде была многочисленная. Какой-то офицер подошел объяснить ей, что получил формальное приказание никого не пропускать в опочивальню к усопшему. Царица, не обращая на слова внимания, пошла дальше, но тут офицер принужден был ее остановить за руку. Императрица, впав в отчаяние, бросилась на колени; она заклинала всю стражу допустить ее к усопшему. Она не хотела подняться с коленей прежде, чем не удовлетворят ее просьбы. Но это представлялось прямо невозможным. Обезображенное тело государя покоилось в соседней комнате. Никто не знал, что делать. Императрица продолжала стоять на коленях, близкая к обмороку. Какой-то гренадер подошел к ней со стаканом воды. Она его оттолкнула в испуге и горделиво поднялась на ноги. Старые гренадеры вскричали:

— Да ты, матушка, нас не бойся, мы все тебя любим!

Императрица, побежденная наконец усовещиваниями моей свекрови, согласилась вернуться в свои покои, взяв, однако, формальное обещание, что ее допустят к усопшему.

Через несколько минут приехал граф Ливен для выполнения приказаний императора Александра.

Когда моя свекровь увидела своего сына, у нее вырвался крик ужаса. Так как она не видела сына целых три недели и знала, что он болен, то внезапное его появление в замке в эту роковую ночь вселило в нее самые тяжкие подозрения. Ливен умолял мать его выслушать, она на это не соглашалась, но когда он торжественно поклялся, что оставался совершенно чужд катастрофе и ничего ровно не знал о ее подготовлении, г-жа Ливен ему поверила и допустила его к исполнению возложенного на него поручения. Ливен тотчас же понял бесповоротность решения императрицы покинуть замок не раньше, чем она простится с прахом супруга. Поэтому Ливен ускорил приготовления, необходимые для того, чтобы показать императрице тело усопшего, по возможности не обнаруживая истинных причин его кончины.

Император Павел несколько минут боролся с заговорщиками, и эта борьба оставила особенно заметный след на лбу. Тело одели в мундир, нахлобучили шляпу по самые брови и уложили в парадную постель.

В 7 часов утра императрица была наконец допущена к телу супруга. Сцена произошла раздирательная; она не хотела покинуть усопшего; наконец, в 8 часов утра, мужу удалось перевезти ее в Зимний дворец со всеми членами императорской фамилии.

Только в 11 часов утра допустила императрица-мать к себе сына-императора. Свидание происходило без свидетелей. Государь вышел от императрицы матери очень взволнованный. С этого мгновения вплоть до кончины император проявлял к своей родительнице самое восторженное почтение, внимательность и нежность, а она в свою очередь показывала страстную привязанность к своему первенцу.

Яркое солнце взошло над этим роковым и великим днем.

Я уже говорила, что часть гвардии была собрана у валов замка. Лишь по возвращении в казармы узнали солдаты, что на следующий день предстоит принесение присяги новому императору. Великого князя Александра солдаты боготворили. Да и все его боготворили.

В столице раздавались клики радости и освобождения. Улицы Петербурга наполнились толпами.

Незнакомые целовались друг с другом, как в Пасху, да и действительно это было воскресение всей России к новой жизни. Все устремлялось к (Зимнему) дворцу. Там в полдень назначен был съезд сенату высшим сановникам империи, двору, офицерству и чиновничеству для принесения присяги новому императору.

Молодой император (ему было всего 23 года) сделал выход с императрицею Елизаветою. Она тогда была юна и очень красива, обладала большим изяществом и достоинством и, в простеньком кисейном платьице, без всякого головного убора, с светлыми кудрями, рассыпавшимися по шее, была очень мила, и это тем более, что обладала чудною фигурою, изящною походкою и манерами. Император тоже был красавец и сиял молодостью и тою душевною ясностью, которая составляла отличительное его свойство. Вообще парочка эта производила чарующее впечатление, и все перед нею склонялось, окружая ее любовью, граничившею с боготворением.