Франтишек Кубка - Улыбка и слезы Палечка

Через несколько мгновении Гершик предстал перед паном правителем. Он щуплый, с длинной черной бородой и хитрыми маленькими глазками. На плечах — темный кафтан, на голове — остроконечная шапочка, на которой золотом по черному шелку вышита звезда Давидова.

Сам Гершик родился в Праге. Но отец его приехал в Чехию из Испании — через Турцию и Венгрию. Никто не знал его настоящего имени, но всем было известно, что уже его прадеды предсказывали будущее по звездам небесным мавританским калифам и испанским гидальго.

Иржи ничего не сказал. Только поглядел на еврея вопросительно. Тот сам заговорил. Голос у него был тихий, сиплый. Он забормотал-забормотал латинские и чешские слова, среди которых то и дело повторялись имена римских богов — Юпитера и Марса, Меркурия и Сатурна, — но имя Венеры отсутствовало. Звездочет говорил о всевозможных сочетаниях и скрещениях звезд, о констелляциях и конъюнкциях, рисуя при этом перед Иржиком руками разные круги.

«Jupiter rex… Jupiter omnipotens» [131] «Юпитер царь… Юпитер всемогущий» (лат.) — вылетали у еврея из-под усов сиплые, но полные трепетной выразительности возгласы. При этом звездочет все время низко-низко кланялся и становился перед паном Иржи на колени.

Но таинственное представление продолжалось и после того, как Иржи сел за стол, утратив тот странный блеск в глазах, который у него появился, когда еврей стал упоминать о царе Юпитере. Гершик преклонил правое колено и повел уже по-чешски рассказ о каппадокийском рыцаре, чье имя происходит от греческого слова, обозначающего человека сельского происхождения [132] Каппадокия — древнее название территории на Востоке Малой Азии в районе р. Евфрата, поочередно зависевшей от различных крупных восточных государств; позднее римская провинция. Родом из Каппадокии был герой легенды «Жизнь святого Иржи, мученика божьего», входившей в чешский прозаический сборник религиозных сказаний «Пасионал» (вторая половина XIV в). Сборник представлял собой перевод книги генуэзского архиепископа Якова де Ворагине (1230–1298) «Священные легенды» (до 1260 г.). Имя Иржи происходит от греческого слова «георгиос» («возделывающий землю»). , и о том, что родоначальником мелкопоместных дворян был оратай и что Пршемысл Оратай [133] Пршемысл Пахарь, легендарный родоначальник чешской княжеской династии Пршемысловичей (конец IX — начало XIV в.); по преданию, был простым свободным крестьянином и взошел на трон прямо от сохи. был призван на царство от сохи… Но тут уж пан Иржи, рассмеявшись, сказал, что еврей злоупотребляет его незнанием языков и в речах своих руководствуется желанием польстить, а не истиной. И пускай он не выходит за пределы своей халдейской науки, толкует о звездах, если хочет, или убирается вон!

Гершик омрачился и умолк. Встал, отвесил поклон. Иржи все же кивнул ему — в знак того, что простил.

На улице была кромешная тьма. Толпа разошлась. Тут только Иржи обратил внимание на голоса герольдов, возвещающих народу о том, что «господу богу угодно было позвать в вечные свои селения государя нашего, всемилостивейшего короля Ладислава, сына Альбрехта, эрцгерцога австрийского и короля венгерского»…

Иржиков возок ехал по темным, безлюдным улицам. В католических костелах еще шла служба, оттуда слышалось пение Иржик приказал везти его на Каменный мост. Посредине моста велел остановиться и вышел. Вылезал с трудом. Тело его становилось с каждым днем все грузнее. Подошел к ограде и устремил взгляд вверх, к опустевшему кремлю и храму. Ему показалось, что окна святого Вита освещены. Это капитул молится за упокой души почившего короля.

Потом он перевел взгляд вниз, на воду. И вдруг увидал в воде отражение бледных ноябрьских звезд. Это его удивило, так как только что над водой стоял туман. Звезды…

Звезды в воде то приближались друг к другу, то расходились, сочетались в дрожащем соприкосновении и падали, серебряные, в черную глубь. Будь здесь Гершик, он, конечно, мог бы назвать эти звезды по именам. А вон та, самая крупная, там внизу, в воде, может быть, и есть Юпитер-рекс. Иржи вспомнился вечер на Лабе, среди поросших ивняком низких лабских берегов, когда он, молодой подебрадский помещик, ловил, со своими двумя батраками, сетью карпов. Они заплыли в лодке на середину речной глади, и батраки запели старинную песню о водяном, о наваждении черных омутов. Одиннадцатилетний Иржик смотрел в воду. И, как сегодня, увидал в воде сочетающиеся звезды. И на душе у него было тогда также радостно и празднично, как теперь…

Но потом сердце ему вдруг сжал страх. Он увидел мертвого Ладислава с постаревшим, строгим лицом, услыхал его просьбу о том, чтобы с почетом выпустить из Чехии австрийских и венгерских дворян. Но Ладислав просил также его, Иржи, дать в его землях широкий простор праву, обеспечить там всем мир и покой… Вот о чем король просил его, правителя страны и гофмейстера! Словно знал, о чем сейчас говорят звезды. Что будет завтра? Народ, конечно, плачет. Люди, отходя ко сну, думают о том, что их ждет впереди. Мужья ложатся рядом с женами и утешают их обещаниями, что, конечно, и завтра и дальше в стране будет вдоволь хлеба для детей и сохранятся спокойствие и порядок, как при покойном короле.

«Что будет? Что будет?» — услыхал Иржик бормотание старухи. Ему показалось, будто кто-то стучит костылями по мостовой. Он оглянулся, но, кроме возка с кучером и пажом, на мосту никого не было…

В эти часы мытники уже запирают мост… Съездить еще в Малый город и наверх, в кремль? Нет, встретился бы возвращающийся из храма капитул. Завтра по всему городу пошли бы толки: дескать, никак не дождется… Еще не остыло Ладиславово тело, а он уж бродит по кремлю, примеривается, как пойдет в коронационной процессии! Но тут нет епископов. Главное, таких, которые возложили бы священную корону на его еретическое чело!

«Будь еще здесь старый Филиберт из Нормандии!» — подумал Иржик, входя в возок, и приказал ехать в Бочков дом.

Оси заскрипели — сперва под тяжестью тучного Иржикова тела, а потом сильней, когда возок стал поворачивать.

«И будет плач и скрежет зубовный», — ни с того ни с сего вдруг пришло Иржику в голову.

Я ждал своего государя в его доме, внизу под лестницей. Сидел в темноте, в то время как зала и дубовые ступени были освещены. В доме было тревожно. Пани Йоганка сперва долго плакала, потом молилась, потом стала расчесывать волосы перед зеркалом. Распустила их по плечам и спине так, что они упали до бедер. Она с удовольствием любовалась своим отражением в зеркале, начала напевать. Челядь сперва плакала, потом заговорила о предстоящих королевских похоронах. «Похороны, понятно, будут торжественные», — заметил старый оружейник хозяина и прослезился. Больше всего на свете он любил похороны, потому что представлял себе, как он сам лежит в гробу, и за гробом идут процессией пажи, батраки, работницы, и все по нем плачут и говорят о том, какой добрый, какой сильный, какой благородный был оружейник Вацлав, — никогда уж не будет другого такого во всем королевстве!