Виктория Холт - Мой враг — королева

— Ты исчезла надолго, — сказала мне с гримаской Энн.

— Она исчезла в своей семье и теперь может похвалиться достигнутым за эти годы, — сказала тетя Кейт.

— Королева вспоминала тебя, — добавила Кэтрин. — Правда, Энн?

— Правда. Однажды она сказала, что девушкой ты была одной из красивейших фрейлин, что бывали при дворе. Она любит, когда ее окружают красивые люди.

— Она настолько меня любит, что удалила от себя на восемь лет, — напомнила я им.

— Она полагала, что муж нуждается в тебе, и не хотела лишать его жены.

— Именно поэтому она посылает его в Ирландию?

— Тебе следовало бы поехать с ним, Леттис, — заметила моя тетка Кейт. — Не следует отпускать мужей слишком далеко.

— О, я позволяю Уолтеру развлекаться.

Кэтрин засмеялась, но обе другие фрейлины были серьезны.

— Дорогая моя Леттис, — сказала мне Кейт, моя мудрая тетушка, — не дай Бог такие твои слова услышит королева. Она не любит ветрености среди семейных людей.

— Странно с ее стороны так уважать замужество, когда она всячески оттягивает свое собственное.

— Есть вещи, которые нам не дано знать, — чопорно отвечала тетя. — Она увидится с тобой за ужином завтра, ты назначена одной из леди-дегустаторов. Я не сомневаюсь, что ей есть что сказать тебе. Ты знаешь, она любит поговорить без церемоний за столом.

Я поняла: тетушка предупредила меня, чтобы я была осторожна. Я была изгнана с королевского двора на несколько лет, и это означало, что я чем-то оскорбила королеву: ведь она была удивительно терпима со своими родственниками, в особенности со стороны Болейнов. Слегка суровее она обходилась с Тюдорами, потому что с ними нужна была осторожность, а Болейны, не претендуя на трон, были благодарны королеве за то, что она возвысила их, и ей нравилось раздавать им почести.

Я едва могла спать в ту ночь, так я была исполнена волнения и радости. Я ждала, что рано или поздно встречусь лицом к лицу с Робертом. Как только мы встретимся, я узнаю по его выражению, желанна ли я до сих пор для него, а затем выясню, готов ли он к риску ради меня. Одно я решила твердо: никакой поспешности, никаких жарких объятий, после которых быстро последует разлука только оттого, что королева не терпит соперниц и вновь призовет его к себе.

— В этот раз я обеспечу себе лучшее положение, Роберт, — бормотала я. — Предполагая, что ты находишь меня по-прежнему желанной, а я по-прежнему не могу устоять перед тобой… Ночь была для меня томительной. Что была за радость лежать на кушетке и гадать о своем будущем… Как только я вынесла эти пустые, долгие годы… нет, не совсем пустые. У меня родились дети… и мой собственный обожаемый Роберт. Я могла без опасений оставить его — за ним смотрели, а мальчики, вырастая, начинают раздражаться слишком любвеобильной матерью. Он всегда будет со мной, мой милый мальчик, а когда он вырастет, он, надеюсь, будет считать свою мать хорошим другом.

По случаю воскресенья во дворце было шумно. Были архиепископ Кентеберийский, епископ Лондонский, лорд-канцлер, офицеры и другие знатные люди, пришедшие засвидетельствовать свое почтение королеве. Она должна была принять их в Присутственном зале, увешанном гобеленами, где на полу для этого был настлан свежий паркет.

Народ также собрался, желая поглазеть на впечатляющую процессию. Королеве нравилось, чтобы простой люд смотрел и восхищался помпезностью церемоний. Придя к власти через волеизъявление народа, королева всегда находила удовольствие в том, чтобы потрафлять вкусам этого народа. Когда она ехала в толпе, она обычно заговаривала с самыми нищими и убогими, ей хотелось, чтобы народ думал, будто она, посланная Богом на землю, вознесенная властью до необозримых высот, все же является слугой его. И то был один из секретов ее громадной популярности.

Я наблюдала, как входили в зал графы, кавалеры Ордена Подвязки и бароны, охраняемый двумя стражами лорд-канцлер; один из стражников нес королевский скипетр, а другой — меч королевства в пунцовых ножнах. Следом шла королева, но я не могла рассмотреть шествие до конца: у меня были обязанности за столом.

Процесс приготовления праздничного стола мне всегда был интересен. Ритуал походил на священный — с такой торжественностью он обставлялся. Я была назначена леди-дегустатором вместе с юной герцогиней: традиция требовала, чтобы одна леди была замужней, а другая — нет, но обе знатного рода.

Сначала появился церемониймейстер с жезлом, за ним следовал человек, несший скатерть, затем следовали специальные лица для разноски ларца с пряностями, резательной доски и хлеба. Я едва сдерживала улыбку, наблюдая, как они преклоняли колено перед пустым столом, прежде, чем поставить на него все эти предметы.

Затем настала наша очередь. Мы приблизились к столу, я несла нож для дегустации. Мы взяли хлеб и соль и потерли о поверхность тарелок, дабы убедиться, что они чисты. Когда с этим было покончено, внесли блюда. Я взяла нож и нарезала порциями каждое кушанье, а затем раздала стражникам, которые должны были на себе испробовать, не содержит ли пища яда.

Когда они прожевали свои куски, зазвучали трубы, а затем барабаны, подавая знак, что кушанья готовы.

Королева должна была принимать пищу в примыкающем маленьком кабинете, а не в общем зале. Я предположила, что она позовет меня к себе.

И не ошиблась. Она прибыла в кабинет, а мы взяли блюда и поднесли ей. Она приветствовала мое возвращение ко двору и указала мне на место возле себя.

Я изобразила удивление и благодарность по поводу такой чести, а она в это время пристально рассматривала меня. Мне же не терпелось рассмотреть, как эти годы изменили ее, но нужно было набраться терпения.

— Ха, — сказала королева, — а жизнь в провинции идет тебе на пользу, так же, как и рождение детей. Двое сыновей у тебя, если не ошибаюсь? Думаю, в скором времени я их увижу.

— Вашему Величеству нужно только приказать, — отвечала я, констатируя очевидное.

Она кивнула:

— Так многое произошло с тех пор, как ты покинула нас. Я очень скучаю по моей дорогой кузине, твоей матери.

— Ваше Величество всегда были очень добры к ней, она мне часто говорила об этом.

Может быть, я в действительности разглядела слезу в ее золотистых глазах? Несомненно, в отношении тех, кого она считала своими истинными друзьями, королева была очень сентиментальна, а моя мать была ее другом.

— Слишком рано она умерла. — Это прозвучало как упрек: кому? Моей матери за то, что та покинула ее? Богу, за то, что забрал ее и огорчил тем самым королеву? «Катрин Ноллис, как посмела ты оставить свою госпожу, которая нуждается в тебе!», или: «Господи, отчего же ты забираешь у меня самых лучших слуг?» Я почти подумала вслух, но вовремя предупредила сама себя: «Попридержи язык». Но не язык вызвал когда-то недовольство королевы, так как Ее Величество, которая всю жизнь проводила среди льстецов, даже любила временами мою дерзость.