Роберт Швейхель - За свободу

Ропот, послышавшийся среди рыцарей и юнкеров, перешел в яростные крики и проклятия по адресу «обнаглевшего мужичья». Манифест задел их за живое. «В огонь! В огонь!» — кричали они. Но каноники молчали, переглядываясь с тайным злорадством. Приор, тоже побагровевший от злобы, выжидал, пока уляжется буря, затем поднял руку, призывая к спокойствию, и продолжал читать:

— «…и поелику известно также, что, к нашему глубокому прискорбию, некоторые духовные и светские владетели, уговорившись между собой, вознамерились лишить своих подданных пищи духовной — божественного слова святого евангелия и, открыто защищая лживые, противные священному писанию учения, воздвигли

гонения на праведных христианских наставников, заточают их в темницы и со свирепостью истых тиранов проливают их кровь…»

— Наглая ложь! — воскликнул декан Гуттенберг.

— «…то, дабы искоренить сии нетерпимые злоупотребления и положить предел сим пагубным козням, а также памятуя, что всемогущему богу надлежит повиноваться более, чем людям, мы объединились во имя божие и в защиту святого евангелия и для сохранения мира и справедливости заключили между собой братский и дружеский союз. Мы стремимся восстановить и утвердить лишь то, что нам повелевает слово божие, и уничтожить лишь то, что ему противно. И на этом мы будем стоять твердо, не щадя своей жизни, чести и достояния. Вместе с тем мы порешили истребить все до единого замки, эти разбойничьи гнезда, причиняющие столь великий ущерб цеховым людям и общинам, дабы обеспечить безопасность на сухих и водных путях, и, с божьей помощью, уже немало преуспели в этом деле. Посему мы обращаемся к вам со всеподданнейшей и покорной просьбой оказать нам всемерную помощь и поддержку в сем христианском начинании нашем и не чинить нам препятствий ни делом, ни словом, ни иными путями».

Приор отложил в сторону листок. Все молчали, словно подавленные тяжестью обвинений и устрашенные мощным голосом народного суда, прозвучавшим с такой силой в этом манифесте. Они избегали даже смотреть друг на друга. Только чистая совесть может смотреть правде в глаза. Ганс фон Грумбах проворчал, глядя в свой кубок:

— Узнаю птицу по когтям. Это Гейеровы [121] Гейер (нем.) Geier) — коршун. когти!

И он не ошибся. Это Гейер настоял на том, чтобы в ответ на неслыханную жестокость князей и их военачальников, беспощадно расправлявшихся с восставшими, крестьяне разорвали бы перед лицом всей нации сеть гнусных наветов и обвинений, лжи и клеветы, которой враги неустанно оплетали крестьян. Замысел принадлежал Флориану Гейеру, исполнение — брату Амвросию.

В тот самый день, когда крестьянство обратилось ко всей немецкой нации с манифестом, который, как трубный глас, прозвучал на всю страну, Ганс Кольбеншлаг из Мергентгейма проследовал во главе пятитысячного войска за евангелической ратью в Краутгейм. Еще раньше Грегор из Бургбернгейма выступил со своим отрядом против маркграфа Казимира на Виндсгейм, а Большой Лингарт с ротенбуржцами двинулся в Эндзее и расположился там лагерем, чтобы зайти во фланг маркграфу, беспощадно истреблявшему своих собственных подданных. Одновременно бильдгаузенский отряд направился к северу, чтобы, соединившись под Мельрихштадтом с мейнингенцами, дать отпор графу фон Геннебергу и маркграфу Гессенскому. Кряжистый, упорный Иоганнес Шнабель был самым подходящим человеком для борьбы с Геннебержцем.

Прибыв в Краутгейм, Кольбеншлаг вместо евангелической рати нашел гам приказ главнокомандующего без промедления выступить через Эринген на Неккарсульм. Его немало удивило, почему он должен делать столь долгий и трудный обход через владения графов Гогенлоэ, но он повиновался и, дав небольшую передышку людям и коням и запасшись проводниками, двинулся в путь. Глухой ночью он подступил к Эрингену, но ни Геца фон Берлихингена, ни Иорга Мецлера там не оказалось. Вдруг внизу, в долине, он увидел бесчисленное множество огней. Но высланные с большими предосторожностями разведчики донесли ему, что это не рыцарь с железной рукой, а Трухзес, расположившийся лагерем под Неккарсульмом. Сторожевые огни, пылавшие на огромном пространстве, ввели в заблуждение Кольбеншлага. Решив, что он имеет перед собой значительно превосходящие его численностью силы противника, он не осмелился напасть на него и отступил назад к Эрингену. Между тем Трухзес фон Вальдбург просто в силу какой-то непонятной неосторожности рассредотачивал свои войска, и рискни Кольбеншлаг атаковать его, он разбил бы Трухзеса наголову и сбросил бы его в Неккар.

Измученные и обессиленные долгим, утомительным переходом, тауберцы уже на рассвете подошли к стенам Эрингена. Евангелического воинства нет и в помине. Город запер перед ними свои ворота. Выстрелы на аванпостах всполошили крестьян, завтракавших у походных кухонь. С запада неслась к ним столбом огромная туча пыли. Сквозь завесу поблескивало оружие. Ганс Кольбеншлаг вскочил в седло и поскакал вперед. Сквозь облако пыли он узнал знамена евангелической рати. Но в каком она была виде! То было не войско, а беспорядочная вооруженная толпа, смешавшиеся в диком хаосе пехота и конница, пушки и пороховые фургоны, повозки со снаряжением и обоз. Казалось, это были остатки армии, разгромленной неприятелем и бежавшей с поля сражения!

Ганс Кольбеншлаг не мог выговорить ни слова, когда к нему подъехали Вендель Гиплер и Иорг Мецлер. Но при виде Кольбеншлага у Гиплера как будто отлегло от сердца, и он радостно воскликнул:

— Ну, слава богу, что вы наконец здесь!

И когда предводитель тауберцев рассказал о своем ночном марше, Иорг Мецлер расхохотался, как безумный.

— А мы торчали в это время под Адольцфуртом! — простонал канцлер.

— Уму непостижимо! Кой черт занес вас туда? — спросил Кольбеншлаг, в недоумении глядя на них. — Не разойдись мы, от Трухзеса осталось бы мокрое место. А теперь он, кажется, разбил вас? И теперь преспокойно стоит под Неккарсульмом. Но куда запропастился Гец?

— Ищи ветра в поле! Теперь ему сам черт соли на хвост не насыплет! — возбужденно вскрикнул обычно столь невозмутимый Мецлер, после чего Гиплер поспешил заявить:

— Мне нужно срочно в город. Постарайтесь по мере возможности навести порядок.

— И он ускакал прочь.

Последовав за Мецлером, Кольбеншлаг узнал, что при первом же известии о приближении Трухзеса евангелическое воинство, стоявшее в Неккарсульме, с величайшей поспешностью очистило город, оставив гарнизону в виде подкрепления часть своих людей и пушек.

— Почему мы не двинулись прямым путем на Эринген? — продолжал мрачный, как туча, Мецлер. — Сам можешь догадаться. Гец боялся встретиться с вами, это могло расстроить все его планы. Прошлой ночью, когда мы стояли в Адольцфурте, он, имеете со своими приспешниками, дал тягу.