Виктория Холт - Исповедь королевы

Празднества продолжались. Когда я выезжала на улицы Парижа, народ приветствовал меня.

Я думала, что моя прежняя глупость и неосмотрительность забыты. Ведь я дала этой стране то, чего она желала: наследника трона, маленького дофина.

Оглядываясь в прошлое, я думаю, что в то время достигла вершины своей удовлетворенности жизнью. Король разделял мои чувства. Почти в каждый произнесенной им фразе присутствовали слова «мой сын» или «дофин». Все слуги обожали его. Люди ждали часами, чтобы хоть мельком увидеть новорожденного. Это был чудесный малыш, прекрасный и радостный ребенок. Он стал центром нашей жизни. Луи ходил вокруг него, подавая всем руку, и жадно прислушивался к тому, что говорили люди — о дофине, разумеется.

Каждый раз, когда кто-нибудь упоминал о нем, на его глазах выступали слезы. Поэтому, как нетрудно себе представить, он был постоянно в слезах. Элизабет сказала мне, что при крещении — а она была его крестной матерью — король глаз не мог оторвать от ребенка.

Мадам Грудь стала в нашей жизни важной персоной. Это имя очень подходило к ней. У нее была огромная грудь, и доктора признавали, что ее молоко было превосходным. Она была женой одного из наших садовников и относилась к дофину как к собственному ребенку. Поскольку он был самой важной персоной во Дворце, она занимала второе место после него. Она орала, как гренадер, и часто ругалась, но ее невозмутимость была просто замечательна. Ни мое присутствие, ни присутствие короля ничуть не смущали ее. Она, бывало, говорила: «Не трогайте его сейчас! Я только что отняла его от груди и не хочу, чтобы его беспокоили!» Это забавляло и смешило нас. Мы были очень довольны, потому что знали, как она заботится о нашем малыше. Она принимала одежду, и кружева, и изящное белье, которые мы давали ей, пожимая плечами, но наотрез отказывалась пользоваться румянами или пудрить волосы, утверждая, что не одобряет все это и не понимает, какую пользу подобная ерунда может принести ее малышу.

Многие годы спустя Элизабет показала мне письмо, которое она в то время получила от своей подруги, мадам де Бомбель. Это так живо напомнило мне о тех днях, что обе мы плакали над этим листком бумаги.

«Сегодня утром, я увидела нашего маленького дофина. Он чувствует себя очень хорошо и мил, как ангелочек. Народ по-прежнему в восторге. На улицах можно встретить только играющих на скрипках, поющих и танцующих людей. Мне все это кажется очень трогательным. В самом деле, я не знаю другой такой добродушной нации, как наша».

О да, тогда они были счастливы и довольны нами. Но почему все это не могло продолжаться и дальше?

Оглядываясь назад, на последние годы, я пытаюсь понять, как можно было предотвратить эту ужасную трагедию. Ведь должен же был быть какой-то способ остановить ее!

С тех пор как я стала королевой, меня периодически посещали два очень искусных придворных ювелира, Бёмер и Бассенж. Мадам Дюбарри восхищалась их работой. Возможно, поэтому они изготовили одно изумительное ожерелье, которое надеялись продать ей. Они собрали самые прекрасные камни в Европе, вложив в этот проект весь свой капитал. К их несчастью, Людовик XV умер прежде, чем они смогли предложить мадам Дюбарри свое ожерелье, а после его смерти, конечно, не было никакой надежды, что она сможет приобрести его.

Отчаянное положение, в котором они оказались, заставило их, естественно, в первую очередь обратиться ко мне. Когда они показали мне ожерелье, я была поражена видом этих великолепных камней, хотя втайне считала украшение немного вульгарным. Оно скорее походило на ошейник раба и не было таким соблазнительным, каким задумали его ювелиры. Кроме того, возможно, мысль о том, что оно делалось в расчете на мадам Дюбарри, также не прибавляла ему привлекательности в моих глазах.

Ювелиры были поражены и напуганы моей реакцией. Зная о моей страсти к бриллиантам, они думали, что я буду очарована ожерельем и найду необходимые средства, чтобы приобрести его.

Они показали ожерелье королю, а он позвал меня, чтобы я взглянула на него.

— Тебе оно нравится? — спросил меня муж.

В тот момент я испытывала раскаяние, потому что матушка всегда строго отчитывала меня за мою расточительность. Я сказала, что, по моему мнению, сейчас мы больше нуждаемся в кораблях, чем в бриллиантовом ожерелье.

Король согласился со мной, но это удивило его так же, как ювелиров. Они стали упрашивать нас, ибо им было необходимо продать его, чтобы вернуть вложенные в него капиталы. Но я демонстрировала непоколебимость, так как не хотела увеличивать свои расходы и вызывать тем самым гнев матушки (ведь она бы обязательно узнала о таком приобретении). И все это ради того, чтобы приобрести вещь, которая мне к тому же не особенно нравилась.

Король заявил, что, если я желаю приобрести это ожерелье, он использует свой секретный денежный резерв и отдаст все, что имеет, лишь бы угодить мне.

Я засмеялась и поблагодарила его, сказав, что он очень добр ко мне, но у меня уже есть достаточно много бриллиантов. Платить миллион шестьсот тысяч франков за украшение, которое я буду надевать не чаще пяти раз в году, — это просто смешно!

Я совершенно забыла об этом ожерелье. Прошло несколько лет. Как-то раз, когда я была с моей маленькой дочкой, пришел Бёмер и спросил разрешения увидеться со мной.

Я решила, что о хочет показать мне какую-нибудь маленькую безделушку. Моей дочери, наверное, будет интересно посмотреть на нее. Поэтому я распорядилась, чтобы его впустили. Как только он вошел, я сразу поняла, что он испытывает серьезные затруднения. Он бросился на колени и разразился слезами.

— Мадам, — воскликнул он, — я буду разорен, если вы не купите мое ожерелье!

— Опять это ожерелье! — закричала я, — Я думала, что мы больше никогда не услышим о нем!

— Я стою на грани разорения, мадам. Если вы не купите мое ожерелье, я брошусь в реку!

Моя дочь придвинулась ближе ко мне и схватилась за мою юбку. Она в ужасе уставилась на этого человека, находившегося в состоянии истерики.

— Встаньте, Бёмер! — сказала я. — Такое поведение мне не нравится. Честным людям не приходится просить на коленях. Я буду огорчена, если вы покончите жизнь самоубийством, но я не в коей мере не буду нести ответственность за вашу смерть. Я не заказывала это ожерелье и всегда говорила вам, что оно мне не нужно. Пожалуйста, не говорите мне о нем снова. Попытайтесь сломать его и продать камни по отдельности, вместо того чтобы грозить, что утопитесь. Мне очень неприятно, что вы устроили такую сцену в моем присутствии и в присутствии моей дочери. Пожалуйста, постарайтесь сделать так, чтобы это больше никогда не повторилось! А теперь идите!

Он ушел. После того случая я стала избегать его. Однако до меня доходили слухи, что он все еще отчаянно пытается продать ожерелье. Я попросила мадам Кампан выяснить, насколько удачными оказались попытки Бёмера, потому что мне было искренне жаль этого человека.