Руфин Гордин - Шествие императрицы, или Ворота в Византию

Так было в первые годы царствования, когда страна была под ним, а его руки покоились на ее горле, готовые в любой момент сжать его. Но год от года хватка слабела. Да и можно ли все время быть в напряжении? Охота и расслабиться, и полиберальничать. Недоставало зоркости и слуха — за оппозицией нелегко уследить.

Взрыв произошел год назад, на сессии ригсдага. Король был обвинен в безудержном мотовстве, в беспардонном вмешательстве в дела, лежащие далеко от его интересов. Финансовая политика была провалена, страну год за годом постигал недород.

Король нервничал. Он уединился в своем дворце. Не в том, который начали строить без малого сто лет назад, в 1697 году, и все еще продолжали неторопливо доделывать. А в старом, на острове, который был, по существу, замком, могущим выдержать долговременную осаду.

Он предавался охоте и размышлениям. Обычно его сопровождал верный друг Густав Мауриц Армфельдт. Пришпоривая коней, они неслись по полям и лесам в окружении егерей и доезжачих, за неистово лающей сворой гончаков.

Затравив оленя, они довольствовались охотничьим трофеем и возвращались в замок. Пока повара свежевали тушу и разделывали ее, оба по гулким переходам направлялись в пиршественную залу. Там их уже ждали собеседники и сотрапезники.

Это уже были не те, кто помогал Густаву совершить переворот. Король, как большинство владык, не отличался постоянством. И теперь он приблизил к себе тех, кому не был обязан, но кто был обязан ему. С годами он стал подозрителен — умеренно, правда. И перестал доверять тем, кто составлял некогда его окружение.

Ну, во-первых, они уже изжили себя, это были люди в возрасте. Они были заражены либеральными идеями, иной раз чрезмерно. Знаете, эти старцы, которые хотят, чтобы все плясали под их дудку: они-де пожили, за ними опыт.

Он был строптив, как положено королю. Не надо забывать, что Густав вошел в пору зрелости: нынче ему исполнился сорок один год. В этом возрасте не прислушиваются к советам — их дают. Он был уверен в себе, а стал самоуверен: от первых лет правления его отделяла огромная дистанция.

Густав уже не любил, когда его называли «молодой король». Да, он, разумеется, молод еще, но зрелость — его главное качество. Все-таки зрелость! Не забывайте об этом, господа!

Войдя в залу, он приветствовал своих сотрапезников поднятием руки. Слуги проворно подкатили тяжелое дубовое кресло, увенчанное короной и королевским вензелем. Густав тяжело плюхнулся в него: последнее время он стал уставать от скачки в седле. Часы, да, многие часы азартной погони летели незаметно, но после вдруг оказывалось, что нестерпимо болит спина, ноют все кости.

Он пододвинул к себе кружку с пивом и стал жадно пить. Потом поднял ее и провозгласил на немецкий манер:

— Прозит! И не забывайте, что я ваш король, господа!

— Виват, наш король, виват! — нестройно воскликнули все.

На огромных подносах внесли дымящееся жаркое.

— Накладывайте сами, — распорядился Густав. — Вы заждались, и у вас должен быть прекрасный аппетит.

Виночерпий наполнил кубки. Тосты один другого цветистей сменяли друг друга. Пили за здоровье короля, еще раз за здоровье короля и снова за здоровье короля, за процветание Швеции, за погибель ее врагов.

Языки развязались. Эрик Руут поднялся первым и произнес:

— У Швеции много врагов. Но пусть они трепещут: наш король смел и деятелен. Он не даст им спуску. Вот Дания…

Он отхлебнул из кружки и поперхнулся.

— Граф Бернсторф не дремлет! — захохотал Армфельдт. — Он почуял, что ты сейчас изрыгнешь хулу на Данию и на него.

— Да, именно так, — поправился Руут.— Этот чертов граф стоит во главе заговора против Швеции вместе со своим королем Христианом. Король пляшет под его дудку. Но недолго им торжествовать!

— Вот тут ты прав, Эрик, — спокойно сказал король. — Мы не дадим им торжествовать. Швеция всегда была выше Дании во всех отношениях…

— Даешь Данию! — прокричал Руут, довольный, что король его поддержал.

— Ты, как всегда, торопишься, Эрик, — остановил его Густав. — Час еще не настал. Но он придет. Пока граф Бернсторф управляет внешней политикой Дании, мы не можем оставаться спокойны. Он нацелил ее против нас.

— Не только он, — вмешался Юхан Толль. — Есть еще русская царица.

— Россия — давний враг Швеции, — поддержал его Армфельдт.

— А что поделывает эта женщина, которую зовут великой? Екатерина великая, ха! На самом-то деле она карлица, — раскатывался Руут. Он приметно захмелел и уже не мог остановиться. — Что она поделывает, с кем спит теперь? Ха-ха!

— Она путешествует, — сказал король. — А с кем спит, это несущественно. Все мы с кем-нибудь спим, не так ли, Эрик?

— Совершенно справедливо, ваше величество, — заплетающимся языком произнес Руут. — Все мы спим и будем спать. Но мы ведь мужчины, и это наш, так сказать, долг перед природой. А она…

— А она женщина, — рассмеялся король, — и к тому же на вершине власти. Так что никто ей не указ. Как, впрочем, и мне. Отчего бы ей не менять любовников, как и мне — любовниц?! Альковные приключения монархов касаются только их, Эрик, заруби это себе на носу. Что пишет наш посланник?

— Он описывает торжество Потемкина, — отвечал Армфельдт. — Россия отвоевала у турок богатейшие земли. Один Крым чего стоит. Рассказывают, будто это необычайно плодоносная земля, где родятся виноград и другие южные плоды. Но важней всего побережье Черного моря. Россия наконец получила возможность завести там свой флот и грозить туркам на море, чего прежде не было и о чем мечтал царь Петр.

— Неужто вы полагаете, что султан смирится с потерей такой жемчужины? — иронически спросил король. — Нет, господа, я совершенно уверен, что не за горами война. Война России и Турции.

— Но, государь, турки сравнительно недавно получили жестокий урок от русских, — засомневался Толль. — Осмелятся ли они снова ввергнуть страну в пучину войны?

— За их спиной — Франция, думаю, не она одна, — задумчиво произнес король. Видимо, мысль Толля навела его на сомнения. — Конечно, Россия — грозный соперник. Но мы должны помнить, что не так страшен черт, как его малюют. Некоторые наши конфиденты доносят, что русская армия пребывает в расстройстве, что она плохо вооружена, наконец, что казна Екатерины пуста и бумажные деньги, которые она печатает без всякого стеснения, вконец расстроили всю ее денежную систему. Деньги потеряли свою стоимость, вот что. Это и нас постигло, как вы знаете.

— Судя по тому, что нам пишут, Екатерина способна на безрассудные поступки. Она может начать, — сказал Армфельдт.

— Э нет, у нее есть достаточно трезвые советники, — возразил король. — Они не дадут ей сделать опрометчивый шаг. Вы, барон, плохо информированы, это меня удивляет. Сколько мы знаем, Россия в настоящее время непрочно стоит на ногах. Ей не хватает не то что пушек, но и зерна. Как, впрочем, и нам, — поправился он. — А зерно есть такое же оружие во время войны, как и пушки.