Виктор Дьяков - В году 1238 от Рождества Христова

Зачерпывая деревянной ложкой куски мяса воевода принялся с удовольствие их жевать, то и дело кося глаза на хлопотавшую у печки старостиху.

– Если сюда татары нагрянут, и ты к ним в полон попадешь, ты здесь самой дорогой добычей будешь, потому как во всей деревне самая гладкая баба. А оне таких очень любят, я то уж их порядки знаю, – хотел вновь высказать нечто вроде комплимента хозяйки воевода, но…

– Ох, господи… да неужто эти нехристи поганые сюда, к нам придут… он напугал ты меня батюшка-воевода! – старостиха в испуге едва не выронила с ухвата чугун с кашей.

– Да не бойся ты… я же шучу… Отобьемся, а там и сам Великий Князь с главными полками подоспеет, вспять погоним поганых, – довольно улыбаясь, успокоил женщину воевода.

– Как же… вон говорили, они сколь городов больших разорили, и зачем им мы распонадобились у нас-то тут и взять нечего, – продолжала испуганно причитать старостиха.

– Ну, нашла кого равнять. Кого они разорили, Рязань? Рязанцы, разве ж то оружники. Ты их не видала, а я видал. Низкие, широкие как пни, все они в мокшанскую да в мещерскую породу, какие с них воины. А моих дружинников видела, все витязи, высоченные, в поясах узкие в плечах широкие. Такой мечом как махнет, разом три поганых головы срубит.

– А как же тогда эти поганые стольный-то град Владимир разорили, раз витязи у князя такие? – выразила недоверия словам воеводы старостиха.

– Потому и разорили, что с главным княжеским войском там не встретились, кабы встретились и от Владимира бы их погнали… Что ты там кашу-то не несешь, давай, хлебово-то твое я уж съел…

В горницу вошел караульный дружинник:

– Дорож Семенович, тут к тебе сотцкий Милован просится.

– Ну, так что, не видишь, полдничаю я? Пусть попозже придет, – недовольно отреагировал воевода, отодвигая одну чашку и принимаясь за кашу.

– Да я ему про то сказывал, а он прям как бык уперся. Говорит, доложи воеводе дело у меня к нему, оно ждать никак не может, – виновато развел руками дружинник.

– А, чтоб его… – в сердцах выругался воевода и тут же опасливо скосил взгляд на иконы. – Ты хозяйка кашу прикрой чем-нибудь, чтобы не остыла. А то с этим сотским, чую, быстрого разговора не выйдет.

Воевода нехотя вышел из-за стола и пошел в сени. Он не хотел, чтобы сотский увидел, как угощается его начальник. Полк-то харчевался весьма скудно. Деревни Мышлица и Боженка хоть были и не маленькими, но бедными и прокормить три тысячи здоровых мужиков просто не могли. Потому каждый день небольшие отряды посылались во все окрестные деревни за провиантом, фуражом и попутно для ведения разведки. Часто эти отряды возвращались с пустыми руками, ибо многие смерды вместе с семьями побросали свои дома и прятались в лесах, туда же угоняли и скотину. От кого прятались? Конечно, в первую очередь от татар, но и своим далеко не всегда были готовы, за здорово живешь отдать теленка, овцу или кур. И разведка тоже пока не дала никаких результатов. Хоть слухи повсюду ходили один невероятнее другого, об татарском «озорстве», но пока, что в округе татарское войско не появлялось. Правда иные смерды утверждали, что видели небольшие группы каких-то нездешних людей в чудной одежде, которые сразу же завидев их, поворачивали коней и быстро пропадали из виду. Так и стоял уже восьмой день полк Дорожа на высоком берегу Сити, занимаясь в основном поиском пропитания.

– Здоров будь воевода! – поздоровался, входя в сени Милован, рослый, худощавый, рыжеволосый, молодой, но уже далеко не юноша. Он снял шапку и взмахнул ею, не то приветствуя воеводу, не то просто стряхивая с нее снег. Тут же движением широких плеч он отряхнул снег с длинного шабура и с сапог, постукивая один о другой.

– И тебе не хворать, – насмешливо-пренебрежительно отозвался Дорож. – Зачем пожаловал, что за дело у тебя такое, которое никак отложить нельзя? Если ты за прокормом для своей сотни пришел, так я тебе уже говорил, нету у меня прокорма, сам охотников отправляй в лес, может дичину какую подстрелят.

– Какая дичина… Здесь на тридцать верст вокруг ни какого зверья не осталось. Да и не за тем я… Разговор у меня к тебе. Вот что я хочу тебе воевода доложить. После того как моя сотня сменилась с дозора, ночами нас почти уже никто и не охраняет. Дозорные с других сотен с холода в избы уходят и там спят. Я сам таковых ловил, сотцким ихним говорил, а те только отмахиваются, де уж больно ночами студено, вот и бегают греться. Так дела не будет воевода. Проспим мы татар, они нас тут всех сонными порежут.

Милован смотрел на Дорожа и хоть более ничего не говорил, но выражение его длинного худого лица говорило само за себя – он виноватил за такое состояние караульной службы прежде всего воеводу. Дескать, сидишь тут в тепле и сытости, и из избы выходишь разве, что до ветру и ничего не делаешь, что тебе положено, не требуешь службу с тысяцких, чтобы те так же требовали с сотских…

Дорож вышел в воеводы в первую очередь за умение угодить князю. Происхождение его было туманно, хоть он на словах и утверждал, что его далеких предков привел с собой в качестве дружинников, кто-то из рюриковичей, естественно из варяжской земли. Действительно в стародавние времена княжеские дружины рюриковичей едва ли не целиком состояли из наемников-варягов. Многие из них потом не возвращались к себе за Варяжское море, а до конца жизни служили рюриковичам, заводили здесь семьи, оставляли потомство. Естественно мальчики из таких семей то же становились дружинниками уже у потомков тех первых рюриковичей. Эти потомки уже не являлись чистыми варягами, но свое первородство помнили и гордились тем, что являются изначальными одноплеменниками главных русских князей. Так вот, был ли Дорож потомком одного из тех первых дружинников Олега, Игоря, а то и самого Рюрика, никто с точностью ни подтвердить, ни опровергнуть не мог, но Великому князю Юрию Всеволодовичу он нравился, тот его выдвинул и безоговорочно ему доверял. В сражениях Дорож Семенович особо не преуспел, но с лихвой компенсировал это умением вовремя сказать то, что желал в данный момент услышать Великий Князь. И в этом придворном искусстве, он не имел равных. И сейчас опытный интриган воевода сразу определил, что именно сотцкий не договаривает.

– Да ты, никак, мне указывать пришел!? – гнев охватил воеводу мгновенно. Обычно люди, которые угождают вышестоящим, того же желают и от своих подчиненных, а когда те не оказывают оного… – Да как ты смеешь, кто ты есть!? – все более заходился в злобе воевода.

Последние слова Дорожа значили очень многое. Действительно, а кто такой этот Милован, чтобы указывать на упущения воеводе, облеченному безграничным доверием самого Великого Князя? Дорож отлично знал, что этот сотцкий всегда был в немилости у Юрия Всеволодовича. Почему? И это воевода знал, ибо был в курсе всех перипетий происходящих при дворе Великого Князя. Причина немилости в том, что Милован происходил совсем не из того «корня» из которого происходили, или хотя бы хвастливо причисляли себя все командиры великокняжеского войска – к тому самому варяжскому корню. Милован, напротив, в открытую говорил, что никто из его предков варягом не был. Да ладно бы только это, многие подозревали, что и у Дорожа, да и у ряда других сотцких, тысяцких, а то и воевод в жилах не текло ни капли «благородной» варяжской крови. Милован же, как до того и его отец, тоже служивший в войске Великого князя… В общем оба они, хоть и не кичились, но и не скрывали, что их предки племенные князья кривичей. Вот этого-то и не мог терпеть ни Великий Князь, ни другие рюриковичи. Какие еще кривичские, словенские, вятичские или мерянские князья!? Признай этих, объявятся и князья из муромы, мещеры, голяди. На Руси князья только те в ком течет кровь рюриковичей, других нет и никогда не было? Вообщето, ни отцу Милована, ни ему самому, никогда бы не стать сотцким в одном из основных полков великокняжеской дружины. Но дело в том, что эту сотню набирали сначала отец, а сейчас Милован у себя в вотчине, в селе Киверичи, набирали и вооружали за свой счет. А вот это как раз Великому князю очень нравилось, когда часть его войска содержалось не за счет великокняжеской казны, а за счет их командиров…