Иво Андрич - Травницкая хроника. Мост на Дрине

Прагматизм принимает в ту пору формы очень агрессивные. Что же касается бескорыстия и порядочности, то они обычно рождали ту «рефлексию», то сомнение в «прагматической правде» буржуазного общества, которые лежали в основе характера разочарованных «детей века».

Исторически достоверно воссозданы в романе оба представителя Австрии. И если фон Миттерер — чиновник старой школы — еще обладает многими человеческими чертами, то второй, сменивший его австрийский консул фон Паулич — это уже весьма совершенный бюрократический автомат империи Габсбургов, предшественник тех администраторов, которые через несколько десятилетий принесли в Боснию новые, «европейские» методы гнета и эксплуатации.

Живое очарование роману придает его «активный и существенный фон» — десятки различных человеческих судеб, жизней, протекающих где-то рядом с замкнутым бытом обоих консульств.

Среди этих людей есть и такие, которые, как два толмача консульств — Давна и Ротта, аккумулируют в себе все дурные стороны «Востока» и «Запада». Есть и такие, как юная Йелка — воплощение женственности и простоты, героиня несостоявшегося романа «молодого консула» Дефоссе, или такие, как врач Лука Дафинич, бескорыстный помощник всех страдающих, столь страстный защитник жизни, что он не смеет посягнуть даже на мышь, поедающую его снадобья, — ведь и она тварь господня.

Этот пестрый, движущийся мир простых тружеников-чудаков — их Иво Андрич всегда изображает с большой любовью, — людей самых разных и странных профессий, своей упрямой, почти «растительной» волей к жизни, труду, мирному существованию живыми волнами как бы омывает две «крепости», где засели представители двух держав, пытающихся в своей деятельности, как говорит автор, выдать бурю в стакане воды за битву гигантов.

В общем, после падения Наполеона оба консульства закрываются. Всем консулам — и французам и австрийцам — уготована в дальнейшем вполне благополучная судьба.

Дефоссе напишет толковую, богатую информацией книгу о стране, где он прожил несколько не очень легких лет.

Фон Миттерер — вместе со своей супругой, увядающей и истеричной красавицей, — продолжит в другом месте свой труд на пользу старым австровенгерским традициям.

Блестящую карьеру на стезе нового бюрократизма сделает фон Паулич.

Все сложится удачно и для Давиля. Талейран де Перигор, всемогущий князь Беневентский, вспомнил о нем и предоставил ему хорошую должность. Супруга консула — трудолюбивый муравей — будет и в другом месте воспитывать детей, вести дом, выращивать белые гиацинты и зеленый горошек.

А сам Давиль? Сколько бы мягкой иронии ни вкладывал автор в изображение исторической ограниченности, отвлеченности, порою почти комических сторон характера французского консула, все же он один способен думать о будущем, пытается заглянуть в будущее человечества и человека. Вот в ночь перед отъездом он разбирает и укладывает свои бумаги. «Машинальную работу сопровождала, как навязчивая мелодия, неопределенная, но настойчивая мысль: должен же где-то быть этот «настоящий путь», на поиски которого он потратил всю свою жизнь; когда-нибудь человек найдет этот путь и укажет всем. Он сам не знал — как, когда и где, но его обязательно найдут либо его дети, либо его внуки, либо его более далекие потомки. Эта неслышная внутренняя мелодия облегчала ему работу».

Консулы уезжают — Босния остается. И уже до их отъезда старики беги, собравшись, как всегда, в кофейне, изрекают устами самого старшего — Хамди-бега — свой приговор: «Травник очистится от консулов. Память о них удержится какое-то время. Дети будут скакать верхом на палочках, играя в консулов и телохранителей, но и они забудут о них, словно их и не было. И все опять по воле божьей пойдет, как шло спокон веков».

«Победной тишиной», возвращением старого кончается роман «Травницкая хроника»; взрывом древнего моста, триста лет простоявшего над Дриной, то есть почти символической гибелью старого кончается другой исторический роман Иво Андрича «Мост на Дрине».

Роман этот получил в мировой печати чрезвычайно широкий отклик.

Общие идейно-эстетические особенности творчества Андрича воплощаются с необычайной полнотой во всех компонентах его произведений. Не случайно поэтому вопрос о жанре занял такое большое место в международных разговорах вокруг «Моста на Дрине». «Не роман», «не историческая хроника», «единство и цельность в многообразии» — так пытались критики разных стран подойти к определению жанровых и композиционных особенностей этого произведения.

Форма «Моста на Дрине» действительно и оригинальна, и необычайно естественна. Это «роман-река» с широким и плавным течением, но также и с водоворотами и заводями. Действие его тянется больше трехсот лет, и автор порою на сотне страниц тщательно исследует одно десятилетие, чтобы затем со спокойной небрежностью отбросить без внимания пятьдесят — шестьдесят застойных и бессобытийных лет в истории Боснии. Плавное эпическое повествование в романе вдруг прерывается вставной новеллой. А судьба человека, рассказанная в ней, отходя в прошлое и становясь легендой и песней, воздействует на последующие поколения, участвует в формировании их сознания.

Такова, например, новелла о красавице Фатиме — родной сестре героинь молодого Горького, о гордой Фате, которая бросилась с моста в Дрину в тот день, когда свадебный поезд вез ее в дом нелюбимого.

Тема «неосуществленного человека», о которой мы уже говорили в связи с «Травницкой хроникой», звучит во вставной новелле о Фате особенно сильно. «В каждом поколении, — говорит Андрич, — бывает такая девушка, красоту, таланты и достоинства которой воспевают песни и превозносят легенды. На какое-то время она становится недостижимой мечтой и приковывает к себе всеобщие желания и помыслы; имя ее воспламеняет страсти, ее окружают восторги мужчин и зависть женщин. Она — избранница природы, вознесенная на опасную высоту».

Высота эта опасна потому, что воплотиться в судьбе девушки она не может. Избранницу ждет замужество по выбору родителей, подъяремная судьба женщины отуреченной Боснии. И эту судьбу не захотела принять красавица Фата. Если для нее был закрыт тот огромный мир, богатый, полный радостных перемен, существование которого она так живо ощущала за пределами родного селения, то она нашла иной путь в «безграничное, безымянное, молчаливое царство свободы». И осталась после нее память и песня, которую многие десятилетия поют юноши и девушки Боснии.

Иногда герой как бы вырван лучом прожектора из окружения, в котором мы его привыкли видеть в предыдущих эпизодах. Таков Кривой, к фигуре которого Андрич возвращается несколько раз. Впервые он появляется в рассказе 20-х годов. О горькой смерти его писатель с любовью и сочувствием расскажет в новелле 30-х годов «Мила и Прелац». И наконец, в романе «Мост на Дрине» он вдруг раскроет ту сокровенную сущность одноглазого шута, которая не смогла проявиться в условиях и обстоятельствах того времени. Перед нами уже не беспутный гуляка, а человек, способный на великую всепоглощающую любовь, «неосуществленный» брат Тристана или Жоффруа Рюделя. Легкая, страстная сила, живущая в убогом теле одноглазого бродяги, как язык огня, вырывается наружу в тот миг, когда, подстрекаемый пьяными бездельниками, он, танцуя, переходит реку по узким обледенелым перилам моста через Дрину, знаменитого белого моста, который в шестнадцатом веке принес в дар Боснии ее уроженец великий визирь Мехмед-паша.