Элен Баррингтон - Королева бриллиантов

Мария-Антуанетта стоя выслушала, как присяжные давали клятву.

— Обвиняемая может сесть! Ваше имя, фамилия, возраст, место рождения, местожительства?

— Меня зовут Марией-Антуанеттой Австрийской и Лотарингской, мне около тридцати восьми (её день рождения — через восемнадцать дней!), вдова короля Франции. Родилась в Вене. Я была арестована в Национальном собрании во время очередного заседания.

Первым поднялся прокурор, чтобы зачитать обвинительное заключение:

— Вы обвиняетесь в следующем, гражданка. Прошу вас внимательно выслушать все предъявленные обвинения.

Все пункты обвинения ей давно известны. Она сидела, низко опустив голову, и с полным безразличием постукивала пальцами по подлокотникам кресла, словно играла на клавесине.

Затем начались выступления свидетелей — сегодня их оказалось сорок один. Королеве припомнили всё, что было, и то, чего не было, — обычные уловки революционного суда. События шестого октября в Версале, 10 августа в Тюильри. Некоторые обвинения в её адрес звучали не только оскорбительно, но были просто смехотворны. Так, служанка Мило сообщила, что слышала о том, что королева переслала своему брату Леопольду в Вену двести миллионов ливров (!) и что королева всегда носила с собой два (!) пистолета, чтобы отправить на тот свет герцога Орлеанского, «слугу народа». Но ей пока не предъявлено ни одного документа, ни одной бумаги с её подписью.

— Куда вы девали те баснословные денежные средства, которые вам передавали контролёры финансов?

— Мне никогда никто не передавал баснословных сумм, смею вас уверить; выделяемые мне деньги шли на плату людям, которые меня обслуживали, а также на содержание свиты.

— Где вы брали деньги для расширения малого Трианона, для его меблировки, для проведения в нём пышных дорогостоящих празднеств?

— Для этих расходов существовал определённый фонд.

— Но насколько нам известно, этот фонд не был столь крупным, а дворец стоил колоссальных сумм.

— Вполне возможно. Мне приходилось тратить на него гораздо больше, так как расходы постоянно росли. Потраченные мной средства можно уточнить и для этого следует вызвать компетентных людей из министерства двора...

— Где вы познакомились с некоей мадам де Ламотт-Валуа?

— Я её никогда не видела.

— Не стала ли она безвинной жертвой в вашей ловкой афере с «бриллиантовым ожерельем» вместе с принцем де Роганом? Вы же не станете отрицать, что после этой поразительной по размаху авантюры вас в народе стали называть не иначе как «королевой бриллиантов». А из-за того, что вы бездумно проматывали громадные государственные средства, вы получили ещё одну кличку — «мадам Дефицит».

— Я уже сказала, что незнакома с мадам Ламотт. А с принцем прекратила всякие отношения ещё десять лет назад.

— Значит, вы продолжаете отпираться от участия в этом деле, хотя парижский парламент признал вас виновной.

— Не в моих правилах отпираться, тем более на суде. Я сказала правду и впредь намерена всегда так поступать.

— После вашего бракосочетания с гражданином Луи Капетом разве не вы пытались постоянно осуществить дорогой вашему сердцу проект о присоединении Лотарингии к Австрии?

— Нет, ничего подобного я не делала.

— Но вы ведь назывались королевой Австрийской и Лотарингской. Почему?

— Потому что каждый вправе иметь в имени название своей страны.

— Не вы ли готовили списки назначаемых министров и включали в них тех лиц, которые были вам близки и были готовы всегда вам услужить?

— Нет, это прерогатива короля.

— Кто достал вам карету, на которой вы собирались совершить побег с вашим мужем и детьми?

— Один иностранец.

— Откуда он родом?

— Из Швеции.

— Не идёт ли речь о графе де Ферзене, который проживал в Париже по улице Бак!

— Да, о нём, — тихо прошептала обвиняемая. Эти люди явно не собирались щадить её чувства.

Но самое худшее ждало впереди.

К столу суда подошёл грязный писака и клеветник Эбер, её заклятый враг. Ему предстояло нанести решающий удар, выдвинуть неслыханное обвинение. Ему хорошо известно, как необходима в нужный момент грязная сенсация, и он её приготовил.

— По свидетельству наставника и воспитателя «маленького Капета» гражданина Симона, этот мальчик предаётся одному мерзкому пороку, в чём он был уличён. По свидетельствам этого ребёнка, данным в присутствии мэра Парижа и прокурора Коммуны, вдова Капет и её золовка Елизавета часто укладывали в свою постель маленького сына гражданина Капета, и мать вступала с ним в кровосмесительную связь. Можно предположить, — продолжал этот отъявленный негодяй, — что преступное поведение матери объясняется не желанием удовлетворить свою похоть, а политическими причинами. Она надеялась, что если маленький Капет когда-нибудь станет королём Франции, то она будет шантажировать его этой отвратительной связью и тем самым держать в своих руках!

Все люди в зале застыли, поражённые услышанным. Невероятность подобного обвинения была очевидна всем, и публика никак не могла прийти в себя. Уж не ослышались ли все они? Но это обвинение принимается судом вместе с присяжными. Секретарь суда Фабрициус всё старательно внёс в протокол.

Королева сидела ни жива ни мертва. Такого позора ей не приходилось испытывать никогда в жизни.

Все в зале молчали. Молчал и председатель трибунала. Но в силу служебных обязанностей он был вынужден добиться от обвиняемой либо подтверждения обвинения, либо его опровержения.

— Вероятно, обвиняемая сильно взволнована и не может ответить гражданину Эберу, — вдруг неожиданно пришёл он ей на помощь.

Мария-Антуанетта гордо вскинула голову.

— Если я промолчала, то лишь потому, что сама моя природа возмущена и отказывается реагировать на чудовищные обвинения, направленные против женщины и матери. Я взываю к чувствам всех матерей, находящихся в зале!

— Мадам, оставайтесь такой, какой вы были всегда! — бросил кто-то из зала.

Пятнадцать долгих, утомительных часов продолжался поток обвинений в первый день, более двенадцати — во второй. Наконец председатель решил подвести черту и объявил допрос завершённым. По традиции он должен предоставить Марии-Антуанетте последнее слово.

— Не желает ли обвиняемая сказать что-то в своё оправдание?

Она встала и с чувством собственного достоинства, ровным тоном начала:

— Два дня я слушала обвинения свидетелей, которые упрекали меня во всех мыслимых и немыслимых преступлениях. Но ни один из них не мог представить хотя бы один документ. Всё обвинение строится на домыслах. Я всегда была верной и послушной супругой короля, подчинялась всем решениям Людовика XVI и выполняла все его просьбы. Больше мне нечего сказать!