ГАРРИ ТАБАЧНИК - ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ

Видевший триумф „рабочей” революции Ленина XX век завершается сбрасыванием с пьедестала его памятников, в первую очередь, самими рабочими, как это произошло не только в предместье Кракова Новой Гуте, но и в Литве. Однако вкусившие однажды власти, триумфально шествовавшие большую часть столетия коммунисты и их попутчики никак не могу согласиться с тем, что „коммунизм — это идея, которую никогда не следовало пытаться осуществить на земле”, им кажется, что допущены „отдельные ошибки”, а не ошибочна сама теория, в основе которой кроется фундаментальный просчет, заключающийся в том, что строительство общества на основе теорий невозможно, что развитие общества — естественный процесс, вырастающий из потребностей и деятельности людей, приспосабливающихся к совместной жизни друг с другом, а не к правилам теории. Коммунистам трудно в это поверить. Ведь классики все так четко и ясно рассчитали, вывели простые и легкие для запоминания формулы, которые надо было только претворить в жизнь, и открывалась прямая и ясная дорога в „светлое будущее”. Все, казалось бы, так просто. Как казалось все просто полковнику Пфулю в „Войне и мире”: первая колонна идет сюда, вторая — туда. Но люди все время нарушают расчеты и портят красивую теорию! Стало быть, виноваты они, люди, и допущенные ими самими ошибки. Но дело не в ошибках, а, как заметил ф. фон Хайек, в „фатальном обмане социалистических теорий”. Так что хотя оптимизм сегодня и оправдан, хотя и расстрелян последний (но кто с уверенностью может сказать, что он последний?) восточноевропейский диктатор сталинского типа Чаушеску, до полного исчезновения ленинско-сталинского варианта будущего еще далеко.

— Тем, кто говорит, что коммунизм мертв, мы отвечаем: „Если мы мертвы, то в таком случае мы самый живой труп истории”, — провозгласил глава американской компартии Гэс Холл.

„Самый живой труп истории” еще дает знать о себе, и еще не раз будет хватать своими когтями живых. Еще предстоит выяснить, является ли происходящий на наших глазах процесс поворота к демократии продолжением выросшего из иудейско-христианской традиции и получившего толчок с наступлением христианской эры движения к демократии в Европе случайностью, маленьким дорожным эпизодом на пути истории или это путь, по которому пойдет человечество.

НАДЕЯТЬСЯ, НО БЕЗ ИЛЛЮЗИЙ

Когда западные политики спорят, в интересах ли Запада пере-стройка и стоит или не стоит ей помогать, то прежде всего необходимо установить, о какой перестройке идет речь. Словарь русского языка дает несколько определений глагола „перестроить”. Одно из них означает — расположить то же самое, но по-другому, когда меняются местами шеренги в строю, но строй остается тем же. Министр иностранных дел Шеварнадзе сравнивает перестройку с „Новым курсом” Рузвельта, намекая на то, что точно так же как политика американского президента помогла вывести капитализм из кризиса, так и „новый курс” Горбачева выведет из кризиса социализм или, как не устает повторять сам генсек, приведет к его „обновлению”, т. е. обновлению зрелого тоталитаризма и превращению его в более изощренный.

Если такова цель перестройки, если речь идет лишь о модернизации устаревшего режима, что, безусловно, включает и его военную машину, о перестановке отдельных частей системы, а не ее радикальном необратимом изменении, то такой перестройке Западу помогать не только не нужно, но и опасно. На заре века граф Витте писал Николаю П: „Для меня очевидно, что, давая нам капиталы, иностранные государства совершают политическую ошибку, и мое единственное желание, чтобы их слепота длилась как можно дольше”.

Если это было справедливо по отношению к возможному конкуренту царской России, то это тем более справедливо по отношению к государству, не отказавшемуся от идеологии марксизма-ленинизма, чьи усилия направлены всего лишь навсего на то, чтобы вдохнуть новые силы в „самый живой труп истории”.

Перестройка, гласность, демократизация — это не ходкий товар, который можно выгодно продать, чтобы заполучить западную помощь. Это внутреннее дело советских людей. Западу платить за происходящие внутри Советского Союза изменения и делать подачки за хорошее поведение Кремля на международной арене не следует. Его надо поощрять, надо воспользоваться представившейся возможностью и поддержать все ростки демократии на советской земле. Контакты на всех уровнях: от

государственных и общественных организаций до личных встреч с советскими гражданами должны стать постоянными и захватывать не только крупные центры, но и маленькие городки и деревни. Как можно большее число советских людей должно видеть живых американцев, слышать, как они разговаривают, ведут себя в своем кругу и по отношению к другим. Из общения с ними они сумеют почерпнуть многое, что расскажет им о том, что такое демократия. Передача опыта демократии — это не только организация курсов и школ, но и большая работа, которую можно сравнить разве что с миссионерской.

В Америке не любят слова „пропаганда”. Ему придается негативный смысл. Уолтер Липпман относит „все искусство пропаганды” к обману. Однако во время Второй мировой войны в Америке ее рассматривали как „стратегию правды”. С тех пор, как замечает А. Блум, на Западе и в Соединенных Штатах в частности „возник поразительный феномен ...новый язык добра и зла... ведущий свое происхождение от попытки подняться и над добром и злом и отныне препятствующий нам с какой-либо убежденностью вести речь и о добре, и о зле”.

Если согласиться с определением пропаганды Г. Лассвелла как „контролирования поведения путем манипулирования символами”, т. е. словами или изображениями, то, разумеется, использование символов в целях „стратегии правды” — это не то же самое, что использование их в целях „стратегии лжи”. Использование „стратегии правды” устраняет препятствия к тому, чтобы называть вещи своими именами: добро — добром и зло — злом. И это тоже пропаганда, но такая, которая поощряет „чаяния людей к достижению свободы, прогресса и мира”.

То, что одним из основных направлений политики Горбачева является гласность, показывает, какое значение в Советском Союзе придают слову. Границы гласности будут все время расширяться, если Запад, отбросив сомнения, обретя вдохновение в том, что история неопровержимо доказала, что коммунизм — это зло, а свобода и демократия — добро, будет решительно использовать „стратегию правды” для передачи как можно большего объема информации тем, кто освобождается от пресса тоталитарной пропаганды. В этой связи сейчас, как никогда прежде, когда мир действительно стал по определению Маклюэна „глобальной деревней”, большое значение приобретают средства массовой информации, ориентированные на Советский Союз.