Вадим Полуян - Юрий Звенигородский

Юрий замер, потом устремился к терему, на женскую половину. Его не пустили сенные девки:

— Поди, поди. Не до тебя.

Бросился в покои отца, соображая на бегу: вот почему всем семейством вчера вечеряли, а ныне утренничали без матери. На вопрос о ее здоровье отец ответил: «Вся надежда на Бога!» Юрий молитву на сон грядущий завершил просьбой: «Господи, помоги!» Теперь душа рвалась успокоиться в объятьях родителя.

Он знал: нынче должен быть пир в честь новорожденного. Когда явилась на свет сестрица Мария, Юрий смутно, но точно помнил: был лир. А два года назад при рождении Анастасии тоже был пир, да еще говорят, «на весь мир». Однако отчего же сейчас нет радостной суеты во дворце? Впрочем, суета есть, но какая-то неприятно тягостная.

Не по-праздничному понуро сновала челядь по переходам. В столовой палате расставляли посуду. И она, казалось, не звенела, а звякала. Еще неприятность: шипящее по-змеиному слово, многажды слышанное, повсюду стало донимать княжича:

«Тохтамыш»!

— Что за Тохтамыш? — спросил встреченного случайно Осея.

Дядька старшего братца явно спешил.

— Не прилично ты, княжич Юрий, бегаешь по дворцу. Ступай в свою ложню.

— Ответь, тогда удалюсь, — подбоченился маленький упрямец.

— Добро, — остановился Осей. — Как помнишь, Мамай был нами разбит и бежал на юг. Там-то, на реке Калке, встретил его новый ордынский царь, объявивший себя потомком Батыя. Это и есть Тохтамыш. В борьбе с ним Мамай погиб. А его победитель решил по-старому владеть нами, как хан Узбек. Послал на Москву царевича Акхозю требовать прежней дани. Да не для того мы на Куликовом поле пролили кровь. Великий князь еще в Нижнем остановил посланца: неручается, дескать, за его безопасность. Вот хан и затаил злобу. Вчера к нам прибыли сурожские [9] Сурож — современный г. Судак. купцы — Василий Капица, Сидор Олферьев, Кузьма Ховря… Да ты их не знаешь. Главное, что они донесли: новый завоеватель скрытно движется на Русь с превеликой ратью. Олег Рязанский уже поддался ему, указывает на Оке безопасные броды.

Юрий затрепетал:

— Опять битва?

Осей круто повернул его к лестнице, ведущей в детские покои:

— Это решать большим. Да и ты на свете уже девятый годок. Так что мужайся и жди распоряжений родительских.

Юрий, взошед на несколько ступенек, остановился. Когда же стихли шаги Осея, спустился и сызнова устремился по переходу. Теперь он бежал к Передней, откуда явственно слышались голоса. Дубовая дверь крепко затворена. Слов не разобрать. Но вот она распахнулась, и княжич увидел крупного, широкоплечего отца. Черная борода всклокочена, взор горит гневом. Великий князь остановился на миг, обернулся, прокричал:

— Как хотите. Я тотчас еду в Переяславль, Кострому. Там соберу новые полки. Вы же сиднями ждите в каменной крепости.

Следом вышел дядюшка Владимир Андреевич с решительной речью:

— Отправлюсь немедля к Волоку Ламскому. Чаю там найти силу.

Княжич не успел отойти. Отец с дядей наткнулись на него.

— Ты что тут делаешь, постреленок? — склонил длинные усы Владимир Андреевич.

— Юря, поди к себе, — велел отец. И прибавил: — Мамка уже не справляется с тобой, пора искать дядьку. — Потом громко позвал: — Василий!

Из Передней, к удивлению младшего, вышел старший брат Васенька. Стало быть, ему, как престолонаследнику, уже на двенадцатом году можно присутствовать при соборованиях великого князя с боярами. Юрий постарался принять независимый вид. Он ведь тоже теперь не младыш. Дмитрий Иванович торопливо молвил:

— Возьми Юрю пока к себе. Займи и не отпускай. Под вечер соберемся у матери. После крестин скажу, как нам дальше быть.

Первый великокняжеский сын крепко взял руку второго, повел к себе.

— Вот что, Гюргий, — назвал он брата по своему обычаю: не то Юрий, не то Георгий. — Пришел час показать: мы уже не дети!

Крутая черная лестница кончалась перед дверью, где обитал Василий. У него все упорядочено и прибрано, не то что в Юрьевой ложне. Бывая здесь, отдыхаешь душой: и постель кажется мягче, и окошко будто больше впускает света. Однако брат не позволил гостю плюхнуться на ложе, предложил лавку.

— Миновали два года покоя после побоища на Дону, — начал он речь. — Надо заново отражать врага.

— Поня-а-атно, — протянул Юрий, усевшись. — Вижу, татуньку это привело в большую кручину.

— Не только это, — возразил брат. — Его смутило иное.

Юрий удивился:

— Што?

Василий покривил губы:

— Неодиначество князей и бояр.

Удивленный братний взгляд заставил высказаться яснее:

— Государь, наш отец, не затрепетал перед новым побоищем. Младшие бояре и воеводы изъявили готовность идти за ним. Старших же испугал новый вихрь истребления. Они закричали: «Земля наша обезлюдела, обеднела! Все худо, все нище, все сиротинно». Испуганные готовы на то, чтоб ордынский царь снова над нами взял волю. Дмитрий Суздальский и Нижегородский, наш дед по матери, послал сыновей, наших дядей, Василия и Семена, заложниками в Орду. Олег Рязанский изменил. Михаил Тверской притих, выжидая, куда ветер подует.

— Я думал, суздальский дедушка храбрее и тамошние наши дядья отчаяннее, — грустно промолвил Юрий.

— Я наблюдал все споры, — сказал Василий, — храбрость видел только у татуньки. Виноват, рядом с ним — дядюшка, Владимир Андреич, — единая душа в двух телах…

Долго длилась дружеская беседа подрастающих великокняжеских сыновей, почти до сумерек. Покуда дядька Осей не повел в Крестовую. Там их младшего братца трижды погрузил в купель игумен Симонова монастыря Феодор, племянник подвижника старца Сергия. Он нарек имя крещаемому — Андрей. Юрий увидел мать, поддерживаемую под руки ближайшими боярынями, теткой Анной и Еленой Ольгердовной. Анна и ее муж Боброк стали восприемниками нового христианина. Потом передали младенца с рук на руки Домникее к вящему удивлению ее восьмилетнего подопечного. Ужели с этого часа красуля больше ему не мамка? Сразу вспомнились отцовы слова: «Не справляется она с тобой». Кто же будет оттирать ему руки греческим мылом над глиняной головой барана, изливающего носом теплую воду?

После крестин все семейство вместе с его главой собралось на женской половине в переднем покое Евдокии Дмитриевны.

— Разве, государь мой, кинешь нас здесь одних? — подала слабый голос великая княгиня, когда все сели.

Дмитрий Иванович насупился и заговорил встречно:

— Не кину, оставлю в надежной крепости. И не одних, а с митрополитом и старшим боярством. Нынешние кремлевские стены — не чета прежним. Помнишь, четырнадцать лет назад стоял под ними Ольгерд Литовский? Тогда еще не был он твоим тестем, а, Владимир Андреевич? — обратился к двоюродному брату великий князь.