Ирвинг Стоун - Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

Наблюдая, как делегаты радостно маршируют, распевая: «Свобода слова, свобода печати, свободная земля, свободные люди, Фремонт и победа!» — она поняла, что милостью Божьей она добилась большего, чем то, о чем мечтала.

Всего год назад они уехали из Вашингтона, считая, что навсегда расстались с ним. Теперь же они возвращаются под звуки оркестров и с развевающимися знаменами; очаг, который она не смогла создать в Монтерее или на песчаных дюнах, будет триумфально зажжен в Белом доме.

Ей было интересно, какую кампанию намерен провести Джон: будет ли он произносить речи только в основных городах или же потратит месяцы в долгих поездках по стране, стараясь установить личные контакты с возможно большим числом людей? Возвратившись домой, она рассказала во всех деталях о съезде своей семье. В ответ на ее вопрос, каковы его планы, он сказал:

— У меня нет планов.

— Разве ты не намереваешься…

— Мне нечего сказать людям, чего бы они не знали, Джесси. Я против распространения рабства. Эти слова выражают содержание всей кампании. Народ знает меня, знает, что я думаю, что отстаиваю. Я не могу ничего более сказать, что просветило бы людей или дало бы им больше оснований голосовать за меня.

— Калифорния! — воскликнула Джесси. — Ты говорил то же самое, когда добивался места в сенате.

— Разве?

— Я полагаю, что и в первый раз ты думал так же, если повторяешь это через шесть лет.

— Я не гонюсь за постом, Джесси; должность ищет меня. Разве в таком случае я обязан ездить по стране, раздавать обещания, возбуждать публику? Я не могу ничего им обещать и, уж конечно, не могу обманывать. Те, кто хочет проголосовать за меня, так и проголосуют; другие не захотят.

— Хорошо, — неохотно согласилась она. — Если ты настроен таким образом вести кампанию…

— Теперь, после твоего вопроса, могу сказать: я не хочу быть эмоционально вовлеченным в кампанию. Не думаю, чтобы такая вовлеченность входила в обязанности кандидата. Считаю, что он должен держать себя спокойно и с достоинством.

— Если ты сможешь так действовать, то ты — чудо, — ответила Джесси смеясь. — Как я могу тебе помочь?

— Действуй как мой помощник, точно так же, как действовала в то время, когда я готовил экспедиции и находился в походе. Будь моим поверенным в делах перед публикой. Давай интервью газетчикам, когда они станут приходить, помогай мне писать нужные статьи, отвечай на политическую почту… я буду работать совместно с республиканским бюро по выработке стратегии, но не стану появляться на публике. Я не хочу ввязываться в тысячи споров и ссор, вбирать в себя истерию массовых митингов. Думаю, что смогу внести самый большой вклад, стараясь умерить чувства, ведь почти все другие будут жаждать крови.

Фрэнсис Блэр, выступавший в качестве председателя кампании республиканцев, уступил настояниям Джесси и переселился в свободную спальню в их доме. Шестидесятипятилетний Блэр был совершенно лысым, если не считать полоски черных и седых волос сзади и по бокам, около ушей. У него были густые, нависающие над глазами брови, с годами его губы и щеки обвисли, но он оставался задирой, ловким стратегом и отчаянным бойцом. Он играл важную роль в кампании по выборам президента с тех пор, как помог ввести Ван-Бюрена в Белый дом в 1836 году. Его часто называли «делателем» президентов; на сей раз он сказал Джону и Джесси, что намерен оправдать это название.

Его младший сын Фрэнк, занимавшийся юриспруденцией в Сент-Луисе в качестве протеже Тома Бентона, стал странствующим председателем собраний. Фрэнк был высоким, тощим, темпераментным, ловким, с черным чубом и с усами, свисавшими по обе стороны подбородка. Том Бентон частенько говорил, что Фрэнк Блэр подобен его сыну: он был фанатически лоялен и ничего не боялся. Он боролся против рабства с тех пор, как научился говорить, и, подобно своему отцу и брату Монтгомери, писал, читал лекции и пропагандировал освоение Запада. Он входил в состав законодательного собрания Миссури последние четыре года как демократ, выступающий за свободные территории, и настойчиво действовал в пользу создания в Миссури отделения республиканской партии.

Одно время Том Бентон надеялся, что Джесси выйдет замуж за Фрэнка Блэра, но в момент встречи Джесси с Джоном Фремонтом Фрэнку было всего восемнадцать лет.

Джесси нравилась работа помощника, она была к ней готова. Она то и дело консультировалась с Джоном, делая мало существенного по собственной инициативе, но неся вместе с тем основное бремя работы. Со всей страны поступала почта, люди хотели знать мнение Джона по самым различным вопросам. На каждое письмо требовался честный ответ, ибо, отправленный в Мичиган, Кентукки или Калифорнию, он будет известен каждому в радиусе двадцати миль и вызовет бесчисленные дискуссии. Редакторы газет обращались к Джону Фремонту со списком вопросов, провоцируя его на ответы. Нужно было составить прямое, откровенное, продуманное заявление, которое надлежало опубликовать в печати в течение недели, чтобы были удовлетворены читатели и никто не мог сказать, что кандидат Фремонт боится или не способен ответить на поставленные вопросы.

Наиболее приятная часть работы состояла в ежедневных интервью с репортерами-женщинами, последовательницами Энн Ройяль. Они занимали твердые позиции в американской журналистике, вели интенсивную кампанию за права женщин и за их участие в выборах. Хотя эти леди помещали свои заметки в женских журналах и на страницах газет, отведенных женщинам, Джесси понимала значение их статей: немногие мужчины решатся голосовать за кандидата, который не нравится женщинам. Она поощряла женщин-репортеров приходить на чай и за любимым набором чая с сассафрасом, кексами, бисквитами и ежевичным джемом отвечала на вопросы о жизни в Калифорнии, поездках через Панамский перешеек, совместной работе с сенатором Бентоном от Миссури, пребывании в Европе, о том, как она представляет себе семейную жизнь в Белом доме. По большей части встречи за чаем были приятными, но случались и осложнения. Недоброжелательные посетители кривились по поводу того, что она подавала чай по английскому обычаю, носила свободные шелковые домашние платья вместо облегающих, что ей помогали двое цветных. В таких случаях она переводила разговор на другие темы, рассказывая, как готовила еду в камине в Монтерее и вместе с Лили носила сшитые ими самими неотбеленные миткалевые платья.

Ее письменный стол был завален документами и памфлетами, свидетельствовавшими о размахе республиканского движения. Биографии Джона, написанные для избирательной кампании Джоном Биглоу, Горасом Грили и Чарлзом Эпхэмом, распродавались десятками тысяч и перепечатывались в республиканских газетах. Литографированные плакаты с его загорелым, серьезным, внимательным лицом украшали окна домов и лавок на Севере и Западе. Северные и западные газеты печатали восторженные описания экспедиций Фремонта, рассказывали о его качествах лидера, помещали отзывы людей, переносивших вместе с ним тяготы в походах. Повсюду о нем говорили как об отважном, со стойким характером, умеющем руководить и в то же время учиться и мыслить. Английские и европейские ученые высоко оценивали его достижения; ректоры университетов, поэты, священники включились в борьбу за «свободу слова, печати, земли, людей, за Фремонта и победу!».