Виктория Холт - Исповедь королевы

Все актеры, сыгравшие свои роли в деле с бриллиантовым ожерельем, были заключены в Бастилию, за исключением графа де ла Мотт, сбежавшего в Лондон и прихватившего с собой то, что осталось от ожерелья. Весь двор и вся страна находились в лихорадочном нетерпении и ожидании.

Каждый день улицы Парижа заполнялись возбужденными толпами. Никто не говорил ни о чем другом, кроме как об идущем судебном разбирательстве. Кардинал совершенно изменился. В Бастилии его поместили в изысканные апартаменты, весьма отличавшиеся от тех, которые использовались для обычных заключенных. Он взял туда с собой троих слуг, чтобы они обслуживали его. За свое жилище он платил сто двадцать ливров в день. Ему разрешалось принимать визиты членов своей семьи, своих секретарей и, разумеется, своего адвоката, вместе с которым он готовился к защите. Подъемный мост в Бастилии приходилось весь день держать опущенным, так много посетителей приезжало туда. Кардинал даже дал в своих комнатах банкет, на котором подавали шампанское. Он продолжал управлять делами, как того требовало его положение, словно Бастилия была еще одним из его дворцов, который он вынужден был временно занимать ради собственного удобства. Он ежедневно делал моцион в саду начальника тюрьмы или прохаживался по площадкам башен.

Пользуясь поддержкой своего влиятельного семейства, он становился все более самоуверенным. Когда он узнал, что Луи назначил Бретея в качестве одного из дознавателей по его делу, он немедленно заявил протест на том основании, что Бретей был его врагом. Луи в своем стремлении к справедливости тотчас же согласился сделать замену и назначил вместо Бретея Верженна, министра иностранных дел. Он также приказал, чтобы вместо помощника Бретея Верженну помогал маршал де Кастри, министр морского флота.

Мадам де ла Мотт также готовила свою защиту, правда, в менее комфортабельных помещениях Бастилии. Ее плодовитое воображение могло бы во время судебного разбирательства изобрести самую фантастическую историю. Но, когда были арестованы Рето и баронесса д’Олива, ей, должно быть, стало не по себе. Мадам де ла Мотт предупреждала баронессу д’Олива, что ту могут арестовать — Жанна была весьма заинтересована в том, чтобы девушка не смогла рассказать о сцене, происшедшей в роще Венеры. Олива пыталась бежать вместе со своим любовником, Туссеном де Боссиром, однако в Брюсселе они были арестованы. Рето де Виллетт был схвачен в Женеве, и эти двое вместе с графом и графиней Калиостро также находились в Бастилии. Дело считалось чрезвычайно важным, поэтому прилагались величайшие усилия, чтобы доставить графа де ла Мотт обратно во Францию. Англия не признавала требование выдачи преступников и ничего не делала, чтобы помочь, так что граф оказался умнее, чем его сообщники, бежав именно в эту страну. Было установлено, что его приблизительное местонахождение располагается в районе границы между Англией и Шотландией. В результате хитроумного плана в Ньюкастл-он-Тайн был послан корабль. Там хозяина и хозяйку, у которых жил граф де ла Мотт, попросили подмешать в его вино наркотики, чтобы того можно было связать, положить в мешок, отнести на борт корабля и доставить во Францию. Но граф оказался умнее, вовремя раскрыл готовящийся против него заговор и сбежал.

Когда заговорщики были арестованы, улицы заполнились невероятными слухами. Кардинала называли величайшим подлецом, которого когда-либо знала Франция. Повсюду распространялись истории об оргиях, которые происходили у него в Саверне. Каждую женщину, чьи имя упоминалось в новостях, называли его любовницей.

Париж был против кардинала, а двор — против меня. Я внезапно поняла это по тем взглядом, которые бросали в мою сторону, и по той печали, которую испытывали мои друзья, такие, как моя дорогая мадам Кампан и Элизабет. Габриелла была в нерешительности. Она находилась под влиянием своей семьи, а кардинал принадлежал к одной из величайших династий Франции. Вот в чем была суть дела. Кардинала арестовали публично, а это было оскорблением, нанесенным знати.

Постепенно мне становилось ясно, как сильно меня ненавидят те, что находятся в моем окружении, и я стала сомневаться в искренности этих людей, которые всегда выказывали мне такое почтение и, как я полагала, любовь.

Потом неожиданно общественное мнение изменилось — казалось бы, без всякой причины. Но я полагаю, что без причины ничто не происходит. Народ Парижа, так быстро почувствовавший поворот событий, теперь проявлял преданность кардиналу. Он уже больше не был законченным негодяем. Он был героем, которого оклеветали. Но, разумеется, в этой истории все же должен был быть злодей — или, возможно, злодейка. Графиня де ла Мотт? Да, она была слишком сильно замешана во всем этом, но эта история не была бы столь интригующей, если бы на ее заднем плане, как предполагалось, не вырисовывалась еще одна зловещая и мрачная фигура. И этой фигурой была королева.

Люди говорили шепотом, что, если бы не королева, ничего такого не случилось бы.

Ежедневно публиковались отчеты об этом деле. Один издатель выпускал ежедневный отчет о событиях, и люди не могли дождаться, когда его листки выйдут из печати. Кардинал снова стал Прекрасным Преосвященством — таким горделивым, таким красивым! В моду вошли красно-желтые ленты. Этот цвет называли «Cardinal sur la paille» [114] Кардинал на соломе (фр.). . О кардинале рассказывали истории. Его распутство теперь называли галантностью. Когда его арестовывали, он якобы притворился, будто застегивает башмак, а сам в это время нацарапал записку своему наперснику аббату Жоржелю. В ней он просил его уничтожить некоторые бумаги, находившиеся в его парижском особняке, которые имели отношение к делу об ожерелье. Аббат выполнил его распоряжение, уничтожив множество ценных улик. Теперь все обсуждали это и, вместо того чтобы признать, что кардинал поступил таким образом, чтобы избежать собственного уличения, все дело истолковывали так, будто бы он не желал, чтобы в этом деле было замешано одно известное лицо.