Роберт Швейхель - За свободу

— Я не угрожаю, — возразил он, — но знайте, господин Эбергард, что там, где у вас среди бюргерства один сторонник, у меня их по меньшей мере два.

С этими словами он подхватил свою длинную мантию из простого сукна и быстро пошел к двери.

Эразм фон Муслор, проводив недобрым взглядом коллегу по магистрату, предложил перейти к очередным делам, но его предложение не нашло поддержки. Все были слишком возбуждены. Обвинение в кумовстве попало не в бровь, а в глаз. Большинство аристократических фамилий было связано между собой узами родства и свойства. Господин Эразм был вынужден закрыть заседание. Отцы города направились в питейную: гнев возбуждает жажду.

Георг фон Берметер пошел со всеми, надеясь за стаканом вина поговорить со своими товарищами и решить, насколько справедливы упреки, с которыми обрушился на них Эренфрид Кумпф. Второй бургомистр проводил коллег только до Рыночной площади, казавшейся вымершей. Там он попрощался с ними и направился домой. Он чуждался грубых удовольствий своего времени вовсе не из соображений высокой нравственности, а в силу холодности темперамента. Он рано овдовел, и Макс был единственным плодом его недолгой супружеской жизни.

Дом господина Конрада Эбергарда был расположен на южной короткой стороне прямоугольника, образуемого Рыночной площадью, напротив Дворянской питейной. Дом был трехэтажный, и верхние этажи выступали над нижними. Одной стороной дом выходил на улицу, круто спускавшуюся к трактиру Габриэля Лангенбергера, другой — на самую длинную в городе Кузнечную улицу, упиравшуюся в ворота госпиталя Святого Духа. Каменные ступеньки крыльца были стерты ногами трех поколений, но больше всего им досталось от нынешнего. Конрад Эбергард управлял не только огромным состоянием Габриэлы Нейрейтер, но и фондом вспомоществования неимущим вдовам бюргеров, а также исправлял обязанности второго бургомистра и второго старосты собора св. Иакова. Поэтому двери его дома редко оставались закрытыми. Направо от входа помещался кабинет хозяина, налево — приемная его сына, который по возвращении на родину вступил на поприще нотариуса и адвоката. Эта профессия пока еще оставляла ему больше свободного времени, чем ему бы того хотелось, и он заполнял свой досуг чтением истории Ротенбурга и поисками старинных грамот и документов в пыли городского архива.

За одним из таких пергаментов и застал его отец. Господин Конрад, быстро протянув руку, взял документ и опустился в кресло перед простым письменным столом, из-за которого Макс поднялся при его появлении. Документ был датирован 1 100 годом и имел отношение к госпиталю ордена иоаннитов [41] Орден иоаннитов (госпитальеров) — духовно-рыцарский орден; основан в 1099 г., незадолго до первого крестового похода. Впоследствии создал суверенное государство в Палестине, просуществовавшее недолго. В 1530 г. император Карл V отдал ордену остров Мальту. Обосновался в Ротенбурге в 1280 г. на Кузнечной улице. Равнодушно отбросив в сторону пергамент, Конрад Эбергард сказал:

— Предоставь другим рыться в архивной пыли. Пользуйся жизнью, пока молод. Разумеется, не так, как наши городские дворянчики; ты для этого слишком серьезен. Тебе пора жениться.

— Пользоваться жизнью можно и другими, более надежными способами, — возразил Макс, крайне удивленный его словами.

— Напротив, смолоду жениться — не кручиниться, — отпарировал Эбергард-старший, тщетно пытаясь изобразить на своем застывшем лице подобие улыбки. — Ты знаешь старинный обычай нашего города: женить сыновей, как только они становятся на ноги. Для твоего же блага мне хочется, чтобы ты возможно скорей последовал этому доброму обычаю. Пришло время расправить крылья. Ротенбург для тебя лишь начало пути. Что ждет тебя здесь даже при самых благоприятных обстоятельствах? Самое большее — должность городского писца, да и то через много лет. Томас Цвейфель еще не так стар, чтобы скоро уступить свое место. Быть ходатаем по крестьянским делам? Что ж, профессия хлебная, не спорю, но стоило ли для этого кончать Болонский университет и получать докторскую степень? Нет, тебя ждет, мне думается, более завидная участь.

Макс, сидевший по другую сторону стола, широко раскрыл глаза.

— По правде говоря, я вас не понимаю, любезный батюшка. Обладай я даже честолюбием, влекущим к более высокой цели…

— Для достижения которой у тебя нет средств, не так ли? — прервал его отец, положив ногу на ногу и играя взятым со стола гусиным пером. — Вот почему и следует жениться, и, разумеется, на девушке с состоянием. То, чего тебе недостает, есть у моей питомицы, и я постараюсь уладить дело.

— Вы думаете о Габриэле? — воскликнул, смутившись, сын. — В таком случае убедительно прошу вас, отец, ничего не предпринимать. Я имею все основания думать, что Габриэла не отнесется благосклонно к вашим замыслам.

— Это из-за вчерашней-то ссоры за обедом? Я заметил. Ну, да вы помиритесь…

В тоне Эбергарда-старшего сквозила легкая ирония. Но ответ сына прозвучал серьезно:

— Нет, это ни к чему не приведет. Нам с Габриэлой нечего друг другу прощать. Нас разделяет пропасть, которую не заполнить ничем, даже любовью, а Габриэлу Нейрейтер я не люблю. Словом, этот брак невозможен.

Сеющий крестьянин. С рисунка Ганса Франка

— Не любишь? — воскликнул старик и отшвырнул перо. — Я не думал, что ты способен придавать значение подобным, давно вышедшим из моды, глупостям. Для брака необходимы более прочные основы, чем мимолетное волнение сердца. Такие условия с обеих сторон налицо. Неужели ты лишь затем добивался докторского диплома с отличием, чтобы он плесневел в нашем городе? А таков и будет твой удел: ведь у тебя нет ничего, корме жалких грошей, оставленных матерью; я же не располагаю никакими средствами. Как тебе известно, Ротенбург даже своим высшим чиновникам платит такие гроши, что я вынужден был взвалить на свои плечи дополнительное бремя, чтобы обеспечить приличествующее моему положению существование и дать тебе образование. Это стоило мне очень, очень дорого. Особенно твое учение в Италии и поездки за границу. Но я не останавливался ни перед чем, будучи убежден, что при твоих способностях все затраты окупятся. И вот теперь, когда перед тобой открыто блестящее поприще, ты не можешь на него вступить, как хромой на ристалище. Всякий тебя обгонит. В наше время не мечом, а знаниями прокладывают себе дорогу к высшим, почетнейшим местам в совете князей, и в первую очередь знанием римского права. Состояние моей подопечной откроет перед тобой заманчивую перспективу, а лучшей спутницы жизни тебе не найти. Она честолюбива и благодаря своей красоте и воспитанию, полученному в доминиканском монастыре, достойна блистать при самом пышном дворе.