Элиза Ожешко - Гибель Иудеи

Как раз в тот самый день, на который Тит и Веспасиан назначили свой триумфальный въезд, приходился праздник иудейской субботы. Столичный префект не без опасений разрешил обычное совершаемое накануне праздника богослужение, причем представители синагоги должны были поклясться жизнью, что во всем будут соблюдены порядок и спокойствие. Однако перед синагогой выставлен был сильный отряд преторианцев со строгим приказом при малейшем возмущении со стороны иудеев действовать немедленно и без всякой пощады.

Верховным раввином синагоги был Аарон бен Анна, который перед этим в течение четырнадцати лет состоял первосвященником иерусалимского храма, когда главными первосвященниками были Анна и Каиафа. Его ученость и ревность к исполнению закона создали ему вполне заслуженную известность в римской столице. Ему было уже более 80 лет, но все же это был крепкий старик, одинаково уважаемый как взрослыми, так и юношами.

Как только стало известно в Риме, что Иерусалим разрушен, ни один иудей не надевал более праздничной одежды. И сегодня на богослужение субботы все явились в траурных одеждах, разорвав верхние из них и посыпав голову пеплом. Каждый чувствовал в глубине души, что их посетил гнев Божий. Опустив головы, сидели они безмолвно и ожидали, когда чтец получит священный свиток из рук седого Аарона бен Анны. Среди присутствовавших были и христиане иудейского происхождения; как ни велико было презрение, с каким римляне относились к секте назореев, однако положение среди чуждых им язычников заставляло иудеев искать единения друг с другом.

Верховный раввин назначил для чтения то место из книги Ездры, в котором говорилось о восстановлении Иерусалима и его храме после первого разрушения их Навуходоносором. Что еще могло в эти дни скорби утешить, как не напоминание о времени, когда Бог отцов возвратил свой народ из плена вавилонского и восстановил город вместе с его храмом из развалин?

Чтец развернул свиток и начал чтение: «Печально сидел я до времени приношения вечерней жертвы: затем я воспрянул от своей печали, разорвал на себе все одежды, преклонил колена, простер свои руки к Господу, Богу моему, и сказал: Господи, как отважиться мне, обращать к Тебе свое лицо? Потому что наши беззакония стали выше головы нашей, и грехи наши возросли до небес, от дней отцов наших. Но и сами мы также тяжко грешили до последнего дня, и вследствие наших беззаконий преданы мы, и цари наши, и наши первосвященники в руки царей языческих. О, если бы на одно мгновение наш вопль достиг Господа, Бога нашего; потому что мы рабы, но Господь наш не оставил нас в нашем рабстве».

По знаку раввина чтец свернул свиток, и после небольшой паузы Аарон бен Анна встал. Его длинная белая борода, выразительные черты лица и белая повязка на голове придавали ему величественный облик. В последнее время из-за преклонных лет он редко выступал со словом. Но сегодня, накануне триумфа победителей иудеев в Риме, нельзя было молчать.

— Для иных, — начал торжественно Аарон бен Анна, — преклонный возраст — благословение, для меня же оно проклятие… О, если бы я мог отойти к отцам моим, прежде чем пережить взывающее к небу бедствие! Иеремия для своей скорби находил слова, когда видел храм Соломона и священный город в развалинах. Встань теперь из гроба и приди в Рим, чтобы в немом ужасе умолкнуть перед тем морем бедствий, которое постигло нас! Нет, ты не видел таких потоков крови, какие льются теперь! Нет, в твои дни не свирепствовал с таким ужасом ни меч, ни голод, и трупы наших, братьев не были разбросаны по всем улицам и дорогам! Нет, тогда Господь не уничтожал так своей нивы, не опустошал так своего виноградника! Ты видел, как твой народ шел в оковах в Вавилон. Я же вижу, как все площади для продажи рабов переполнены сыновьями и дочерями моего народа! Ты видел храм Господа в развалинах, а стены и ворота священного города разломанными, но ты не видел всего этого, обращенного в прах и пепел! В твое время не вели Иудейского царя и первосвященника в цепях по улицам для поругания язычникам, тогда взгляды необрезанных не оскверняли твоей святыни! О, горе мне, который должен пережить все это! Господь напряг свой лук и все свои стрелы направил на дочь Сиона. Последняя стрела, отравленная горчайшим ядом, сразит нас, нас, которые…

Охваченный необычайно скорбью, рыдая, старец опустился на свое место. Вместе с ним рыдало и все собрание. Мужи разорвали одежды и склонили свои головы к коленам. Из верхнего отделения для жен неслись раздирающие душу вопли и простирались руки к небу, они рвали на себе волосы.

Вдруг поднялся молодой человек и воскликнул: «Братья! Почему Израиль осужден на такие бедствия? Разве священники наши сделались жрецами Ваала, или народ наш стал поклоняться идолам? Нет, здесь другая причина, которая превратила гнев Господа в пожирающее пламя. То, что постигло нас, предсказано было тем, который изрек о Иерусалиме следующие слова: „Придет время, когда неприятель окружит тебя окопами, расположится вокруг твоих стен и станет теснить тебя. Он повергнет на землю тебя и твоих детей, живущих в тебе, и не оставит камня на камне, потому что ты не узнал времени спасения своего“. Врача, который хотел исцелить нас, наши священники и народ сочли врагом, они повели его к Пилату и Избавителя Израиля умертвили на кресте. В этом, в этом единственно наша вина, что мы отвергли Мессию, Сына Божия Иисуса Христа!»

— Замолчи ты, собака назорейская! — вскочив с места, закричал иудей, сидевший рядом с ним, и схватил его за горло.

— Смерть нечестивцу! — крикнул другой.

— Назореи — вот вся причина наших бедствий, — закричал третий. — Разве не из-за них император Клавдий выгнал иудеев из Рима? А при Нероне разве не тысячи наших братьев погибли только потому, что их считали назореями?

Эти слова мгновенно воспламенили все собрание, доведенное уже до высшей степени напряжения речью раввина. Появилась жертва, на которую можно было излить свою ярость.

Солдаты, услышав шум, с обнаженными мечами ворвались в собрание, однако, прежде чем они успели пробраться сквозь теснившуюся толпу, юноша уже лежал на земле, обливаясь кровью.

Под охраной преторианцев христиане вынесли его из синагоги.

— Я умираю за Иисуса, моего Господа и Бога, — это были последние слова, с которыми он скончался на руках братьев.

Трибун, командовавший отрядом, тотчас же произвел строжайшее расследование. Но когда выяснилось, что беспорядок не имел отношения к римской власти, он не придал ему никакого значения. Что могла значить смерть одного иудея, убитого своими же соплеменниками, когда тысячи их погибли от меча римлян? Он ограничился только тем, что велел разогнать собрание, и солдаты вытолкали из синагоги кричавших людей.