Виктория Холт - Мой враг — королева

Я часто думала о ней. Я видела ее многие годы, но никогда — близко. Я видела ее проезжавшей мимо в экипаже, величественную королеву и одновременно женщину, нанесшую мне поражение. Мне хотелось быть с нею близко, потому что лишь возле нее я чувствовала пульс жизни. Я скучала по Лейстеру. Да, я разлюбила его в конце жизни, но без него жизнь для меня потеряла цвет и вкус. Мы смогли бы компенсировать друг другу потери. Да, у меня был Кристофер — добрый, преданный, молодой, который все еще считал своей удачей женитьбу на мне. Но я постоянно против воли сравнивала его с Лейстером, а какой мужчина мог бы сравниться с ним! Но то не вина Кристофера, что я не видела в нем того, что было в Лейстере. Дело было в том, что я была любима самым выдающимся мужчиной века, и в том, что она, королева, тоже любила его. И только теперь, когда я потеряла его, я могла бы вновь ощутить вкус жизни только в кругу королевы: пусть она смеется со мной, пусть дерется со мной, но только пусть вновь придет в мою жизнь.

Я была переполнена возбуждением — я вновь буду при дворе. Королева значила так много в моей жизни. Она была частью меня самой. Она была растеряна и одинока без Лейстера, так же, как и я. Даже если я полагала, что разлюбила его, теперь это не имело значения.

Я желала говорить с нею; мы были две ревнивые в прошлом женщины, но теперь слишком старые для ревности. Я хотела, чтобы она вспоминала при мне те дни, когда она, молодая, любила Роберта и думала о браке с ним. Я желала услышать от нее самой, что она знает о смерти первой жены Роберта. Мы должны были быть вместе. Наши жизни были столь тесно сплетены (и втройне сплетены с Робертом Дадли), что только между собой мы могли бы делиться секретами.

В назначенный день я оделась с большой тщательностью, не пышно, но скромно — то был стиль, который я желала передать. Я должна была показаться ей покорной, благодарной, а также выразить мое удовольствие от общения с нею.

Я прошла на галерею и стала ждать. Были люди, что узнавали меня и бросали на меня удивленные взгляды. Проходили минуты. Она не появлялась. На галерее поднялся шепот, в мою сторону бросали взгляды. В конце концов на галерею взошел один из ее пажей и сказал:

— Ее Величество не будет проходить по галерее сегодня.

Мне стало плохо от разочарования. Я была уверена: она знала, что я буду ждать ее, и поэтому не пришла. Позже приехал Эссекс. Он был расстроен.

— Я знаю, что ты не видела ее. Я сказал ей, что ты ждала и уехала разочарованная, но она ответила, что чувствовала себя сегодня нехорошо и что еще будет время встретиться.

Ну что ж, подождем.

Неделю спустя Эссекс опять так настаивал, что королева согласилась увидеться со мной, когда она будет проходить из дворца в свой экипаж. Она сказала, что поговорит со мной. Это было все, чего я желала. Тогда я смогла бы просить разрешения появиться при дворе.

Эссекс страдал от лихорадки и лежал в постели, иначе бы он сопровождал королеву и моя задача была облегчена. Однако я не была новичком в обычаях двора, и, одевшись, как я думала, наиболее подходяще, а также прихватив с собой алмаз из того запаса, что остался у меня после уплаты всех долгов Лейстера, я поехала во дворец.

Опять я ждала в передней, где собирались те, кто жаждал слова королевы, сказанного мельком, либо ее взгляда, но по прошествии некоторого времени начала подозревать, что все опять повторится вновь, и была права. Экипаж был отозван, и было заявлено, что королева решила сегодня не выезжать.

В гневе я вернулась к себе. Я поняла, что она решила не принимать меня. Она применяла по отношению ко мне ту же уловку, что и по отношению к своим высокопоставленным женихам. Можно было продолжать надеяться, продолжать пытаться искать встречи с ней и на каждом шагу сталкиваться с неудачей. Я слышала, что мой сын, услышав об отложенном выезде, пошел к королеве уговаривать ее не разочаровывать меня вновь. Но она была непреклонна. Сын надулся и вернулся к себе, заметив королеве, что раз его самые невинные просьбы не удовлетворяются, он предпочел бы просить отставки.

Наверное, это заявление произвело на королеву впечатление, потому что вскоре он принес послание королевы, в котором сообщалось, что она примет меня наедине.

Это был триумф! Как я жаждала поговорить с ней, просить ее дружбы, сидеть возле нее, возможно. Как это отличалось от слова, сказанного на ходу!

Я надела голубое шелковое платье, мягкий кружевной воротник и светло-серую бархатную шляпу с голубым пером. Я была одета, по моим соображениям, и к лицу (ибо я не желала дать ей понять, что совсем нехороша теперь), и скромно.

Войдя во дворец, я уже ждала, что она найдет какую-нибудь причину, чтобы не принимать меня. Но нет, на этот раз мы встретились лицом к лицу.

Это был момент моего торжества. Я опустилась на колени и оставалась так, пока не почувствовала на своем плече ее руку — она давала мне знак подняться. Я встала, и мы встретились взглядами. Я знала, что она разглядела каждую деталь моего лица и наряда. Я не могла подавить в себе удовлетворения: я видела, как она постарела. Даже тщательный туалет, легкий налет румян и рыжий парик не могли скрыть этого. Ей было за шестьдесят, но фигура ее оставалась стройной, а осанка — горделивой. Она была в белом, излюбленном теперь ею цвете, с украшениями из жемчуга. Она подняла руку, и свободный рукав упал, показывая пунцовую подкладку. Она всегда любила показывать свои изящные руки. Белые и до сих пор прекрасной формы, они выглядели деликатными, изящными, хотя были увешаны бриллиантами.

Она положила руки мне на плечи и поцеловала меня. Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо. Она восприняла это как эмоцию радости. Но то был знак триумфа: я вернулась!

— Прошло много времени, кузина, — сказала она.

— Да, Ваше Величество, мне показалось, что век.

— Больше десяти лет, как он оставил меня. — Ее лицо сморщилось, и мне показалось, что она сейчас заплачет. — А мне кажется, что он все еще со мной. Я никогда не привыкну к тому, что его нет.

Она говорила о Лейстере. Я бы хотела сказать ей, что разделяю ее чувства, но это звучало бы фальшиво: ведь я была замужем за Кристофером.

— Как он умер? — спросила она. Ей хотелось еще раз услышать то, что она хорошо знала.

— Во сне. Это была тихая кончина.

— Я рада. Я все еще читаю его письма. Я вижу его таким… каким он был почти мальчиком. — Она грустно покачала головой. — Никогда не будет такого, как он. По его смерти возникли слухи.

— Его всегда сопровождали слухи.

— Он был ближе мне, чем кто-либо. Глаза мои… действительно, мои глаза.

— Полагаю, мой сын — утешение Вам, Мадам.

— Ах, дикий Робин. — Она любовно рассмеялась. — Очаровательный юноша. Я люблю его.