Ольга Гладышева - Крест. Иван II Красный. Том 2

Ахам и охам простодушных русичей конца не было. Некоторые смелые боярыни захотели узнать, как уряжена была Тайдула. Учёный Акинф сказал, что был на ней шёлк, как розовый дым, а ничего другого разъяснить не сумел, ибо не вник. В каком же виде появилась Тайдула первый раз из шатра, это умный поп вообще опустил. Не говоря уж о приходе к Алексию Вельяминовых. Великая княгиня смотрела на Акинфа с немым вопросом, и поп этот вопрос понимал, но ничего не спросила, к себе не вызывала. Иван Иванович, казалось, просто забыл про свою родню. Был он рассеян, погружен в себя и никакого усердия ни к чему не выказывал.

Наступило жестокое зазимье с ледяными ветрами, снег испятнал огороды и крыши, грязь на дорогах затвердела — любимое время набегов татарских. По распоряжению митрополита в сарайскую епархию был поставлен новый епископ, а владыка Афанасий возвращён в Москву. Несмотря на проделанный долгий путь, был Афанасий светел и радостен по-детски, а на расспросы, чему радуется, ответствовал:

— Не терплю старца ропочуща, гордящася, скорбяща.

Оно, конечно, так. Все понимали: из Орды на родину вырваться — это ли не радость?

Прежде всех митрополиту доложил епископ, что в Сарае замятия доспела велика. Алексий переменился в лице:

— Значит, кончилась сильная ханская власть. К добру аль к худу для нас?

— Как ты отбыл, святейший, пошёл Джанибек в Азербайджан, город Тавриз воевать. Завоевал и захватил. Жители Тавриза изготовили ему шатёр, подобно которому прежде не делалось: снаружи покрыт парчовым атласом, а внутри подбит соболем и бобром.

— Опусти про шатёр, — нетерпеливо перебил митрополит.

— Да я только для разгону, — спешно повинился Афанасий. — И пошёл Джанибек уже Обратно, да по Дороге ему привидение было, отчего он разболелся и, сказывают, даже взбесился. И послал скорее за сыном. А Бердибек пришёл и удавил его.

— Как? — вырвалось у Алексия.

— Да салом.

— Что значит салом?

— Н-ну, толкают в глотку, пока не задохнётся. Дело обыкновенное. Так степняки-кочевники стариков своих умерщвляют, которых уже не под силу таскать за собой.

— О Господи! — Оба перекрестились. — Ну, иди к Прокоше с Мелентием, пускай запишут.

Такое важное известие следовало немедля до великого князя довести. Только митрополит к нему собрался, а тот сам встречь:

— Татары к нам, святитель!

— Не может быть! У них Джанибека убили.

— Знаю. И Бердибек на царстве. А в Рязани Маматхожа с лучниками и меня к себе требует. Наши границы с Олегом Рязанским он утрясать собрался.

Хоть и владел собой Иван Иванович, голос у него всё же подрагивал, и взгляд был особенно пристальный, льдистый. Промеж бровей сошлась первая морщинка.

— Это их навели, — сказал митрополит. — Кто же навёл-то? Олег призвал? Молод он да резов, аки неук. — А сам уже знал кто. Но говорить великому князю не стал. — И что же ты ответил царевичу?

— Сказал, что не будет ответа. Не поеду. Не хочу. Кто он такой, чтоб меня к себе выкликать?

— Может, оно и верно, — задумчиво молвил владыка, соображая что-то про себя.

— На каждый чих из Орды бежать здоровкаться? — приободрился Иван Иванович. — Пошлю дружину на Оку, чтоб стояли крепко и никого на землю Московскую не пускали.

— Озабочен я, князь. Ведь опять за ярлыком надо.

— Да, чай, у нас там Тайдула есть, тобой исцелённая. Поддержит нас.

Нас?.. Значит, опять в Сарай? Не миновать. Столько было в словах Ивана заносчивой беспечности, что митрополит лишь вздохнул.

От Бердибека — великому хану Золотой Орды Джанибеку:

«Получено нами письмо с известием об успехах, которые даровал Аллах ради правдивости твоей, счастья и благочестия. Да сохранит Аллах твоё величие, что завоевал ты Тавриз, убил стражей, превратил в пустыню нивы и пастбища, стёр все следы жителей, так что заставил их в конце концов смириться, искать мира, дать заложников, выдать сокровища. Восхваляю Аллаха за милость его, за добычу, какую подарил он за тебя. Считаю великой честью, оказанной тебе Аллахом, блистательный поход, который ты совершил. Мы привыкли, что ты бьёшь злодея, пока не исправится, а упрямца, пока он не станет кротким. Мы приучены, что Аллах тебе помогает, даёт тебе счастье и удачный исход. Только пришла весть о твоём великом подвиге, а я уже поджидаю следующей. Молю Аллаха даровать знамени твоему победу над многими врагами. Я наслаждаюсь подле тебя и тоскую, когда ты уходишь. Если бы ты только знал мою тоску!»

Тоску сыновнюю Джанибек узнать не успел.

«Если бы ты только знал мою тоску, то ты горделиво вознёсся бы над людьми, обитатели всей земли ничего для тебя не значили бы, ты презрительно взирал бы на них только самыми краешками глаз и говорил бы с ними лишь краешками уст».

Это почтительное письмо вынули из окоченевшей руки хана, когда привезли его тело в Сарай. Он был убит заговорщиками ночью во время привала, едва распечатав послание Бердибека... С трупом прибыли четыреста верблюдов, нагруженных драгоценностями.

Когда потрясётся земля, когда извергнет бремена свои, и человек скажет: что это с нею? В тот день она расскажет сбывшееся с ней, потому что Господь Твой откроет это ей. В тот день люди рассеянными толпами пойдут, чтобы увидеть дела свои. Тогда и тот, кто сделал зла весом на одну пылинку, увидит его, — так гласит сура Землетрясения.

Для очищения пространства и освежения воздуха Бердибек велел казнить ещё двенадцать братьев-царевичей. Сунулся было во дворец вернувшийся из Рязани Мамат-хожа, заметался, хотел бежать — догнали и заодно уж...

Бояре Вельяминовы трепетали, с подворья глаз не казали и ожидали приезда Ивана Ивановича за ярлыком, как избавления. К счастью, связи их с Мамат-хожей пока не обнаружились, не до того было татарам.

Князь великий московский и прибывший с ним митрополит встречены были любезно, но, впрочем, с некоторой холодностью. Тайдула сказала, что с достоинством, подобающим царице, перенесёт выпавшие на её долю испытания и по завету русского владыки зла ни на кого не держит и не гневается нимало. А Джанибек? Что ж, такова его судьба, он сейчас наслаждается с гуриями.

Алексий не нашёлся даже, что и ответить на этакие признания, только поскрипел остатками искрошенных зубов. Но никто не слыхал. А после получения ярлыка снял с пальца дарёное кольцо и спрятал. Но никто не заметил.

Вельяминовы явились к Ивану Ивановичу с таким видом, будто в Орду прогуляться приехали. Великий князь принял их с таким видом, будто так и думает. Сказал, что супруга его скучает о родне и без тысяцкого на Москве управляться трудно. Василий Васильевич, несколько похудевший от переживаний, порозовел, как девица перед сватами, и опустил глаза долу. Возвращаться решили вместе, пока реки не вскрылись. Начали уж готовить каптаны — повозки на санных полозьях, как вдруг как на смех, на грех в самое то время нагрянул в Сарай, перемежая жалобы с бранью, Всеволод Холмский. Добирался он долго, через Литву, потому как Иван Иванович его через свои земли не пропустил. Ничего не зная, ничего не разведав, кинулся искать управу на дядю своего Василия Кашинского, вместо даров имел только нетерпение и брюзжание, чем очень раздражил Тайдулу, а Бердибек был раздражён всегда, с самого детства, имея за то прозвание бешеного. Неудачник Всеволод с лицом опухлым и обвисшим у всех вызывал какое-то недоброжелательное недоумение и тут же был выдан посланцам Василия Кашинского, и было Всеволоду от дяди томление великое, тако же и боярам его, и слугам, продажа и грабление на них, и чёрным людям продажа велика. От такой несправедливости епископ тверской даже хотел уйти из епархии, но митрополит Алексий поучал его, чтоб терпел, и в утешение дал серебреца из собственной казны, чтоб заказать двери медные храмовые.