Майкл Грант - Юлий Цезарь. Жрец Юпитера

Это была эпитафия. Цицерон признавал неэффективность республиканской формы правления. На следующий день в городе вспыхнула паника.

Ходили слухи, что Цезарь со своими легионами уже приближается к Риму. Гай Марцелл в сопровождении двух избранных консулов стремительно покинул сенат, выехал из города и на свой страх и риск, без каких-либо официальных полномочий, приказал Помпею принять все необходимые меры для защиты отечества. Помпей согласился, правда с оговоркой, что возьмёт на себя всю полноту власти только в том случае, если другого выхода не будет найдено. Он начал вербовать дополнительные отряды. Два легиона, которые Цезарь послал для укрепления контингента в Сирии, были задержаны в Италии и также переданы Помпею.

В связи с этим сенат повёл себя более жёстко. Цезарь предполагал, что сенаторы напуганы проведённой мобилизацией. 9 или 10 декабря Цицерон беседовал с Помпеем наедине в течение двух часов. Результатом этих переговоров стало заявление о том, что Помпей убеждён в неизбежности разрыва отношений с Цезарем, поскольку прибывший из Галлии Гирций уехал, так и не посетив его, Помпея. Неудача Гирция была вызвана тем, что по прибытии в Рим он получил новые указания от Цезаря, которые делали встречу с Помпеем бесполезной. Тем не менее через Метелла Сципиона Гирций передал предложение Цезаря, которое заключалось в следующем. Ожидая должности консула, Цезарь оставляет за собой только Цизальпинскую Галлию и Иллирию и два легиона или только Иллирию и один легион. Помпей отклонил это предложение, а также саму возможность какой бы то ни было частной договорённости между ним и Цезарем. Безусловно, Помпей испытывал на себе сильное давление партии войны, но его собственное отношение к сложившейся ситуации также изменилось. У него состоялась ещё одна беседа с Цицероном 25 или 26 декабря, и оратор писал, что Помпея оскорбила резкая речь Антония и он больше не стремился к сохранению мира, который, по его предчувствию, теперь невозможен. Предложения Цезаря он считал предательским маневром, направленным как против Республики, так и против лично Помпея.

Курион спешно отправился в новый лагерь Цезаря в Равенне, в Цизальпинской Галлии, а затем ещё более стремительно вернулся в Рим, проделав весь обратный путь, 140 миль, за три дня. Он привёз в столицу письмо, в котором Цезарь, напомнив о тех услугах, которые он оказал отечеству, заявлял, что готов сложить полномочия только в том случае, если Помпей сделает то же самое. Но Помпей дал понять сенаторам, что ожидает от них жёсткого курса. Поэтому на заседании сената 1 января 49 года до н. э. народным трибунам Марку Антонию и Квинту Кассию с трудом удалось заставить сенаторов выслушать текст письма Цезаря. Подавляющее большинство поддержало Метелла Сципиона, потребовавшего, чтобы Цезарь сложил полномочия к определённой дате. В случае отказа он объявлялся врагом народа. Два трибуна наложили вето на это предложение, и затем в течение четырёх дней в сенате не затихали дебаты (в значительной степени связанные с вопросами законности). Цицерон в это время вёл тайные переговоры о мире, используя компромиссный вариант Цезаря: он оставляет за собой только Иллирию.

Переговоры не увенчались успехом, и 7 января сенат вынес чрезвычайное постановление, которым подтверждались и легализовались полномочия Помпея, причём всем главным должностным лицам ставилась в обязанность защита отечества. Ещё до того как постановление вступило в силу, Марк Антоний и Квинт Кассий получили предупреждение о неминуемом суровом наказании в том случае, если они останутся на заседании или просто в Риме.

Квинт Кассий и Марк Антоний заявили о нарушении своих прав как народных трибунов. В сопровождении Целия, юного корреспондента Куриона и Цицерона, они срочно направились в лагерь Цезаря в Галлии. Сенат назначил новых правителей в провинции. Метелл Сципион получил в управление Сирию. Были также приняты формальные меры для смещения Цезаря: в Цизальпинскую Галлию был назначен экс-претор, а Нарбонская Галлия досталась Агенобарбу, который много лет домогался этой провинции.

Как только известие о роковом решении сенаторов достигло Цезаря, он понял, что никакие дальнейшие дипломатические приёмы не принесут результата, если не продемонстрировать силу. Тогда, тайно покинув званый обед, ночью 10 января 49 года до н. э. (календарь того времени на семь недель опережал реальную смену времён года), Цезарь перешёл Рубикон (Фиумицино) — небольшую реку, отделявшую Цизальпинскую Галлию от Италии. Цезарь приказал выпустить лошадей. Это был дар богам, призванный успокоить солдат. Он не хотел, чтобы они считали себя захватчиками, совершающими кощунственный, неконституционный и, следовательно, богохульный акт вторжения на родину. Цезаря сопровождал один легион — единственное подразделение, которое он брал с собой в Цизальпинскую провинцию, так как не хотел провоцировать мобилизацию противника к югу от Альп. Однако он в конце концов принял необходимые предосторожности. Два легиона, расквартированные на недавно захваченных галльских территориях, а также 22 недавно завербованные когорты получили приказ присоединиться к нему. Кроме того, он разместил три легиона в Нарбонской Галлии, которые должны были противостоять возможной угрозе со стороны испанской армии Помпея.

Цезарь разделил свои небольшие силы в две равные колонны. Одна из них двинулась на Аримин (Римини) и другая — в направлении Арреция (Аррецо). В Аримине Цезарь представил своим отрядам народных трибунов Марка Антония и Квинта Кассия. Эти двое прибыли из Рима, переодетые рабами, якобы в целях безопасности; в таком драматичном виде они и предстали перед легионерами. Хотя, по существу, этот протест против грубого нарушения прав трибунов был предназначен для граждан Рима.

А в столице всё замерло в страхе. Сенаторы подсчитали, что подкрепление из Галлии сможет присоединиться к легиону Цезаря только через две недели, и пребывали в уверенности, что он не начнёт никаких действий, пока его не дождётся. Но он обманул ожидания сенаторов, и страшная угроза гражданской войны, давно маячившая перед консерваторами, перестала быть угрозой, теперь она стала реальностью. С точки зрения консерваторов Цезарь поднял восстание против сената, но на деле это было столкновением личных армий — армии Цезаря и армии Помпея. Несмотря на значительное превосходство на море и огромную численность армии, которую Помпей мог призвать в восточных провинциях, чрезмерный оптимизм помешал ему встретить врага достойно. Именно Помпей убедил сенаторов, что Цезарь не начнёт вторжения с единственным легионом. К тому же Помпей совершенно безосновательно заявлял, что в его распоряжении находятся десять легионов. Такое количество можно было насчитать только с учётом армии, стоявшей в Испании, но ей ещё надо было добраться до Рима. Кроме того, как только Цезарь начал продвигаться на юг, стало очевидным, что Помпей серьёзно переоценил ту поддержку, которую ему могли оказать города Италии. Ещё одно серьёзное обстоятельство мешало Помпею: его собственные союзники-республиканцы, которым сейчас он был нужен для борьбы против общего врага, не доверяли ему, поскольку прекрасно помнили, как он обращался с ними в недавнем прошлом, и не верили в его приверженность конституции. Тем временем здоровье Помпея резко ухудшилось. Это усиливало его растущую нерешительность и превращало этого великого полководца, со всеми его армиями, в игрушку в руках некомпетентного сената, который, в свою очередь, отнюдь не собирался автоматически выполнять указания Помпея.