Александр Лавров - Варяги и Русь

Лишь только над Ильменем разразилась буря, он вышел из своего шалаша. Мрачно и тихо в лесу. Где-то грохочут, далеко-далеко, несмолкаемые раскаты грома, разрывает покрытое черными тучами небо молния, воет без устали ветер, а здесь же все спокойно. Птицы только смолкли да попрятались, а лесные великаны при каждом новом порыве ветра лишь слегка покачивают своими зелеными макушками, не пропуская вниз капель ливня.

Вышел старик из своего убежища и, пробравшись сквозь чащу кустарника, выбрался на берег разбушевавшегося озера.

Стоит он и смотрит на покрытую пенящимися волнами водную даль. С наслаждением вдыхает он сырой воздух, прислушивается к раскатам грома, смотрит на прорезывающую тучи молнию.

— Войте ветры, грохочи грозный Тор, старый норманн не раз лицом к лицу встречался с вами, — воскликнул он, — много видел я вас на своем веку и не на такой жалкой лужице, а в грозном, могучем море… Сколько раз я с моими воинами ходил в набеги — знает меч норманнский и далекая Британия… Короли франков дрожат перед нами… Нет никого равного по силе и храбрости сынам светлого Одина… Сама смерть для них не страшна… Ждет их светлая Валгалла, убежище храбрых…

Старик скрестил руки и, глядя на разбушевавшееся озеро, снова заговорил:

— Думал ли старый Рулав, что ему, храброму воину, придется на склоне своих дней скрываться в земле этих трусливых, шума битвы не слыхавших народов? Видно, недостоин я светлой Валгаллы, видно, прогневал Одина… Но нет, я спас свою жизнь не для того, чтобы умереть здесь, в этой лесной глуши! Нет, старый Рулав услышит еще шум кровавой битвы, услышит победный клич товарищей, много еще врагов уложит его секира, надо только выбраться из этих проклятых мест… — Старый норманн погрузился в глубокую думу.

Вдруг он приподнял голову и устремил свой взгляд на озеро.

Отчаянный человеческий крик, слившийся с ревом бури, коротко прозвучал и тотчас же смолк, заглушенный воем ветра.

Рулав отошел назад и спрятался в прибрежном кустарнике.

Прошло немного времени; норманн, не покидая своего укрытия, продолжал следить за озером. С шумом обрушился и покатился по прибрежному песку один, другой, третий вал, оставив на отмели два человеческих тела.

«Э-э, да я, кажется, знаю этих молодчиков», — подумал Рулав.

Он вышел из своего укрытия и, осторожно ступая, по мокрому песку, подошел к лежавшим без движения юношам.

— Вот как обнялись, — бормотал он. — Избор этого молодца держит так, что и живому не удержать…

Налетевший пенистый вал заставил старого норманна отступить назад.

— Что же с ними делать, — рассуждал Рулав. — Опять в озеро пустить, что ли… Ведь если здесь их тела найдут, то и до моего шалаша доберутся… Мне тогда несдобровать… Ищут эти проклятые жрецы меня… Старого норманна в жертву Перуну принести хотели, да нет, не из тех я… Родился свободным и в Валгаллу не рабом войду!.. Ну, довольно, однако! — воскликнул Рулав. — Ступайте, откуда пришли, пусть Ильмень вынесет вас в другое место, где найдут вас ваши родичи, а здесь вы мне только мешаете.

Он поднял было Избора, но в то же мгновение опустил его на песок.

Из губ юноши вырвался слабый стон, ресницы пошевелились.

— Жив, — проговорил норманн, — он жив… Нет, не решусь я поднять руку на беззащитного. Но как же быть? Оставить их тут — тогда они могут выдать меня, ну да будь, что будет… Из-за Вадима я стараться не стал бы… Знаю я их, этих старейшинских сыновей… Если бы он был один, не задумался бы я его назад в озеро спихнуть, Избора жалко…

Рулав оттащил от берега обоих юношей и положил их на такое место, куда не достигали волны.

Потом он поспешно скрылся в кустарнике.

Разразившаяся внезапно буря так же внезапно и стихла.

Ветер перестал завывать, разорванные тучи уплыли вдаль, выглянуло солнышко и залило ярким, веселым светом и успокоившееся озеро, и прибрежный кустарник заповедной рощи.

Роща вдруг оживилась и наполнилась звуками. Затрещали в воздухе стрекозы, защебетали выпорхнувшие из густой листвы птицы, дятел принялся за свою бесконечную работу, все ожило; только два тела, оттащенные Рулавом от кромки берега, по-прежнему были неподвижны.

Всем телом вздрогнул вдруг Избор и открыл глаза… Как кружится голова, какая тяжесть во всем теле… Жив, слава Перуну!

Взгляд Избора остановился на безжизненном теле товарища. Старейшинский сын доверился ему, не побоялся вместе с ним пуститься в челноке по бурному озеру, и теперь он мертв… Что скажет его род? Что скажет отец Вадима? Никто не поверит, что Избор сделал все, что мог, чтобы спасти Вадима, что он, захлебываясь мутной водой, нырнул вслед за опускавшимся на дно Вадимом, поймал его, лишившегося уже чувств, под волнами, крепко-крепко схватил и не выпустил из своих могучих объятий даже тогда, когда и сам потерял сознание…

Никто не поверит этому…

Но, может быть, он еще жив? Может быть, он так же только потерял сознание и еще можно его вернуть к жизни?..

Эта мысль ободрила Избора. Он быстро вскочил на ноги, наклонился над Вадимом и приник к его груди. Прошло несколько томительных минут. Как ни чуток был Избор, как ни привык он различать каждый шорох, биения сердца все-таки не было слышно…

Что про него подумают, что скажут про него, когда он вернется один и сообщит роду Владислава страшную весть о гибели единственного сына старейшины? Как будет убиваться его старуха мать!.. Да и никто не поверит, что он, спасшись сам, не мог спасти товарища, которого вызвался перевезти через озеро…

Неужели на всю жизнь оставаться опозоренным?

И как только решился, зная седой, грозный Ильмень, пуститься в плавание перед бурей?..

Избор с болью взглянул на распростертое тело старейшинского сына. Он уже не сомневался, что Вадим мертв.

Он огляделся вокруг. Да никак он в заповедной роще, в роще, посвященной громовержцу Перуну! Так и есть… Ведь каждому, кто в эту священную рощу ступит, смерть грозит. Горе дерзкому! Ничья нога по священному лесу ступать не должна, иначе разгневается грозный бог и нашлет страшные бедствия на все племена славянские. Потому так строго и охраняют служители Перуна священную рощу.

Знает Избор, что у норманнов не Перун вовсе, а Один. Он куда могущественнее славянского бога. А вот еще рассказывали: есть народы, которые в неведомого Бога веруют. Сходил на землю Единый Сын этого неведомого Бога. Он совсем не то, что Перун или Один, заповедал любить всех. А как это сделать? Нельзя этого совсем… Меня обидели, и я за это отомстить должен; на мести весь свет держится; дай-ка только обидчикам волю, житья от них не будет, кто сильнее, тот и прав. А тот Единый Сын неведомого Бога обидчикам прощать велел, убить себя Сам дал злым людям, и когда Его эти злые убивали, Свою смерть им простил.