Дмитрий Петров - Юг в огне

Твой Чарльз Ингом».

Прочитав заметку, Ингом торжествующе посмотрел на Гулдена.

— Каково, Джон, а?

— Вы хотите знать мое мнение?

— Да.

— Поганое письмо.

— Что?! — даже отшатнулся в изумлении Ингом. — Как вы смеете?

— Не обижайтесь, Чарли, — примирительно сказал Гулден. — Я не хочу с вами ссориться. Я же только высказал свое мнение, вы сами об этом спрашивали.

— Нет, Гулден, — гневно заговорил Ингом. — Я вам этого не прощу. Никогда не прощу! Я вас понимаю. Вы просто симпатизируете большевикам, поэтому вам и не нравится, когда о них говорят правду… Я знаю, я заметил за вами…

— Что же именно вы заметили, капитан? — спокойно спросил Гулден. Какие вы имеете подозрения?

— Вы что ко мне пристали, черт бы вас побрал! Это мое дело. Если потребуется, я все выложу кому следует.

— Знаете что, капитан Ингом, — подойдя к нему и глядя в глаза, спокойно сказал Гулден, — я вас не боюсь. Я не из робких. Вы говорите ерунду… А вообще, пошли вы ко всем чертям…

— О, нет! — распаленно вскричал Ингом. — Я вам не позволю оскорблять меня. Вы мой подчиненный… Я вам покажу!.. Я все раскрою, — и, сильно хлопнув дверью, выскочил из комнаты.

Гулден покачал головой. Он пожалел, что поссорился со своим начальником — можно нажить много неприятностей. Ингому ведь известно о том, что Гулден возил с собой в Таганрог на прием Марину, которая сейчас арестована деникинской контрразведкой как заподозренная в большевизме… Если Ингом возбудит дело против Гулдена, обвиняя его в связях с большевиками, молодому лейтенанту несдобровать.

Шагая по комнате и думая об этом, Гулден сожалел о том, что произошло.

В последнее время Гулден через Марину тесно связался с Семаковым и Виктором. Он выполнял их поручения, вел работу среди иностранных солдат и офицеров за возвращение домой, в свои страны, распространял среди них большевистские прокламации на английском и французском языках, печатаемые Ростово-Нахичеванским подпольным комитетом. Он не хотел, чтобы оборвалась эта связь. У Гулдена уже была своя крепкая надежная группа из английских и французских солдат, которая помогала ему в его работе.

Как-то, вскоре после ссоры с Ингомом, который на второй же день перебрался от него на другую квартиру, Джон Гулден решил поехать в Ростов повидаться с Семаковым или Виктором. Весело насвистывая, он отправился на вокзал. Пришел он туда в то время, когда поезд, курсирующий между Новочеркасском и Ростовом, уже тронулся. Гулден на ходу ухватился за поручни и вскочил на подножку вагона, не заметив, как Ингом, переодетый в штатское платье, следовавший за ним по пятам, вскочил на подножку второго вагона.

В Ростове с вокзала, Гулден направился на квартиру Виктора, где он иногда встречался с Семаковым. Виктора дома не оказалось. Хозяйка пояснила, что квартирант ее скоро должен прийти и предложила англичанину подождать его.

Гулден прошел в комнату Виктора и стал просматривать старые экземпляры журнала «Огонек», лежавшие на столе.

Прошел час, Виктор не приходил. Гулден решил, что ждать он больше не будет, и встал, намереваясь уходить. В это время в передней послышались мужские голоса. Гулден оживился: верно, идет Виктор, и он снова присел. Распахнулась дверь, в комнату ворвалось несколько белогвардейских офицеров.

— Руки вверх! — заорали они на Гулдена, наставляя в него дула револьверов.

Англичанин в недоумении поднял руки.

— В чем дело? — спросил он по-русски.

— Обыскать его! — приказал старший офицер в капитанских погонах.

Два прапорщика и один поручик начали обшаривать карманы Гулдена.

— Я — англичанин, — кричал он. — Я протестую!.. Вы не имеете права!..

На протесты Гулдена никто не обращал внимания.

— Так разрешите его в тюрьму отправить? — спросил капитан, оборачиваясь к кому-то.

Гулден глянул туда, куда обращался контрразведчик и вздрогнул. Он встретился с серыми глазами своего начальника Ингома.

— Да, да, — кивнул Ингом, давая согласие контрразведчику.

…Виктор стоял на углу улицы и взволнованно наблюдал, как контрразведчики ворвались в его квартиру, вывели Гулдена. Он пошел вслед за ними.

Убедившись в том, что Гулдена отвели в тюрьму, Виктор сейчас же разыскал Семакова и рассказал ему об аресте англичанина.

— Ах ты, черт! — выругался Семаков. — Большая неприятность. Надо выручать.

— Я думаю, — сказал Виктор, — его как иностранного офицера должны немедленно выпустить.

— Ой, вряд ли! — с сомнением покачал головой Семаков. — Кто узнает, что этого англичанина арестовали? Контрразведчики умеют хоронить концы в воду.

— Мы сообщим! — сказал Виктор. — Мы распространим листовку о том, что контрразведчики арестовали английского офицера… А притом, Марина говорила, что у Джона Гулдена в Новочеркасске есть товарищи — английские офицеры, с которыми он жил вместе на квартире. Надо им немедленно сообщить об аресте Гулдена, они поставят всех на ноги, постараются освободить его из тюрьмы.

— Это, пожалуй, правильно, крестник, — согласился Семаков. — Поезжай в Новочеркасск и сообщи им об аресте их товарища. Самому-то тебе к ним не следует ходить, а через кого-нибудь сообщи.

— Можно через Трубачева, — сказал Виктор.

— Это тот самый товарищ, который помогал выручать нас из тюрьмы?

— Да, — кивнул Виктор. — Тот самый. Только не знаю — в Новочеркасске ли он еще. Если его не найду, то сообщу англичанам через сестру Катю…

— Ладно. Действуй только быстро… Послезавтра мы сделаем попытку освободить из тюрьмы наших товарищей, в том числе и твою Маринку, а если удастся, и англичанина.

Но из их намерения ничего не получилось.

Вечером они от Колчанова узнали, что состоялся закрытый военно-полевой суд, который приговорил Клару Боркову и других подпольных большевиков к смертной казни. Приговор уже приведен в исполнение.

— А Марина? — с замиранием сердца спросил Виктор.

— Про нее ничего точно не знаю, — уклончиво сказал Колчанов.

Виктор опустил голову.

После трехдневного отдыха в Воронеже Буденный отдал приказ о наступлении корпуса в направлении Касторная — Курск. Для успешного выполнения этой задачи конному корпусу придавались 12 и 16-я стрелковые дивизии VIII армии.

С рассветом 27 октября десятка два орудий и десятка три станковых пулеметов, расставленных по левому берегу Дона, разом начали обстрел правого берега, где укрепились белогвардейцы.

В кустарниках краснотала, обильно разросшегося по берегу, скапливались кавалерийские полки, готовясь к переправе через Дон.

Белые артиллеристы били по красноталу фугасными снарядами и шрапнелью. От разрывов и осколков река клокотала.

По песчаному берегу с криками и шумом рассыпались молодые солдаты, длинными шестами подбирая из воды оглушенную рыбу.