Луис Пинедо - Испанская новелла Золотого века

Хлебнув из сей чаши, дон Маркос совсем света не взвидел: ринулся на свою сеньору с кулаками так, что накладка и зубы полетели, куда придется, к немалой боли (душевной) их владелицы, каковая без них страдала так, словно с нее кожу содрали. Уязвленная этим обстоятельством и оскорбленная тем, что она, столь недавно вышедшая замуж, уже терпит такие обиды, стала она плакать и корить дона Маркоса за то, что он обращается подобным образом с такою женщиною, как она, и из-за чего — из-за даров Фортуны. Фортуна ведь то приносит их, то отнимает, а подобное наказание оказалось бы чрезмерным, даже будь затронута честь. На это дон Маркос ответствовал, что его деньги — это его честь, но проку от сих слов никакого не было, ибо владелец занавесей и ковров все равно забрал свое добро, а с ним и все, что ему причиталось, до последнего реала, причем расплачиваться пришлось дону Маркосу своими кровными: сеньора-то давным-давно забыла, какого деньги цвета, поскольку давным-давно не могла промышлять тем, чем всю жизнь промышляла.

На шум и крик появился хозяин дома, а дом наш идальго почитал своей собственностью, ибо жена сказала ему, что человек этот — постоялец, на год снявший верхнее жилье. Хозяин объявил, что если каждый день придется ему слушать вопли, пускай подыщут себе другой дом и убираются подобру-поздорову, потому как он любитель покоя.

— Как это — убираться? — отвечал дон Маркос. — Сами и убирайтесь — дом-то мой.

— Как это — ваш? — сказал хозяин. — Вас, видно, из сумасшедшего дома выпустили! Убирайтесь же подобру-поздорову, клянусь, кабы не жалел я вас за ваше помешательство, вы у меня в окошко бы вылетели.

Дон Маркос пришел в ярость и набросился бы на него, если бы в дело не вмешались донья Исидора и дон Агустин. Они вывели из заблуждения дона Маркоса и утихомирили домовладельца, пообещав, что завтра же съедут. Что тут мог поделать дон Маркос? Либо смолчать, либо повеситься, ибо ни на что иное у него духу не хватило бы, да к тому же он совсем растерялся и был вне себя. Так что взял он плащ и вышел из дому, а с ним дон Агустин, который по приказу тетушки должен был его урезонить.

В конце концов сыскали они вдвоем пару комнат неподалеку от королевского дворца, поскольку дом вельможи, у коего на службе состоял дон Маркос, также находился по соседству. Оставив задаток, они договорились, что завтра же переедут, и дон Маркос сказал дону Агустину, чтобы тот шел обедать домой один, ибо сам он сейчас не в состоянии видеть эту обманщицу, его тетку. Молодчик так и поступил: вернулся домой, рассказал обо всем донье Исидоре, и они вдвоем договорились о том, как будут переезжать.

Жалкий скаред вернулся и лег спать, полумертвый от голода и с перекошенным лицом, а утром донья Исидора сказала ему, чтоб отправился в новое жилище, дабы принять одежду и белье. Инес же тем временем пойдет за повозкой. Так И было сделано, и едва лишь добрый дурень успел выйти, как предательница донья Исидора, ее племянник и служанка собрали все пожитки, погрузили на повозку и отбыли из Мадрида в Барселону, оставив в доме только то, что не смогли увезти: блюда, миски и прочий хлам.

Дон Маркос прождал почти до полудня и, видя, что те всё не появляются, вернулся в прежний свой дом; никого там не застав, он спросил у одной соседки, не уехала ли его супруга и прочие. Та отвечала, что все давно уехали. Дон Маркос подумал, что они уже, наверное, на новом месте, и поспешил туда, дабы не пришлось им долго ждать. Пришел он потный и усталый и, никого не найдя, чуть не отдал Богу душу, ибо стал опасаться того, что и произошло на самом деле. Не передохнув, помчался он туда, откуда пришел, пинком вышиб запертую дверь, вошел и, увидев, что ничего, кроме жалкого хлама, не осталось, убедился, что сомневаться нечего и несчастье его свершилось. Стал он вопить и метаться по комнатам, колотясь то и дело о стены головою и твердя: «Несчастный я, вот беда так беда, в недобрый час согласился я на злополучную эту женитьбу, за которую расплачиваюсь такой дорогой ценой. Где вы сейчас, лживая сирена и похитительница моего добра и всего, что я скопил за счет самого же себя, чтобы зажить мало-мальски безбедно?»

Так сетовал дон Маркос, присовокупляя и другие причитания, и на вопли его сбежались все обитатели дома, и один из слуг, знавший о происшедшем, сказал, что тут сомневаться нечего: они все выехали из столицы, потому что повозка, на коей отбыли жена дона Маркоса, ее племянник и служанка со всеми пожитками, была из тех, что предназначены для дальней дороги, а не для городских перевозок, и когда он спросил, где нашли они новое жилье, они отвечали, что за пределами Мадрида.

Это добило дона Маркоса; но поскольку надежды придают людям духу и среди бед, решил он обойти все извозчичьи дворы и разузнать, в какую сторону отправилась повозка, на которой увезли его сердце купно с шестью тысячами дукатов. Так он и поступил. Но беглецы наняли повозку не на извозчичьем дворе, а у одного мадридского огородника, им ведь хитрости было не занимать, а потому дон Маркос не смог ничего выведать. Продолжать поиски было делом гиблым, поскольку он не знал, по какой дороге они отправились, и не было у него ни медяка, разве что взять взаймы, а вдобавок висел на нем долг за платье и драгоценности жены, и он не представлял себе, как его заплатить и из каких денег.

Поникший и терзаемый множеством горьких мыслей, повернул дон Маркос к дому своего господина. И вот, когда шел он по Калье-Майор, нежданно-негаданно повстречался с осмотрительной Марселой, да настолько носом к носу, что хоть и попыталась она было прикрыть лицо мантильей, не успела, ибо дон Маркос узнал ее, схватил за руку, забыв о своем достоинстве, и вскричал:

— Попалась, воровка! Теперь отдашь мне все, что украла в ту ночь, когда сбежала из моего дома!

— Ох, сеньор мой, — отвечала Марсела плача, — так я и знала, что мне придется за все держать ответ, знала с той минуты, когда моя сеньора заставила меня пойти на такое. Не спешите меня опозорить, а прежде выслушайте, у меня ведь слава добрая, и я уже просватана, большая будет беда, коли пойдут обо мне худые слухи, тем более что я как есть ни в чем не виновата. Зайдемте в эту подворотню и наберитесь терпения, выслушайте меня, тогда узнаете, у кого ваша цепь и одежда. Я так и думала, что вы будете подозревать меня, и сеньору о том предупредила, но вы — господа, а я — служанка! Горе тому, кто состоит в услужении, в каких трудах зарабатываешь свой кус хлеба!

Дон Маркос, как я уже говорил, большой хитростью не отличался; и вот, поверив слезам Марселы, остановился он вместе с ней в подворотне одного большого дома, и там Марсела рассказала ему, кто такая донья Исидора, каковы ее нравы и обычаи и с каким намерением пошла она за него замуж, а именно с намерением обмануть его, в чем наш бедный идальго успел убедиться на горьком опыте. Рассказала она также, что дон Агустин вовсе не племянник доньи Исидоры, а ее любовник; что он бездомный плут и сожительствует с женщиной таких нравов и таких лет ради сытного стола и праздного житья. Еще она рассказала, что цепь дона Маркоса и его одежду она спрятала по приказу доньи Исидоры, а потом отдала сеньоре вместе с ее платьем и всеми уборами и драгоценностями, и донья Исидора велела ей исчезнуть и скрыться с глаз, чтобы подкрепить успех своей плутни тем, что подозрения падут на горничную.