Валентин Гнатюк - Святослав. Болгария

– Через седмицу обоз под охраной воинов выходит из Киева. Едем на Дунай, отец?

Звенислав лишь коротко сказал:

– Верно, пора сниматься. Много хлопот доставили нам сии Великие Овсени, но и порадовали добрым урожаем. Всё собрано, продано, за дом я с Жалимиром договорился, они с женой и за могилкой в Берестянской пуще приглядывать будут. Самое время сбираться в дальний путь. Своего семенного зерна несколько мешков возьмём, озимые надо сразу на новом месте посеять…

– Князь с дружиной тоже пойдёт? – спросила Живена.

– Нет, у него дел ещё тут много, после смерти княгини Ольги навалились всякие большие да малые хлопоты, – пояснил жене Звенислав.

Они принялись собирать добро, овец, коров и коней, чтобы отправляться в Киев, а оттуда подаваться в землю полуденную.

Желающие собирались в Киеве на Подоле. Их выслушивали, записывали, кто, откуда, каким ремеслом владеет, велика ли семья и почему желает переселиться на новые земли. После этого давали тем, кто был отобран для переселения, деньги и приписывали к обозу. Наконец, спустя несколько дней, тронулись в путь.

И шли они днём по лику Хорсову, а ночью по звёздам Велесовым. Впереди конный разъезд из молодых зорких всадников, что должны были вовремя заметить опасность и сообщить о том немедля тысяцкому, что вёл пополнение воинское и отвечал за обоз огнищанский. Справа и слева шли, окружив скрипучие возы, запылённые ратники, а замыкала шествие сотня верховых воинов. В полночь раскидывали стан, выстраивали возы колом, загоняли внутрь животину, а посредине раскладывали костёр, на котором в больших котлах варили душистое варево. И никакое Лихо, а также Нежить с Несытью близко подойти не могли, поскольку Огнебог всему нечистому есть погибель. Потом укладывались на возах спать. Утром, сотворив мовь, поили-кормили скот, сами снедали и отправлялись в путь. Долго ли, коротко ехали, и вступили в землю Волошскую.

Опять тёмная ночь мягким пологом опустилась над лесом. Звенислав лежал на возу, глядя в небо. Дозорные из воинского охранения перекликались иногда меж собой. Младобор с Ярославом, оставшиеся следить за костром, собирали сухие дрова и подкладывали их Огнебогу. Тот радостно принимал дерево, с треском обгладывал кору, затем принимался за ствол, добираясь до сердцевины, пока от ветки не оставалась зола.

Звенислав и не заметил, как задремал. Да, видно, что-то ему привиделось, вскинулся в тревоге и проснулся.

– Никак, шорох в кустах, – спросил он, приподнимаясь на локте, – глянь-ка, сыне, что там чернеется у берега?

– Это куст у воды качается, – отвечал Младобор. – А рядом корень вырванный. И рыба плещется, играет под звёздами.

– Мне послышалось, словно кто-то палицей бьёт и хрипит…

– Это кони храпят и бьют копытами, может, лиса поблизости оказалась или волк пробежал. Спи, отец, всё спокойно, дозорные вкруг стана ночь слушают, да и мы с Ярославом на страже у костра будем… Вон, гляди, как Белянка с малыми Овсениславом и Вышеславом крепко спят.

– А мне тоже боязно, – отозвалась с воза Цветенка, – никак не могу уснуть. Расскажи что-нибудь, Младобор! – попросила она, когда бывший дядька, а теперь отец подошёл и уселся рядом.

– Что тебе рассказать, маленькая?

– Я не маленькая, мне уже одиннадцать годков, – притворно надула губки Цветена. И тут же глаза её засияли. – Ты всегда так интересно про божества рассказываешь!

– Ладно, – улыбнулся Младобор, – слушай. Летел в синей сварге Стрибог – владыка Ветров, и с ним четыре Вея, четыре брата родных. И говорят они Стрибогу:

«Отец наш, повелитель воздушных струй, когда ты сердишься, наш старший брат, Полуночный Вей, надевает зимнюю шубу, тёплую овечью шапку и рукавицы, а на ноги валенки, выходит в чистое поле и гуляет-дует там по слову твоему, укрывая Землю снегами. А когда нива житная шумит-волнуется, страдая от жары и от засухи, тогда брат наш, Вей Западный, улетает к далёкому морю и на крыльях своих сизых несёт тяжёлые синие тучи. А Перун посылает в них свои стрелы, прободает их насквозь, и из тех хлябей небесных струится дождь, напитывая нивы благодатной влагой.

А измокнет от холодных осенних дождей земля, и растущие на ней травы склонятся и пожелтеют, тогда дует брат наш Восточный Вей. Дует крепко, поднимает к небу придорожный прах, разносит по миру листья и семена, выстуживает землю и сковывает её первыми морозами. Но самый весёлый из нас – Вей Полуденный, Тиховей. Когда он дышит, всё радуется, и Зима отступает холодная, и снега в поле тают, и прекрасные цветы на лугах колышутся, и листья шепчутся на кустах и деревьях, и в ручьях струи поют о весне, и песня жаворонка звенит под облаками, славя солнцеликого Хорса».

А сейчас, смотри, – указал Младобор на небо, – вон бог Велес вышел на синюю пашню, взрезает её крепким ралом от края до края, высевая повсюду золотое зерно. А то зерно всходит Жар-Цветом, небесной Папоротью, и горит-переливается на сварожьем поле ясными цветами-звёздами. И когда Стрибог, владыка ветров, пролетает вдаль на лёгких крыльях, от его дуновения небесное поле играет и переливается, радуя душу Велеса…

Младобор всё говорил и говорил, а Цветенка, зачарованная чудным небесным видением и убаюкивающими словами, уже давно спала, завернувшись в тёплый бараний кожух.

Ромейский император-воин Никифор Фока верно оценил опасность для империи князя россов, но, недостаточно искушённый в дворцовых интригах, он всё-таки не смог по достоинству оценить своего главного врага. Врага, у которого не было ни армии, ни полководцев, но именно этот враг уже отправил в мир иной двух ромейских императоров и начал задумывался о том, чтобы спровадить туда и третьего.

В пустынях, полупустынях, да и просто в засушливых районах южных земель обитает ядовитый паук со странным именем каракурт, что переводится с тюркского как «чёрное насекомое», но большинство людей разных народов называют его «чёрная вдова». Самка этого паука после спаривания съедает своего супруга.

Знала ли об этом красавица Феофано? Вряд ли, но поступала она именно так.

В своё время император Константин Седьмой Багрянородный, увидев красавицу Анастасе из припортовой таверны, с которой спутался его сын Роман и на которой он непременно хотел жениться, подумал не только о сыне, но и о себе. Незнатность происхождения невестки решилась просто: Анастасе при царском дворе получила новое имя – Феофано, а в благодарность нередко делила ложе и с венценосным свёкром. Когда же ей это надоело и захотелось быть полновластной императрицей, то после очередной ночи на царском ложе она предложила Константину прохладительный напиток, отведав которого Багрянородный отошёл в мир иной. Роман Второй стал императором.