Ален Бюизин - Казанова

В целом весь этот лихой эротический роман, который на первый взгляд может показаться легким и радостным в духе лучших вольных писателей XVIII века, отнюдь не весел. На самом деле, он полон горечи и разочарования для его обманутого героя. Нечего скрывать: Казанову обвели вокруг пальца. Я здесь столь подробно следовал линии различных эпизодов этой истории лишь потому, что она не сводится к простой любовной интрижке; она представляет собой суровый и жестокий урок нашему распутнику. Сильные мира сего всегда обладают властью, актерский сын никогда не станет французским послом, происходящим из древнего аристократического рода. Социальные страты проходят и через распутство. Даже секс связан с властью. Я уверен, что Казанова был гораздо более потрясен, чем можно предполагать по шутливому тону его повествования. Несомненно, этот честолюбец в будущем еще не раз вспомнит о полученном уроке, когда, без тени угрызений совести, станет водить за нос некоторых могущественных особ из высшего общества.

Несмотря на настойчивые советы Берни, Джакомо и М.М. продолжали встречаться раз в неделю, хотя понемногу их любовь утихла и ослабла. Какая неосторожность! Однако складывается впечатление, что Казанова в то время всеми силами стремился в тюрьму. Некоторые его поступки самоубийственны, вероятно, это явилось следствием пережитого. Девять месяцев спустя Берни сообщает им из Вены, что больше не вернется в Венецию. Он велит продать все, что находится в его домике, который ему больше не пригодится. Прибыль от распродажи поступает к М.М., отнюдь не утешенной финансовой компенсацией. Наверное, этим был поставлен крест на ее мечтах о великолепной карьере в Венеции, а может быть, и в Париже, пробужденных связью с могущественным Берни. Они с Казановой поделили наличность и разошлись. Дело близится к концу: «мы теперь видались только у решетки; но она заболела, жизнь ее была в опасности. Я видел ее сквозь решетку 2 февраля, на челе ее была печать близкой смерти» (I, 815). Он снял скромную квартирку на Мурано – две комнаты с кухней. Письма к К.К. и к М.М., которая хворает все сильнее, слабеет, бредит, умирает: ее можно понять. Упустить такой случай, как Берни! В отчаянии Казанова обещает похитить ее и жить с ней, если она решится выздороветь. Это обещание вернуло ей здоровье, хотя, по правде говоря, оказалось пустым: Казанова тем временем влюбился в Тонину, хорошенькую пятнадцатилетнюю девушку – дочь той самой Лауры, которая раньше передавала ему письма от К.К.! Однажды вечером, очень поздно вернувшись от Брагадина, он попал в объятия едва прикрытой Тонины и немедленно излечился от своей печали. Краткая и жаркая связь, длившаяся двадцать два дня, возымела превосходное целебное действие: после извращенных и сложных махинаций М.М. – лечение простотой: девушка, не умеющая ни читать, ни писать. Хорошее настроение вернулось к нему в тот момент, когда переписка с К.К. и М.М. уже наскучила.

История М.М. завершается любопытным эпизодом. Джон Мюррей, британский посол в Светлейшей республике, заявил Казанове, что уже переспал с М.М. за пятьсот цехинов. Задетый за живое, Казанова ответил ему, что это невозможно. Тот стоял на своем. Они даже заключили пари и замыслили целую махинацию, чтобы проверить, действительно ли с М.М. занимался любовью английский посол. На поверку оказалось, что это была не прекрасная монахиня с Мурано, а шлюха, поставленная гнусным сутенером по имени Капсучефало. Ф. Марсо, всегда готовый сделать своего героя лучше, чем он был, восхищается тем, «в какие хлопоты вошел Казанова, чтобы спасти М.М. В этом человеке был рыцарь» [61] Félicien Marceau, op. cit., p. 143. . На самом деле Казанова так долго и любовно пересказывает этот малоприглядный эпизод, что поневоле задаешься вопросом, не доставляет ли ему это удовольствие. Да, он упорно защищает М.М., но, на мой взгляд, более из неприятия, нежели из рыцарских побуждений. Может быть, ему просто хотелось убедиться, что она в конечном счете обычная потаскуха, которой каждый может распорядиться за деньги? В нем жило темное желание мести…

25 июля, вернувшись в свой новый дом на восходе солнца, Джакомо увидел, что дверь открыта, замок взломан, а все семейство уже на ногах в тот час, когда обычно еще спят. Под невнятным предлогом поиска контрабандной соли, спрятанной в дорожном сундуке, ищейки под руководством Великого Мессира Маттио Варутти провели обыск в его квартире, перевернув все вверх дном. Уверенный в своих правах, поскольку в сундуке находилась только одежда, принадлежащая графу Секуро, Казанова ничтоже сумняшеся решил отправиться к г-ну Брагадину, чтобы выразить протест против такого обращения и добиться возмещения ущерба. Он собирался подать жалобу, даже не подумав, что он и есть главный обвиняемый. Более прозорливый г-н Брагадин сразу же увидел в этом обыске почерк государственных инквизиторов, каким и сам был целых восемь месяцев, и посоветовал ему как можно скорее отправляться сначала в Фузину, а потом во Флоренцию. Не чувствуя за собой никакой вины, Казанова отказался. И зря, потому что на следующий же день, 26 июля, на рассвете его разбудил Великий Мессир в сопровождении тридцати – сорока полицейских и приказал передать ему все находящиеся у Джакомо личные бумаги и письма, принадлежащие другим лицам, одеваться и следовать за ним. Как всегда, Казанова не отказался от показухи, несмотря на серьезные обстоятельства. Возможно, именно в тот день показное было необходимо как никогда, если он не хотел упасть в собственных глазах. Он побрился, причесался, надел сорочку с кружевами и красивый камзол, накинул плащ, подбитый шелком, надел шляпу с белым плюмажем, словно отправлялся на праздник или на свадьбу. Его посадили в гондолу, отвезли в дом Великого Мессира и четыре часа продержали в комнате одного. Там было так жарко, что он наполнил мочой два больших ночных горшка. «Какое свинство!» – будут впоследствии восклицать прекрасные дамы, когда он станет приводить эту тривиальную физиологическую деталь, рассказывая в обществе о своем заключении и побеге. «Общество – не дама», – возражает он в своих «Мемуарах». Шутка неплоха, но не в этом главное. Надо подчеркнуть, что, по своему обыкновению, Казанова внимательно и объективно следит за реакцией своего тела. Удивление, вызванное угнетением, повергало его в сон, однако, доведенное до высшей степени, подействовало как мочегонное.

Вернувшись, Великий Мессир сообщил, что у него приказ посадить его в Пьомби. Они в гондоле причалили к тюремной набережной, вошли в здание, перешли через дворцовый канал по мосту Вздохов и оказались во дворце Дожей, где секретарь инквизиции, Доменико Кавалли, зачитал приказ о заключении в тюрьму и передал его стражу из Пьомби, Лоренцо Басадонна. Он поднялся по лестнице, прошел по коридору и очутился в жалкой и грязной комнатенке длиной двенадцать метров и шириной четыре. Это мрачное помещение было еще слишком просторным и красивым. Теперь его ввели в гораздо меньшую камеру, образовывавшую квадрат площадью менее 16 кв. метров. И вот он в тюрьме в свои тридцать лет.