Аннелизе Ихенхойзер - Спасенное сокровище

— Ну, ты, поворачивайся, сволочь однорукая, коммунист паршивый! — орет Шмидт и бьет Ленерта под ложечку.

Ленерт спотыкается, и его волочат по дороге.

С огромным трудом повернув голову, Ленерт кричит:

— Мне жаль, что я не коммунист. Брозовский! Слышишь! Когда вернусь из кутузки, я вступлю в партию!

Свистит резиновая дубинка. У Ленерта темнеет в глазах, он уже не слышит, как его бросают в машину.

Взревел мотор. Полицейские, словно виноградные гроздья, повисают на бортах отъезжающей машины.

Несколько отставших в зеленой форме бегут сзади, пытаясь вскочить на ходу.

Горняки смотрят им вслед. Штрейкбрехеры исчезли, как в воду канули. Грузовик стоит посреди дороги, точно судно, потерпевшее кораблекрушение.

Луна вышла из-за облаков и залила нежным светом черные терриконы рудника «Вицтум».

Секретарь профсоюза Шульце нервно поерзал в кресле, снял пенсне с носа и подышал на стекла. Гул голосов, доносившийся с улицы, с каждой минутой становился все громче.

— Освободите арестованных! — раздавалось снова и снова.

У Шульце на лбу выступили капельки пота.

— Ну и народ! Неслыханная наглость!

Тщательно выутюженным носовым платком он протер стекла пенсне.

Над недоеденным куском колбасы жужжала жирная муха. Эти крики на улице испортили ему аппетит. Он отогнал муху платком. В комнате было невыносимо душно. Шульце застонал; он обливался по́том. Наконец он встал и, подойдя к раскрытому окну, осторожно выглянул из-за гардины. В переулке колыхалось море людей. Они собрались перед кирпичным зданием тюрьмы, расположенным против комитета профсоюза.

— Свободу арестованным! Отпустите наших товарищей! — кричали рабочие.

Секретарь профсоюза испуганно заморгал глазами. Он надел пенсне и посмотрел на тюрьму. Там и сям за решетками окон мелькали бледные лица. Арестованные поднимали сжатые кулаки.

— Рот фронт! — кричали они.

— Рот фронт! — отвечали им горняки снизу, из переулка.

— Чертово племя! — буркнул Шульце и захлопнул окно.

— Свободу заключенным!

Громкие возгласы проникали в комнату даже сквозь закрытые окна. В дверь постучали.

— Войдите! — устало пробормотал Шульце.

Вошел Рихард Кюммель и нерешительно остановился на пороге:

— Здравствуйте.

Секретарь профсоюза недовольно поднялся с кресла, но тут же взял себя в руки и радушно улыбнулся:

— Заходите, коллега…

— Кюммель, — робко представился Рихард.

— Да заходите же, коллега Кюммель. Садитесь!

Он указал Рихарду на высокий стул с прямой спинкой, а сам развалился в кресле за письменным столом.

— Ну, что нового, мой юный коллега?

Рихард вертел в руках шапку.

— Я бы хотел выяснить один вопрос…

— Так, так, коллега…

— Кюммель, — подсказал ему Рихард.

— Пожалуйста, коллега Кюммель, говорите смело. Как секретарь профсоюза и как член окружного правления социал-демократической партии я в политике и в профсоюзных делах не новичок, говорю вам это без ложной скромности. — Шульце самодовольно улыбнулся. — Двадцать лет руководящей профсоюзной деятельности, это, дорогой мой, что-нибудь да значит. — Он погладил себя по лысому черепу.

Эта длинная речь ободрила Рихарда, и он проникся доверием к секретарю профсоюза.

— Я вот никак не разберусь кое в чем, — смущенно сказал он. — Наши горняки уверяют, что руководство профсоюза заодно с хозяевами. — Рихард проглотил слюну и, сделав над собой усилие, чуть слышно произнес: — Говорят, профсоюзные руководители обещали медным королям прекратить стачку. Говорят, что они предали нас!

Улыбка исчезла с лица Шульце. Он снял пенсне и, хотя стекла были абсолютно чистыми, принялся усердно их протирать.

— Так, так, юный коллега. Значит, вот что о нас говорят?

Рихард кивнул.

Но Шульце уже овладел собой. Он ударил кулаком по столу так, что тарелка с колбасой подпрыгнула.

— Это просто неслыханно!

Потом улыбка снова заиграла на его лице.

— Боже мой, коллега… коллега Куммер, — начал он вкрадчиво, — в конце концов профсоюзы не могут отказываться от переговоров, нужно всегда иметь запасной выход. Но мы никому ничего не обещали, даю вам слово. Вопрос по-прежнему остается открытым.

«Этого парня я во всяком случае должен успокоить», — думал Шульце.

Зазвонил телефон.

Шульце снял трубку.

— Да! — небрежно сказал он и кивнул Рихарду. — Секретарь профсоюза Шульце слушает. Что? — Он даже привстал. — Галле? Да, да, это комитет профсоюза. Алло, алло! Пожалуйста, фрейлейн, я подожду. Алло, алло! Галле, алло! — взволнованно кричал он в трубку. — Да? Коллега Грабер? Да, это я! Я! Фрейлейн, я же разговариваю. Алло, Галле! Ну, Грабер, что нового, старина? Что, что?.. Ах, вот как, ты звонишь по поводу забастовки. — В голосе его зазвучало явное разочарование. — Так вы опять совещались с предпринимателями? Ну и что?

Рихард слышал торопливый, прерывающийся голос на другом конце провода, но не мог разобрать ни слова. Он только заметил, как округлились глаза Шульце.

— Что? — прервал Шульце поток слов в телефонной трубке. — Прекратить? Профсоюз уже принял условия дирекции? Нет, нет, этого я еще не знал. Ну, если так решено в Берлине, о чем еще говорить? — Он равнодушно пожал плечами. — Мы сейчас же прекратим. Я и без того уже сыт по… — Шульце поднес руку к горлу. Но тут он вдруг вспомнил о Кюммеле и, поспешно прикрыв телефонную трубку, зашептал: — Это неслыханно! Я так возмущен! — И затем снова в трубку: — Что? Нет, нет, я слушаю. Просто у меня такой кашель, прямо задыхаюсь… Хорошо, Грабер. Будет сделано. Что? Да, да, великолепно. — Шульце повертел тарелку с куском колбасы. — Алло, фрейлейн, мы еще разговариваем. Итак, Грабер, привет всем. До свиданья, старина! — Он положил трубку и повернулся к Рихарду, который сидел совершенно подавленный. — Ну, ну, не так уж все скверно, — сказал он и, обойдя вокруг стола, доверительно похлопал Рихарда по плечу. — Вы опять будете работать. Вы ведь любите свою работу, не так ли? В конце концов не вечно же бастовать. К тому же акционерное общество Мансфельд согласно немедленно выплатить отпускные, да еще и аванс. Вам ведь нужны деньги, не так ли?

— Деньги нужны, — глухо отозвался Рихард, — но не такой ценой…

Шульце не дал ему договорить. Он шагал взад и вперед по комнате, заложив руки за спину и подняв глаза к потолку.

— Поверьте мне, коллега… коллега…

«К черту, не стану я больше повторять ему свое имя», — решил Рихард.

Выждав немного, секретарь профсоюза продолжал:

— Как я уже сказал, в профсоюзных делах я не новичок. Забастовка проведена очень удачно, очень смело. Но ведь стену головой не прошибешь. Теперь наступит спокойное время. Да, да, спокойное время, мой юный коллега… — Но не успел он закончить фразу, как с улицы донеслись пронзительные свистки, цокот копыт, крики.