Виктория Холт - Мой враг — королева

Возможно, правда, этой тенью был призрак погибшей Эми Робсарт. Бедняжка! Могу себе представить, как по ночам ей являлась в снах Эми, ибо теперь Дуглас находилась в похожем положении, если ее история правдива.

Мы вовремя приехали в Чартли. В этот день я уже взирала на родные стены не без удовольствия, ведь скоро здесь будет Роберт.

Я ухитрилась послать вперед нас гонца, и к нашему приезду дети уже ожидали у ворот замка. Я почувствовала гордость — четыре моих крошки были замечательным квартетом. Пенелопа очень повзрослела и обещала стать красавицей, но в то время была еще как бутон в самом начале цветения. Кожа у нее была гладкой и чистой, а темные прекрасные глаза и темные волосы она унаследовала от Болейнов. Эта девочка должна была рано расцвести, и даже теперь в ней были явны признаки ранней женственности. Дороти, возможно, будет не столь яркой красавицей, как ее старшая сестра. И мой любимец, мой восьмилетний Роберт — уже вполне мужчина, которого обожает его младший брат и любят сестры. Я обняла всех их с жаром, спросила, скучали ли они по мне, и, будучи заверенной, что скучали, была вполне вознаграждена за любовь к ним.

— А правда ли это, миледи, — спросила Пенелопа, — что к нам приедет королева?

— Совершенная правда, и мы должны подготовиться к ее визиту. Нужно многое сделать, и вы все должны вести себя просто превосходно.

Маленький Роберт низко поклонился, показывая, как он будет приветствовать королеву, и добавил, что если она ему понравится, он покажет ей своего лучшего сокола.

Я рассмеялась и сказала, что в данном случае нельзя рассуждать так: понравится ли она ему, а он должен понравиться королеве, и добавила, что если он ей понравится, то королева может снизойти до милости взглянуть на его сокола.

— Сомневаюсь, чтобы она хоть раз видела такого сокола! — в запальчивости закричал Роберт.

— А я сомневаюсь, чтобы она не видела такого, — сказала я — Думаю, ты не вполне понимаешь, что к нам приезжает сама королева. Дети, а это — мистер Филип Сидни, который останется здесь с нами и покажет, что мы должны сделать, чтобы развлечь королеву.

Филип поздоровался с каждым из детей, и когда я увидела, как он смотрится вместе с Пенелопой, я подумала, что они составят очень привлекательную пару. Только разница в летах была значительна на вид: он был молодой человек, уже созревший для женитьбы, а она — еще дитя, но когда они станут постарше на несколько лет, эта разница не будет столь заметна.

Я скажу в свое время Уолтеру, что будет замечательной идеей поженить наших детей и породниться семьями, пока Лейстер находится в таком расцвете и могуществе. Я была уверена: муж согласится со мной.

С приездом гонца прислуга уже начала работы по дому. Уборные были очищены, и я с облегчением убедилась, что они не распространяют зловония. Тростник каждый день менялся, и свежее сено было запасено для того, чтобы к приезду королевы обновить все настилы на полу. В настил подмешивалось семя полыни, ибо хорошо известно, что мухи не переносят полынного запаха. Были запасены душистые травы для ароматизации всех помещений.

В кухне заготовлялись говядина, баранина, свинина и все виды приправ. В печах выпекались пироги, начиненные лучшими сортами ароматизированного мяса, украшенные королевскими символами. Стол должен был ломиться от разносолов, иначе я сочла бы недостойным принимать у себя королеву. Королева сама, я знала это по опыту, ела крайне мало. Однако я не должна была ударить в грязь лицом. Я приказала выкатить из погребов бочки с лучшим вином. Уолтер гордился своими винными погребами, куда доставлялось вино из Италии и Ливана.

Я бы не допустила слухов о себе, что я плохо принимала королеву.

В течение всех тех дней музыканты разучивали мелодии и песни, которые пользовались успехом у королевы. В Чартли редко бывали такая суматоха и такое возбуждение.

Филип Сидни был идеальным гостем, его непринужденные манеры и очарование сделали его любимцем моих детей. Прислуга также любила его.

Он читал детям длиннейшие поэмы, которые, боялась я, могут наскучить мальчикам, но, к моему удивлению, даже юный Уолтер сидел смирно и слушал чтение.

За столом он пересказывал им истории из своей жизни, которые очень увлекали детей: истории о днях, проведенных в Шрюсберискул, в Оксфорде и в Крайст Черч, а также о том, как отец послал его продолжать образование на три года на континент. Пенелопа в таких случаях, положив локти на стол, слушала, будто в трансе, не отрываясь. И я думала в эти моменты, глядя на дочь, что я бы очень желала, чтобы Филип стал ее мужем. Нужно обязательно рассказать об этом Уолтеру, когда тот вернется.

Некоторые из приключений Филипа были легкими и веселыми, про другие этого нельзя было сказать. В Париже он жил в доме английского посланника, когда случилось несчастье в Варфоломеевскую ночь. По ночам и рано утром он слышал звуки набата, а выглянув в окно, видел расправы католиков над гугенотами, ужасные сцены убийств и кровопролития.

— Та ночь, — говорил Филип, — стала кровавым пятном в истории Франции — и это никогда не забудется.

И Филип искусно обратил эту историю в небольшой урок терпимости к мнению других, а дети слушали так внимательно, что я была изумлена. А затем он рассказал им о празднествах и развлечениях, которые мы только что оставили в Кенилворте: о волшебных ночных зрелищах на озере, о выступлениях мимов и акробатов, танцоров и актеров. Все это было рассказано так, как будто я видела это наяву.

Он часто и с любовью говорил о своем дяде Роберте. Дети и до того нередко слышали о всемогущем графе Лейстере. Имя его было известно повсюду. Я надеялась только, они еще ничего не знали о скандалах, связанных с этим именем, а если слышали, то им хватит разума не говорить об этом при Филипе. Было ясно, что Филип почитал своего знаменитого дядю как божество, и мне было приятно, что такой, безусловно, достойный человек, как его племянник, создаст совсем иной образ Роберта, чем тот, что создают сплетни и грязные слухи.

Он рассказал нам, как искусно обращается его дядя с лошадьми.

— Вы же знаете, он стремянной королевы и был им с начала ее правления все время.

— Когда я вырасту, — провозгласил мой сын Роберт, — то я буду стремянным королевы.

— Тогда не остается ничего лучшего, чем последовать примеру моего дяди Лейстера, — сказал Филип Сидни.

Он рассказал нам кратко даже об искусстве обращения с лошадьми, которым владел его дядя и которое он мог наблюдать. В практике дяди были специальные французские приемы, доведшие его искусство до совершенства. После Варфоломеевской ночи Лейстер вызвал некоторых французских объездчиков лошадей, которые потеряли в ту роковую ночь и хозяев, и заработок, однако они были, как сказал Роберт, чересчур высокого мнения о себе и требовали чрезмерной платы.