Ольга Гладышева - Крест. Иван II Красный. Том 1

— За что? — прошептал закоченевшими губами Иван.

— Мертво бит, якши! Это по-нашенски! — подошёл ордынец.

— Нет, не якши, а яман! — Иван, пряча ослезившиеся глаза, бережно поднял мёртвую птицу и побрёл прочь.

Андрей догнал его за кустами высокого тальника.

— Вот те крест, Ваня, я не хотел! Землю есть буду!

Иван молчал, разглаживая пёрышки на теплом ещё тельце любимого карего.

— Клянусь чем хочешь, Ваня, поверь! Если бы я даже и захотел, разве бы я попал влёт? Ни за что! И не знаю, как вышло... Только сказал татарин, что князь Александр с сыном смерти ждут, руки сами вскинулись... А тут и ты, как нарочно, голубя бросил.

— Не бросал я его... Тоже нечаянно выпустил.

— Давай схороним его вот здесь, чтобы никто не видел. — Андрей достал из колчана стрелу и начал ковырять ею жёсткую и голую, без травы, землю.

— Сломаешь.

— Не-е, я их из клёна тесал.

Иван обернул голубя ветками душистой таволги, положил в ямку, сгрудил на него накопанные Андреем комочки земли.

Возвращаться к пристанищу братья не спешили. Они стояли под укрытием кустарника, обнявшись, и плакали, по-детски горько и беззащитно. Не из-за голубя лишь плакали — от жалости к самим себе. От невозможности высказать вслух то, что сжимало ужасом их юные сердца, от той семейной тайны, которая не осталась в прошлом, а напомнила о себе неожиданно и коварно. Два десятка лет прошло, ни Иван, ни Андрей не виноваты в судьбе тверских князей, но — семя Калитино!.. Как проклятие, и это им навсегда? Они и дяди-то Юрия, с которого всё началось, никогда не видели, и из тверских только Константина Михайловича знали, но если случится это, то о ком, повинном в этом, напишут неподкупные монахи в летописных Сводах, как записали о дяде Юрии?..

Где впадает в Волгу речка Уса, стоял ещё один ордынский пост. Пройти мимо не удалось. Из юрты вышел нукер, вскинул боевой лук. Стрела со свистом пролетела над водой расстояние до головной лодии, воткнулась в нарощенный борт. Пронаблюдав, как с лёгким звоном дрожит неглубоко вошедшая в дерево стрела, Семён произнёс:

— Татарская... Железная... Надо вернуть. Суши весла!

Приостановили движение все лодии, на радость изрядно уж истомлённых гребцов пошли дальше по течению плавом, а та, на которой находились княжичи, повернула берегу.

Татарский пост оказался невелик — всего три юрты стояли под прикрытием высоченной горы, и было стражникам, видно, скучно тут, на пустынном берегу. Гостям обрадовались, попросили прежде всего «русского кумыса». Бочонок доброго мёда, который вёсельники выгрузили по слову Семёна, так их обрадовал, что они даже от серебра отказались, правда, попросили вместо него етмек. Семён велел дать им несколько круглых ржаных хлебов:

— Ешьте етмек, вы ведь рожь не растите. А вот челны-то вы тоже, что ли, не строите? Не умеете, нетто? Только стрелы пускаете?

Татары необидчиво признались:

— Ни хлеба сеять не умеем, ни челны строить. Мы воины, а не плотники.

Оттолкнули лодию от берега и принялись за бочонок.

— Открыть-то сумеете? — пошутил Семён, но татары ответили с достоинством:

— Суме-е-ем!

Через три дня встретили ещё один ордынский пост. На высоком берегу располагался целый город с крепостными стенами, с высокой мечетью и даже с православной церковью. Увидев знакомый до боли шеломчик, увенчанный крестом, все дружно начали креститься, все вспомнили родной дом, и у всех снова сжались тревогой сердца: доведётся ли вернуться?

Ордынская стража пересекла в большом ушкуе ход каравана и причалилась борт о борт с головной лодией. Семён через толмача объяснил, откуда, куда и зачем движется караван. Не поскупился на серебряные дирхемы, а Алексей Босоволоков по его слову перекатил беременную бочку пива. Спросил, указывая на украшенный изображением медведя нос ушкуя:

— У вас, знать, добрые мастера есть?

— Есть, уруситы из Новгорода. Вон и воду вёслами мешают тоже урусы, рабы.

— Для них, для рабов, выходит, церковь-то?

— Для них. И для мастеровитых уруситов, для купцов тоже. Вон, смотрите, и поп ваш вышел с крестом на берег. Причаливайте, в баню нашу и в вашу церковь сходите.

Семён прикинул, что за остановку придётся дорого заплатить. Велел Босоволокову перекинуть стражникам по две лисьих шкуры и отказался:

— Торопимся мы на царский суд, хан Узбек гонца прислал.

Татары не настаивали, но и отходить не торопились. Семён ещё раз раскошелился — сыпанул всем троим без счету по горстке медных денег. Самый старший татарин потёр пальцами дирхем, даже, кажется, лизнул его — не подложный ли? Затем выхватил свою однолезную кривую саблю, махнул ею, указывая путь, и с лязгом бросил обратно в ножны.

Оттолкнули руками и вёслами ушкуй, вышли на стрежень.

— Всё! — облегчённо вздохнул Семён. — Проскочили Укек, больше не будет на пути нашем татарских ушкуйников [58] ...больше не будет татарских ушкуйников ... — Первоначально ушкуйниками (от древнерусского «ушкуй» — судно с вёслами) называли в Новгородской земле членов вооружённых дружин, которых набирали бояре для захвата колоний на севере и для торгово-разбойничьих экспедиций на Волгу. Затем этим словом стали обозначать разбойников вообще, речных пиратов. , только уж в самом Сарае. Через седмицу прибудем туда.

Слышавшие его слова княжичи, бояре и слуги задумчиво молчали, об одном думали: хорошо, конечно, что больше не платить поборов алчным стражникам, но через седмицу кабы уж всего не лишиться, вплоть до головы. Уж лучше бы подольше плыть...

Но скоро, однако, все мечтать стали о том, чтобы побыстрее закончить плавание. Ведь говорится же бывалыми людьми: «Не загадывай в год, а загадывай в рот».

Поначалу, поймав попутный ветер, пошли очень свежо, во весь парус. И Волга тут была прямой, с плоскими, словно по плотницкому правилу сглаженными берегами — ни холмика, ни деревца. Учёный поп Акинф сказал, что теперь река называется Итиль, по-татарски, русская Волга кончилась. Вот те на!..

Дошли до первого поворота, и захлопотали, заполоскались паруса — ветер подул сбоку. А скоро Волга и вовсе изогнулась так, что воздушный поток стал супротивным. Осначие и парусники на всех судах забегали, засуетились, послышались громкие крики:

— Отдай отпускную!

— Становую ослабь!

— Дрок, подъёмну сверни!

Не все, однако, успели вовремя убрать паруса. Осначий на второй лодии лишь отопил рею, запутавшись становыми верёвками за нижний её конец, ветер надул скособочившийся парус и поволок лодию боком встречь течению. Следом шедшие суда не успели отвернуться, гребцы поторопились убрать весла, чтобы не поломало их, и все одиннадцать лодий, потеряв управление, сбились в кучу. Заметив это, кормчий первого насада, в котором были княжичи, поспешил на выручку, развернулся против течения.