Амитав Гош - Стеклянный Дворец

- Да, что вы хотели? - обратился он к Дину. - Я станционный смотритель. Скажите, в чем проблема?

- Сэр... - Дину сделал усилие, чтобы голос звучал спокойно. - Нас не пропускают... Говорят, что поезд только для европейцев.

Станционный смотритель виновато улыбнулся.

- Да, так нам дали понять.

- Но как такое может быть? Идет война... Это поезд для эвакуации.

- Ну что я могу сказать? В Пенанге, к примеру, завернули мистера Лима, члена городского совета, хотя у него и была официальная бумага об эвакуации. Европейцы не позволили ему сесть на паром, потому что он китаец.

- Вы не понимаете... - взмолился Дину. - В опасности не только европейцы... Вы не можете так поступить... Это неправильно...

Станционный смотритель скривился и пожал плечами.

- Не вижу в этом ничего неправильного. В конце концов, в этом есть здравый смысл. Правят здесь они, так что и проиграют только они.

Дину повысил голос.

- Чепуха, - закричал он. - Если так на это смотреть, то война уже проиграна. Разве вы не понимаете? Вы отказались от всего, за что стоит сражаться.

- Сэр, - взглянул на него станционный смотритель. - Нет причин кричать. Я всего лишь делаю свою работу.

Дину схватил станционного смотрителя за шиворот.

- Вот ублюдок, - затряс он его. - Ублюдок... настоящий враг - это ты. Люди вроде тебя, которые просто делают свою работу... вот кто враг.

- Дину, - закричала Элисон. - Осторожней!

Дину почувствовал на затылке чью-то руку, оттаскивающую его от станционного смотрителя. Кулак врезался ему в лицо, сбив с ног. Ноздри наполнились металлическим запахом крови. Он поднял глаза и увидел, как на него злобно смотрят оба охранника. Элисон и Сая Джон пытались их сдержать.

- Оставьте его в покое. Оставьте его.

Элисон протянула руку и помогла Дину встать.

- Пойдем, Дину, пойдем.

Она подобрала багаж и подтолкнула Дину и Саю Джона вниз по лестнице. Когда они снова оказались на улице, Дину прислонился к фонарю и положил руки Элисон на плечи.

- Элисон, - сказал он. - Элисон, может, они пропустят тебя одну. Ты наполовину белая. Ты должна попытаться, Элисон.

- Тсс, - она приложила ладонь к его губам. - Не говори так, Дину. Я и думать о таком не могу.

Дину вытер с носа кровь.

- Но ты должна уехать, Элисон... Вместе с дедушкой. Ты слышала, что сказал Ах Фатт. Тем или иным способом вы должны уехать. Тебе нельзя больше оставаться в Морнингсайде.

Со станции раздался пронзительный свист. Люди вокруг побежали, заполонив вход на станцию, толкаясь у ворот. Дину, Элисон и Сая Джон держались друг за друга и за фонарный столб.

Наконец, они услышали, как поезд тронулся.

- Он ушел, - сказал Сая Джон.

- Да, дедушка, - тихо произнесла Элисон. - Он ушел.

Дину сделал шаг назад и подобрал чемодан.

- Давайте найдем Илонго, - сказал он. - Завтра утром мы вернемся в Морнингсайд.

- И останемся там?

Дину покачал головой.

- Я останусь там, Элисон. Мне они не причинят вреда, мне нечего особо бояться. Но ты со своим дедом, с вашими-то родственными связями - американскими и китайскими... Даже и представить сложно, что они могут с вами сделать. Вы должны уехать.

- Но ты, Дину?

В конце концов Дину произнес те слова, которых они оба боялись:

- Дайтона... Это единственный путь, Элисон.

- Нет, - она бросилась к нему. - Только не без тебя.

- Всё будет в порядке, Элисон, - он старался говорить спокойно, показывая уверенность, которой на самом деле не было. - Я скоро к вам присоединюсь... в Сингапуре, вот увидишь. Мы расстаемся ненадолго.

Когда Арджун пришел в сознание, было уже темно. Боль в ноге стала тупой и пульсирующей. Когда в голове прояснилось, Арджун понял, что теперь рядом журчит ручей, отдаваясь в трубе глухим стуком. Ему потребовалось несколько минут, чтобы понять, что идет дождь.

Пошевелившись, Арджун почувствовал сжимающую его плечо руку Кишана Сингха.

- Они еще рядом, сахиб, - прошептал Кишан Сингх. Расставили на плантации караулы. Они ждут.

- Они близко? Могут нас слышать?

- Нет. Во время дождя они нас не услышат.

- Сколько времени я был в отключке?

- Больше часа, сахиб. Я перевязал вашу рану. Пуля прошла через мышцы. Все будет в порядке.

Арджун осторожно ощупал бедро.. Кишан Сингх снял с его ног обмотки, закатал брюки и перебинтовал рану. Он также соорудил нечто вроде подпорки, чтобы нога не попадала в воду, поставив к стенкам трубы две палки.

- Что будем делать, сахиб?

Вопрос привел Арджуна в замешательство. Он попытался подумать, но его разум еще затуманивала боль, и он не смог придумать ясного плана.

- Придется переждать, Кишан Сингх. Завтра утром посмотрим.

- Хан, сахиб, - с облегчением согласился Кишан Сингх.

Без движения лежа в ручье глубиной в несколько дюймов, Арджун начал остро чувствовать, что происходит вокруг: как мокрые складки ткани оставляют отметины на его коже, как прижимается к нему Кишан Сингх, распростершийся рядом. Труба наполнилась запахом их тел: вонью несвежей и промокшей от воды и пота формы, металлическим запахом его крови.

Его разум блуждал, сбитый с толку болью в ноге. Он вдруг вспомнил, как посмотрел на него Кишан Синг тогда на пляже, когда они с Элисон вернулись с острова. Было ли в его глазах презрение, своего рода осуждение?

Поступил бы Кишан Сингх на его месте так же? Позволил бы себе заняться любовью с Элисон, мучить ее, предать Дину, который был ему и другом, и даже кем-то большим? Он и сам не знал, почему так поступил, почему он так сильно ее хотел. От некоторых ребят он слышал, что такое случается во время войны, на фронте. Но Кишан Сингх тоже был на фронте, и сложно было представить, что он делает нечто подобное. Не в этом ли заключалась разница между офицером и солдатом - что приходится навязывать свою волю?

Он понял, что хочет об этом поговорить. Арджун вспомнил, как однажды Кишан Сингх сказал, что его женили в шестнадцать лет. Ему хотелось спросить - как это было, когда ты женился? Ты был знаком с женой до этого? Как ты дотронулся до нее в первую брачную ночь? Она смотрела тебе в лицо?

Арджун попытался мысленно составить предложения и обнаружил, что не знает нужных слов на хиндустани, он даже не знал, с какой интонацией задавать подобные вопросы. Он не знал, как говорят о таких вещах на любом языке. Было что-то неловкое, даже недостойное мужчины, в том, чтобы пытаться узнать мысли другого человека. Что там сказал Харди предыдущей ночью? Что-то о связи разума и сердца. Услышав это, Арджун оторопел, о таком обычно друзья не говорят. Но в то же время было интересно думать о том, что Харди, да и любой другой, даже он сам, мог хотеть что-то, сам об этом не подозревая. Как такое возможно? Это потому что никто не научил его нужным словам? Правильному языку? Вероятно, потому что это слишком опасно? Или потому что они еще слишком молоды для такого знания?