Александр Антонов - Монарх от Бога

- Вот-вот. «Я, - говорит, - всех обгоню. Моему жеребцу нет равных».

Не рассмотрел я как следует жеребца-то, съязвил Василию: «Разве что к хвосту последней кобылы привязать».

- Напрасно ты его, Афиноген, поджёг. Как он взъярился! Вскочил на коня без седла и по конному двору помчался. Кричит: «Я самому епарху покажусь!» А я глянул на коня-то и удивился. Видом-то неказистый, горбоносый, шея длинная, тонкая. Да поджарый, как гончий пёс. И норов, словно пар из ноздрей вырывается.

- Так ведь велел епарх Амвросий взять Василия в наездники: дескать, пусть перед кобылицами красуется. А он им всем потом свой зад показывал, как на скачки пустили…

Слушая Афиногена и Дорофея, Елена и Константин то улыбались, то смеялись. И было отчего: высвечивался перед ними лихой крестьянский парень. Умён, красив, отчаянно смел. Сказать нельзя, что нет у него силы покорить окружающих. И по рассказу дедов выходило, что через полгода службы на гипподроме, наблюдая за господами, сам все повадки перенял, в городское платье оделся, неузнаваем стал увалень деревенский.

- Щёголем заделался, - засмеялся Афиноген. - С той поры горожане и горожанки толпами стекались на гипподром: одни на его скачки полюбоваться, другие - наездником Василием… Тут-то по осени и приехал в Адрианополь на скачки сам божественный император Михаил [26] [26] Михаил III (798-867) - византийский император, правил под руководством матери Феодоры и ее брата Варды; по версии был убит клевретами Василия I Македонянина. .

- Ох, и любитель был до скачек гулёна Михаил, - снова вмешался Дорофей. - Ему столы с яствами и вином на гипподроме накрывали. Любил повеселиться. Он шёл вначале на конный двор и лошадей, приготовленных к скачкам, осматривал. Там, как я помню, и заметил Василия-наездника.

- Ты того не видел, Дорофей, как император повёл Василия к себе за стол, не слышал, как сказал ему: «Победишь сегодня в скачках, быть тебе наездником в императорских конюшнях». - «Рад такой чести, постараюсь, Божественный», - ответил Василий. «Так выпей за удачу», - велел император. «Ан нет, перед скачками даже лошадям пить вредно», - ответил Василий.

- И победил. Да как! - перебил Дорофей. - На три корпуса обошёл лучшего арабского скакуна македонский жеребец Василия. Вот чудеса-то когда наступили!

- Выходит, что увёз император моего деда в Константинополь? - спросил Багрянородный.

Посерьёзнели деды, и Афиноген весомо сказал:

- На роду у него было написано так. Знамение видели над его домом сельчане: сидел Василий Македонянин на царском троне и корона сверкала на его голове. А увезти-то увёз Василия император Михаил - так ведь себе на поруху. Василий-то в Константинополе небо всем затмил своими подвигами.

Как понял Константин, старцы поведали ему все, что знали о его деде, что накопилось в воображении. Но Багрянородному показалось, что жизнь Василия превращена ими в миф, притом в героический. Они обоготворили своего героя и придумали многое из того, чего не было на самом деле. Но Багрянородный всё простил им, всё принял к сердцу. Лишь значительно позже он узнал, что тот период жизни Василия Македонянина был совсем иным - суровым и подчас жестоким. Тем не менее в своём сердце Багрянородный сохранил рассказ старцев Афиногена и Дорофея таким, каким его записали скорописцы. Но Багрянородный ещё раз понял, что ему необходимо увидеть самому, в какой обстановке жил его дед. Он должен побывать в селении, где вырос дед, в конюшнях, где тот работал, на гипподроме, где участвовал в скачках. Он должен уловить запахи всего того, что окружало деда Василия.

Проводив старцев на отдых, Багрянородный и Елена ещё долго сидели за столом, пересказывая всё услышанное, и картины прошлого деда Василия становились сочнее.

Но минувший день остался в памяти Елены и Константина не только приятной беседой со старцами Афиногеном и Дорофеем. Как ни хотели они не вспоминать неприятное, но громовый крик какого-то недруга Багрянородного: «Даёшь императора Лакапина!» - напоминал им о себе. Супруги вспомнили об этом крике в одно мгновение, независимо друг от друга. Эти три слова высветились перед ними в первые же минуты молчания, и возникла необходимость поговорить об этом, сделать какие-то выводы. Почему это вдруг кому-то захотелось увидеть на троне Лакапина? И чем византийцам неугоден он, Багрянородный?

В шестнадцать лет пылкое воображение видит в пламени свечи вселенский пожар. Но блистающий умом Багрянородный сумел отмести в сторону всякую горячность и подумать здраво о том, как совместить крик одинокого глашатая с реальной жизнью империи. Багрянородный и Лакапин - кто они для державы? Первый - Богом данный император. Он получил от отца трон в наследство. Это высшее законное право быть главой империи. «Ты вознесён на трон Богом. Подданные принимают тебя по Божьему велению». А второй - Лакапин?

Отец сидящей с ним рядом супруги Елены. Ещё хороший человек, умелый полководец, честный, не алчный. Но всего этого мало, чтобы быть императором. Человеку, стремящемуся захватить трон силой, таких положительных сторон характера даже не нужно. Зачем добродетели деспоту или диктатору? Но Лакапин под это мерку не подходил. Константин вспоминал о Лакапине другое. Он вознесён на пьедестал великого доместика не случайно. Он был блестящим адмиралом флота. Он командовал армиями и всюду показывал себя с лучшей стороны. Он любим воинами, может быть, народом. А почему бы не любить человека, который принёс мир в державу, предотвратив войну с Болгарией? А какие они разные люди. Багрянородный и Лакапин! Первый рвался в Адрианополь, чтобы удовлетворить честолюбие, написать миф о деде Василии. Второй же помчался туда, чтобы предотвратить пожар войны и сделать это даже, может быть, ценой своей жизни. И получалось, что законный наследник трона во всём проигрывал Лакапину, подспудно вынашивающему мечту о троне, претенденту на него.

«И как же теперь быть? - зашёл в тупик Багрянородный. - Кого спросить, с кем посоветоваться?» И Константин посмотрел на Елену молящим взглядом.

- Как ты на всё это смотришь, пресветлая? Кому из нас двоих - мне или Лакапину - быть императором? Может быть, и впрямь уступить место твоему отцу, ибо он достойнее меня?

- Не гневи Бога, Багрянородный. Не думаю, чтобы великий доместик счёл себя выше, чем он есть. Конечно, быть кесарем из ста вельмож разве что один откажется, убогий умом и честолюбием. Ты спроси великого доместика сам, погляди в глаза. Ты проницателен и увидишь в них всю правду.

- Утром мы так и поступим. Мы поговорим с глазу на глаз. Знай, моя пресветлая, что я о себе думаю. Мне никогда не быть государственным мужем. Меня влечёт история, сочинительство. И я молю Бога об одном - о том, чтобы твой батюшка был честным и добросовестным соправителем. Я готов поделить с ним трон. И ты меня не суди за подобную уступчивость. Вот проживём с тобой жизнь, и ты узнаешь, какой я на самом деле.