Савва Дангулов - Дипломаты
- Название:Дипломаты
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Художественная литература
- Год:1967
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Савва Дангулов - Дипломаты краткое содержание
В романе говорится о первых внешнеполитических шагах молодой Советской Республики (осень 1917 — осень 1918). Роман опубликован в «Роман-газете», 1967, № 1 (главы 1 — 62) и № 2 (главы 63 — 116).
Дипломаты - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Репнин пошел медленнее — рука стала чуткой: стеклянный колпак настольной лампы, рубчатая обивка кресла, стакан на столе (в нем плеснулась вода), пресс-папье, ребристое покрытие секретера, дверная ручка. Он открыл дверь — посреди столовой с керосиновой лампой в руках стояла Егоровна.
Репнин взял лампу. Они шагнули в прихожую.
— Что так на дворе бело? — взглянул он в оконный проем над головой.
— Снег выпал.
— Отпирай.
— Так просто, не спросимши? — Она приподнялась на цыпочках. — Кто там… кто?
В ответ неистово и слепо загудели кулаки.
— Да открывай ты, старая! — шумно дохнул Репнин, дохнул так, что слабое сердечко пламени вздрогнуло и погасло. — Держи лампу, я отопру.
— Не торопи, батюшка. Помирать в потемках страсть неохота.
— На свету помирают праведники, — засмеялся Репнин. — А нам с тобой потемки уготованы. Помолчи уж.
— А чего молчать-то? На немых и слепых воду возят.
Репнин распахнул дверь. Так и есть: белым-бело. Всмотрелся — у самого крыльца автомобиль, подле трое матросов с винтовками и, кажется, морской офицер: черная шинель, матово поблескивает козырек форменной фуражки, белые виски, ярко-белые, как свежевыпавший снег.
— Репнин? — Человек не поднял, а взвел темные глаза, да, они у него наверняка темные, как шинель, как бушлаты матросов, как бескозырки.
— Чем могу служить?
Офицер поднес к козырьку слабо согнутые пальцы и тотчас отнял.
— Кокорев. Именем революции!.. На сборы двадцать минут.
Репнин тревожно помедлил.
— Что так нещедро? За двадцать не управлюсь.
— Поторопитесь!
— Благодарю за доброту. Прошу вас… — Репнин указал взглядом на открытую дверь. — Спички есть, молодые люди?
Кокорев загремел коробком, зажег списку — так и есть, глаза черные, с искоркой.
Моряки сидели в гостиной, поставив перед собой винтовки, керосиновая лампа висела прямо перед ними, и тени плоских штыков на белом поле стены были беспощадно четкими.
— Господа… — обратился Николай Алексеевич к гостям, и голос его впервые дрогнул. — Я буду рядом. — Он взглянул на дверь, ведшую в соседнюю комнату. — Потише там!.. — крикнул он Егоровне, неожиданно осмелев. — Не разбуди Илью.
— А их буди не буди, одинаково! — откликнулась Егоровна. — Они и спят и не спят…
Было слышно, как Репнин откашливается, открывает платяной шкаф и все делает громче обычного, будто хочет сказать: «Я здесь и никуда бежать не собираюсь».
Вошел Илья Алексеевич, вздыхая и покряхтывая, — одышка перехватила горло. Едва вошел, раскланялся и долго не мог управиться с пуговицами жилета: толстые пальцы плохо сгибались, Сел за стол, положил перед собой руки.
Простите, а снег уже перестал?
— Нет, еще идет, — Матросик помоложе ответил за всех и тотчас снял бескозырку, снял и надел вновь.
В незанавешенное окно, выходящее во двор, было видно дерево, опушенное снегом, бесстыдно праздничное, и огонек в окне флигелька неожиданно печальный — будто только он и проник в смысл того, что происходило сейчас в доме.
— Я закурю, — сказал между тем Кокорев и направился было в коридор.
— Курите здесь, — Илья Алексеевич закашлялся. — Здесь… курите… — повторил он, переводя дух, и поднес платок к глазам, застланным слезами, но Кокорев быстро прошел в коридор. — Однако разве его остановишь? Норовистый! — улыбнулся Илья Алексеевич и взглянул на старого матроса. — В двадцать лет и мы… а?
Матрос не шелохнулся, тень бритой головы, большой и круглой, была точно приколочена к стене.
— Нет, товарищ Кокорев больше нашего успел. — Он едва заметно повел головой в сторону двери, за которой курил сейчас командир. — Двадцать… а с белым флагом уже у немцев побывал… на той бумажке мирной его рука, верно слово, — сказал он, не сводя глаз со старшего Репнина.
Илья Алексеевич не ответил, только хмуро посмотрел на дверь, за которой курил Кокорев.
Дверь открылась, молодой человек вошел в комнату.
— Может быть, вы и нам расскажете, — переместил на Кокорева тяжелые глаза Илья Алексеевич, — как ходили с белым флагом к немцам?
Командир взглянул на старшего Репнина: нелегко было понять интонацию, с которой был задан вопрос, — то ли одобрял Репнин поступок Кокорева, то ли порицал.
— А какая в этом доблесть? — произнес Кокорев.
Явился Репнин.
— Ну, брат, прощай… — Братья облобызались по-мужски жестко и, застеснявшись неловкости, улыбнулись.
— Елена, ты где?
— Я сейчас…
— Тогда сядем да помолчим.
Репнин сел. Семь человек замерли: братья Репнины в разных концах стола, Егоровна у пета. Матросы на стульях.
Молчали. Было слышно лишь, как дышит Илья. Щеки его казались сине-багровыми, точно огонь, прохваченный дымом, подобрался к лицу — вот-вот воспламенится и затрещит. Егоровна нетерпеливо передвинулась на стуле, спросила, обращаясь к Кокореву:
— Человек добрый, а куда все-таки повезешь нашего хозяина?
Матросы встали и пошли к выходу.
— Елена…
Репнин взглянул на дверь, что вела в комнату дочери, и шагнул вслед за матросами.
— Елена! — крикнул он с улицы и запнулся — дочь шла за ним, она была в шубе.
— Куда собралась, дочка?
Но Елена даже не замедлила шага.
— Ты думаешь, я отпущу тебя одного? — произнесла она.
Кокорев зябко передернул плечами, точно от этих слов Елены потянуло ветерком:
— А я что, не внушаю доверия?
— Прошу вас, — произнесла Елена.
Молодой человек быстро пошел к автомобилю:
— Садитесь.
2
Они ехали уже минут пятнадцать. Плоские штыки матросов тускло поблескивали.
Репнин думал: «Да не на Шпалерную ли он меня везет? Туда в эти дни свозили всех званых и незваных».
Машина взобралась на Троицкий мост и остановилась — заглох мотор. Сразу стало ветрено.
— Страшновато смотреть на дворец, — сказала Елена.
Молодой человек вобрал голову в плечи, мрачно откликнулся:
— И на Петропавловку.
Репнин смолчал. Что-то было в этом военном озлобленно-воинственное, неутоленное. Наверно, так бывает с человеком, который только что вышел из боя. Он не остыл и все еще держит саблю над головой.
Слабый дымок возник над помятым радиатором машины и исчез — автомобиль двинулся дальше.
Невский лед, запорошенный снегом, был расчерчен тропами. У моста лед вспух, и черная тропа подступила к воде, — видно, последний смельчак перешел здесь Неву накануне вечером. А дальше, прямо на льду, устойчиво и неярко горел костер, и низкое пламя отражалось в неживых просветах салтыковского дома.
Репнин перехватил взгляд дочери, более сумрачный, чем прежде. «Вот и она затревожилась не на шутку, — подумал он. — Может, спросить этого седого мальчика: „Простите, а не на Шпалерную ли мы держим путь?“ Впрочем, если наш путь туда, конвойные должны вести себя иначе, да и Шпалерная осталась в стороне…»
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: