Руфин Гордин - Шествие императрицы, или Ворота в Византию

Вскоре корабли генуэзцев вошли в Мраморное море. Там их заметили осажденные. Заметили их и турки и тотчас донесли о том султану. Повелитель правоверных был так обеспокоен этой вестью, что, сев на коня, поскакал к капудан-паше Балтоглу с приказом во что бы то ни стало захватить или потопить суда неверных. Султан пригрозил Балтоглу: если корабли прорвутся в Золотой Рог, ему не сносить головы.

Капудан-паша велел трубить боевую тревогу. Не полагаясь на паруса, он приказал сотням гребцов сесть на весла. На большие транспортные суда погрузились гвардейцы султана, которым было приказано взять корабли неверных на абордаж.

Балтоглу был уверен в победе. Еще бы, против его боевого флота, насчитывавшего десятки больших и малых судов, дерзают выступить каких-то четыре корабля, чья маневренность вдобавок зависит от ветра.

Наконец они сблизились. Но все попытки поджечь христианские суда или взять их на абордаж не имели успеха. Турецкие суда были отличной мишенью для христиан: они низко сидели в воде, меж тем как корабли генуэзцев возвышались над ними подобно горам.

Но вот несчастье, попутный ветер стих, паруса христианских судов повисли, и уже казалось, что вот-вот они станут добычей флотилии турок.

Балтоглу приказал атаковать. Его матросы-кальонджу стали метать факелы с зажженной паклей, пускать стрелы и палить из пушек. Но каждый раз нападение отражалось командами христианских судов. Султан, сидя на коне, следил с берега за действиями своего флота. Он выходил из себя, видя, что они не достигают цели.

— На абордаж! — вскричал он. И казалось, крик повелителя правоверных был услышан. Десятки турецких судов облепили корабли христиан, цепляясь баграми и крючьями.

Но тут подул спасительный ветер. Паруса напряглись, и все четыре корабля вошли в Золотой Рог. Их не преследовали: над бухтой сгустилась тьма.

— Проклятие! — вскричал султан.

Мне еще кажется грезою то время, когда, сидя в шестиместной карете, подобной торжественной колеснице, в позолоте и в дорогих каменьях, меж двух царственных особ, и разморенный жарой, слышу сквозь дрему их разговор: «У меня 30 миллионов подданных только мужского пола». — «А у меня всего 22 миллиона», — отвечает другой. «Мне необходимо иметь под ружьем самое меньшее 600 тысяч от Камчатки до Риги». — «А мне и половины этого довольно», — отвечает другой.

Принц де Линь

Мы приехали в Херсон. Дитя сие еще не существовало 8 лет тому назад. Сначала проехали каменные казармы шести полков, потом въехали в крепость, которая за себя постоит; внутри крепости военные строения многие окончены… церковь каменная прекрасная. Выехав из крепости, повернули мы в адмиралтейство, в котором все магазины и строения каменные, крыты железом. На стапеле нашли мы готовый 80-пушечный корабль… наименован «Иосиф II».

Екатерина — Еропкину

Императрица пребывает в восторге от увиденного и от мысли о новой ступени славы и могущества, на которую она поднялась вместе с Россией. Князь Потемкин в настоящее время всемогущ, и его чествуют сверх всякой меры. Будь у меня возможность столь близко придвинуться к Берлину да будь пруссаки такие же олухи, как турки, я бы не устоял против желания избавиться от таких соседей.

Иосиф II — Кауницу

Допущен был к Ея Императорскому Величеству на приватную аудиенцию присланный от его величества короля обеих Сицилий маркиз де Галло для поздравления с благополучным прибытием к полуденным границам империи, орошаемым водами, простирающимися до королевства Неаполя… Граф Фалькенштейн подводил ко всем господина барона Герберта, римско-императорского интернунция при Порте Оттоманской… Потом, по вступлении Ее Величества в Дворцовую залу, уволенный от управления епархиею преосвященный архиепископ Евгений говорил речь на греческом языке…

В сей день всемилостивейше пожалованы:

1) Флота Черноморского капитаны первого ранга Николай Мордвинов и граф Марко Войнович в контр-адмиралы; капитаны первого ранга Панайоти Алексиано и Федор Ушаков в капитаны бригадирского чина; капитаны второго ранга Степан Вельяшев, Гаврила Голенкин и Павел Пустошкин в капитаны первого ранга…

2) В воздаяние ревностных трудов по строению города Херсона и по другим порученным делам полковник Николай Корсаков (жалован) в инженер-полковники… ему же из Полоцкой экономии — 450 душ и орден Святого Владимира третьей степени…

Из Журнала Высочайшего путешествия… в полуденные страны России

Огромная толпа, казавшаяся бесформенной, двигалась им навстречу. Похоже, у нее не было головы. Она текла медленно, постепенно сближаясь с царским караваном. Из гула стал постепенно вычленяться бой барабанов и медные возгласы труб.

— Слава тебе. Господи, — перекрестилась Екатерина, — из пушек не бабахают. Хоть уши мои успели привыкнуть к оной пальбе, однако ж не люблю.

Иосиф опасливо оглянулся. И тотчас подался назад. Карета замерла.

— Ну, что там еще?

Выглянул и Потемкин. И, хохотнув, пояснил:

— Выпрягают. Сейчас верноподданные обыватели впрягутся заместо коней. Дабы таким способом оказать любовь и преданность своей государыне и повелительнице.

До них глухо доносились приветственные клики:

— Слава матушке-государыне!

— Слава, слава, слава!

— Великая наша мать!

Толпа начала обтекать карету. Гвардейцы, оцепившие ее, с трудом выдержали напор.

— Ежели бы не солдаты, сейчас подняли бы карету с колес и понесли, — улыбнулся Потемкин — единственный, кто веселился из окружения Екатерины. Все остальные как-то оторопели.

Меж тем карета дрогнула и медленно подалась вперед.

— Повезли! — радостно возгласил Потемкин. — Ты бы, матушка, выглянула, помахала бы кентаврам своим рученькой.

— Довольно с них сего сознания, что государыню свою везут, — откликнулась Екатерина. — Народ надобно содержать в строгости, дабы не позволяли себе лишнего.

Екатерина произнесла это по-русски. И тотчас перевела на французский для Иосифа. Он одобрил:

— Одна из главных заповедей монарха.

Все остальное уже никого не удивляло. Иностранные министры были уверены: народное ликование поставил и загодя отрепетировал сам Потемкин. Потемкин же в свою очередь удивлялся ретивости и усердию местной власти, перещеголявшей все его наставления многомесячной давности.

Однако ж чему было дивиться? В кои-то веки народу доведется увидеть свою императрицу! Божество сошло с небес, его можно лицезреть и, ежели посчастливится, коснуться рукою его платья. Разве не так?