Ален Бюизин - Казанова

После быстрого путешествия из Вены, в четыре дня добравшись до Триеста, на пятый Джакомо Казанова прибыл в Венецию, по его словам, в канун праздника Вознесения, то есть 29 мая 1753 года. «Радуясь возвращению на родину, которую человек так любит из величайшего из предрассудков; став выше многих равных себе в отношении опыта и знания законов чести и учтивости, я горел желанием возобновить старые привычки; но более методично и с большей сдержанностью. Я с удовольствием увидел в кабинете, где спал и писал, свои бумаги, запорошенные пылью, – верный знак, что никто сюда не входил» (I, 653). Неужели же он остепенился, если верить этому лестному автопортрету? Или эта сдержанность означает, что в будущем он намерен быть скромнее и скрытнее, чем в прошлые годы, чтобы не навлечь на себя гнев правительства Республики? Потому что на самом деле в его жизни ничего по сути не изменилось. Он с удовольствием встретился с троицей старичков, которые ему покровительствовали и содержали его. Некто Валентин Делаэ, двуличный святоша и бессовестный честолюбец, в прошлом уже пытавшийся заменить его собой под крылом г-на Брагадина, решил попробовать женить Марко Дандоло на Корнелии Тьеполо, еще молодой, красивой и свежей. Казанова, почувствовавший, что подобный союз лишит его доброй части доверия и ресурсов, тотчас разрушил эти планы соответствующим оракулом. «Знайте же, что пока я буду жить с этими тремя друзьями, у них не будет иной жены, кроме меня», – заключил он по адресу своего соперника, высказавшись по меньшей мере двусмысленно.

Однажды в июне 1743 года Казанова спас, во время опасного падения в воды Бренты, хорошенькую женщину, кабриолет которой опрокинулся; впрочем, он воспользовался этим, чтобы попутно полюбоваться «всеми чудесными тайнами», пока красавица не успела одернуть юбки. Немного спустя к нему явился ее любовник, офицер с не самой лучшей репутацией, попытавшийся втянуть его в сомнительные спекуляции. Проявив на сей раз недоверие, Казанова уклонился, однако офицер, весь в долгах как в шелках, не отставал от него, познакомил со своей матерью, а главное, со своей сестрой, чтобы бросить ему наживку. Он почуял в Казанове молодого жениха. При необходимости, он продаст ему сестру, обозначенную в «Мемуарах» таинственными инициалами К.К., чтобы поправить свое более чем тревожное материальное положение. Кто же была эта пресловутая К.К., заставившая казановистов затупить столько перьев в попытках установить ее личность? Сначала думали, что это некая Катерина Кампана, а затем решили, что на самом деле это была Катерина Капретта, родившаяся 3 декабря 1738 года, чьим братом был Пьер Антонио Капретта, и которая позднее, 2 февраля 1758 года, вышла замуж за Себастьяно Марсили. На самом деле личность ее не важна, поскольку она ничего не меняет в деле, во всяком случае, не проливает на него свет. Важно то, что Казанова очень скоро воспылал к ней страстью. Девушка по-ангельски невинна, и вот наш обольститель не решается насладиться своим сокровищем, как сделал бы циничный распутник. Он еще не подозревает, что ввязался в духовном отношении в значимое и решающее приключение: не будь его, все в его жизни было бы по-другому, признается он сам. Милые прогулки в красивом саду Джудекка, любезная болтовня, состязания в беге с очаровательными призами, тонкие блюда. Желание Казановы растет, и он ни с того ни с сего предложил ей сочетаться браком перед Богом как единственным свидетелем, не проходя через канцелярию и церковный ритуал. Она согласилась, нимало не колеблясь. Не растерявшийся Казанова тут же убедил ее скрепить семейные узы, отправившись в постель и освятив договор плотью. Сказано – сделано: «К.К. стала моей женой как героиня, как должна становиться таковой любая влюбленная девушка, ибо наслаждение и осуществление желания даже боль делают сладкой. Ее постоянные обмороки делали меня бессмертным» (I, 678).

К несчастью, уже 11 июня, и «Ферия» – период года, когда в Венеции ходят в масках, – подходит к концу. Отныне открытые встречи влюбленных станут опасными. Рано или поздно семья К.К. обо всем узнает. Решившись не терять ее, настолько страстно он влюблен, Казанова хочет устроить законный брак, и ему, снова благодаря оракулу, удается убедить г-на Брагадина встретиться с отцом К.К. для форменного сватовства. Отец отказал наотрез. Его дочери всего четырнадцать лет, она слишком молода. Более того, он хочет, чтобы будущий зять выглядел солидно, что совсем не относится к Джакомо, доходы которого полностью зависят от счастья в игре: он делит пополам банк в фараон с неким Антонио Кроче, профессиональным шулером. Суровый отец запирает К.К. в монастырь на Мурано на четыре долгих года. В кои-то веки наш повеса имел серьезные намерения, и ему дали от ворот поворот. Черное отчаяние Казановы, до того самого момента, когда он получил письмо от возлюбленной, переданное через служанку монахинь. «Перемена декораций. Видеться больше нельзя, пишут друг другу тайные письма, передаваемые со специальными посыльными. Предаются отчаянию, мечтают о похищении, но это сложно» [53] Philippe Sollers, op. cit., p. 96. – так описывает ситуацию Ф. Соллерс. Резкий переход от эротического, легкого и шутливого романа к роману в письмах, слезливому и патетическому. В одном из писем К.К. сообщает ему, что посещения и переписка ей строго запрещены, но, по счастью, она обрела замечательную подругу. В стенах монастыря завязывается однополая связь между двумя молодыми женщинами, над которой Казанова, поставленный по крайней мере в двусмысленное положение, совершенно не властен. Кто кем руководит? Кто великий стратег? Переписка продолжается. Казанове даже удается передать ей перстень с благочестивой миниатюрой святой Екатерины. Но достаточно ткнуть булавкой в синюю точку на белой эмали, чтобы святая отскочила в сторону, и под ней появился портрет Казановы. Эти маленькие утешения не отвратили худшего из несчастий: К.К. беременна. Выкидыш. Жуткие кровотечения, пропитывающие кровью десятки полотенец, которые показывают несчастному Джакомо. «Я содрогнулся, когда эта женщина показала мне бесформенный ком, смешанный с кровью» (I, 709). Несчастная слабеет на глазах. В какой-то момент уже стало казаться, что ей не жить. Наконец, кровотечение прекратилось, она выкарабкалась. Казанова воспользовался церемонией пострига, чтобы навестить ее в монастыре. В помещении для свиданий будет множество незнакомых людей, он сможет смешаться с толпой, оставшись незамеченным. Правда, в то время приемные венецианских монастырей зачастую напоминали элегантные светские гостиные, где вели веселую беседу или судачили, обсуждая последние городские слухи, неиссякающую скандальную хронику, пили и закусывали, устраивали балы, давали банкеты, маскарады и концерты. Порой даже играли в карты. Многие венецианские художники XVIII века оставили нам виды этих модных собраний. На картине «Приемная монастыря Святого Захарии» (1745–1750) Джованни-Антонио Гуарди [54] Венеция, Музей Ка-Реццонико. мы видим монахинь, собравшихся за решеткой с откинутыми занавесями, а на первом плане толпятся хорошенькие женщины и элегантные патриции. Атмосфера праздника, полностью лишенная монастырской суровости: дети забавляются, глядя на представление кукольного театра. Увидевшись с К.К., Джакомо нашел ее еще более привлекательной, чем раньше, она «подросла, налилась и даже похорошела лицом». Он взял в привычку регулярно ходить к мессе, чтобы иметь возможность взглянуть на нее, так что в конце концов прослыл богомольцем, ищущим защиты у Пресвятой Девы, чтобы та избавила его от большой печали.