Владимир Афиногенов - Нашествие хазар (в 2х книгах)

Деларам подошла к настенному ковру, сняла острый, как наконечник стрелы, кинжал, крадучись сделала несколько шагов по направлению к Менаиму, но тут же отбросила кинжал в сторону и, зарыдав, закрыла лицо руками: чувствовала, как из сердца уходили последние остатки жизни, а с опустошённым сердцем не мстят… К тому же, видимо, Менаим находился под покровом Шехины [209] Под покровом еврейского божества. . Это его и спасло…

Кинжал упал на пол, ничем не покрытый, булатная сталь издала громкий звук, — он да ещё и рыдания девы пробудили тудуна от сна. Протёр глаза и сразу всё понял, позвал стражу.

Когда о случившемся известили Чернодлава, тот криво улыбнулся… Наверняка, даже оставаясь от Деларам на расстоянии, он воздействовал на неё посредством внушения поднять руку на Утешителя, который им никогда не был…

Деларам в ожидании казни заточили в темницу, находящуюся в подвале воинского гарнизона.

Первые дни не давали ни есть, ни пить, — но это было не самое страшное: не давали зелье, отчего у Деларам случались припадки, заканчивающиеся жуткой ломотой во всём теле; она кричала, звала на помощь — бесполезно, никто не отзывался и не приходил…

Через три дня ей принесли кувшин с водой. Трясущимися руками она обхватила его и, проливая себе на грудь, жадно стала цедить влагу, пробивая ставшую комом в горле горькую слюну.

«О, Гурк, благодарю, не дал умереть!»

Но желание принять зелье было так велико, что она после очередной ломоты впала в беспамятство. Сколько оно длилось, Деларам не могла сказать, а очнувшись, несмотря на ужасную головную боль, почувствовала, как сознание понемногу прояснилось, но не до конца воспринимая, почему она находится в этой душной без окон темнице с сырыми стенами и таким же полом, устланном камышовой соломой, по которой днём и ночью сновали, производя противный треск, крысы… Но узницу они пока не трогали.

О существовании Деларам будто снова забыли. Но о ней помнил шаман; он задумал иное, намного значительнее, чем уничтожить наместника её руками — поручение кагана он лучше осуществит сам…

Вскоре на сайгачной охоте Менаима, увлёкшегося погоней за резвым животным и далеко оторвавшегося от телохранителей, нашли в дождевой вымоине со стрелою в спине. А первыми нашли его разведчики сотника Алмуша, которые вместе с тудуном принимали участие в поиске и преследовании степных антилоп…

Отодвинулись засовы на кованых дверях темницы, и по повелению Чернодлава, возглавившего воинский гарнизон Саркела после гибели наместника, полуживую Деларам извлекли на свободу.

Но на свободу ли?!

Не получив от болгарского царя поддержки, Дир часть войска во главе с Ратибором и Умнаем отправил по суше в Киев, а сам на диерах, купленных вместе с гребцами у наместника в Варне, вышел в Понт Эвксинский. На каждом корабле он разместил по сто воинов, — диеры были последней постройки, внушительные по размерам. Пришлось хорошо раскошелиться… Нанять кормчих.

И вот, когда корабли стали огибать выступающий в море мыс, похожий на двугорбого верблюда, за которым высились крепостные стены Сурожа, Дир собрал в просторной каюте близких людей и поведал свою задумку:

— Вы знаете, что походная казна наша полупуста. Если не сказать больше… Чтобы её пополнить, предлагаю подойти к берегу и взять приступом город… Мне говорили, что в нём процветает купечество и есть богатые храмы…

— Да, княже, ты прав… Это ромейский город. Богатых купцов много и храмов тоже, и в этом убедился ещё за сотню лет до нас новгородский князь Бравлин. Я не советую расходовать силы, они нам сгодятся для взятия Саркела. Крепость сия — крепкий орешек, и чтобы взломать её, много трудов потребуется, — сказал Светозар.

Дир хмыкнул, но промолчал. Отпустил собравшихся, вышел на палубу, всмотрелся в мощные каменные сооружения, вплотную примыкающие к морю. Подошёл Еруслан, кивнул в сторону Сурожа, промолвил:

— Воевода прав, княже… Возни много тут, к тому же, наверняка, там всё наготове, соглядатаи не преминули передать о нашем водном пути…

— Хорошо, позови Светозара.

Когда воевода явился, Дир, улыбаясь, спросил:

— О каком новгородском князе давеча ты баял?

И Светозар рассказал, как повоевал Сурож Бравлин и как дружина пограбила город и окрестности, вытащила из храмов золотые и драгоценные вещи, и как сам князь стал разорять церковь святой Софии, но тут лицо его обернулось назад…

— Как это?

— Шея свихнулась, не повернуть… Говорят, христианский Бог наказал… И только когда Бравлин повелел вернуть пленных и всё отнятое у жителей Сурожа и священников, лицо его встало на место. И Бравлин, увидев сие чудо, окрестился…

— Да, занятная история… — усмехнулся Дир, но не начал подшучивать над нею. Приказал следовать дальше, не останавливаясь.

Дул попутный ветер. Гребцы отдыхали. На небе рдели белые облака. Водный простор зачаровывал, звал.

Еруслан впервые плыл на корабле. Ему нравилось. Он подолгу оставался наверху, беседуя с Лучезаром, которому тоже были в диковинку морские волны, с громким шорохом оглаживающие борта диер. Мужичок очень жалел, что доброго коня, добытого в бою при осаде Студийского монастыря, пришлось пешцам отдать. С жалостью вспоминал свою кровинушку — домашнюю клячу, отмахавшую немалый путь от Киева до Константинополя. Хорошая лошадка, но уж больно тихая, пришлось её бросить…

— Разорился я напоследок, — сокрушался Лучезар.

— Балда ты, Охлябина, — Еруслан, когда сердился на него, награждал Лучезара прозвищем, — напоследок… Ты этот последок ещё переживи… Могли бы и вот здесь свои головы покласть, — Еруслан ткнул на удаляющийся сзади мыс. — Да я уговорил Дира не связываться. — Любил прихвастнуть бывший предводитель кметов.

— Эх-ма, как топеря моя жонка с детьми управляется?… — канючил Лучезар.

Еруслан сплюнул за борт, покачал головой и отошёл от ставшего нудным киевлянина. Обернулся:

— Тебя бы хоть денёк на соляные промыслы… Ты бы не то запел… Войдём в Меотийское озеро, покажу их. Только не ведаю, остался ли кто там, я пожёг промыслы однажды…

Эту историю Лучезар уже слыхал, переспрашивать не захотел. Ветер утих, гребцы взмахнули вёслами, по бортам вьюнами закрутились от весельных лопастей вода. В вороньих гнёздах [210] Воронье гнездо — наблюдательный пост на мачте. , расположенных на серединных щоглах, заперекликались вперёдсмотрящие. Сильнее пригревало солнце. Выпрыгивая из моря, стали резвиться дельфины.

Шли долго. Вечером корабли окутали сумерки. Зажглись звезды.

Дир подошёл к кормчему, спросил по-болгарски:

— Давно служишь на море? — Услышав в ответ утвердительный ответ, продолжил: — В Киеве есть у меня родной брат Аскольд, тоже архонт; он, как и ты, очень любит плавать и точно определяет путь корабля по звёздам.