Олег Широкий - Полет на спине дракона

Женщины голосовали на курилтае [2] Курилтай (курултай) — у монголов и татар всенародный съезд знати для решения важнейших государственных вопросов. , сражались в составе войск.

Даже в славяноязычных деревнях вольноотпущенников ранней Золотой Орды женщина — распорядительница хозяйства и бюджета. Мать имела право распоряжаться наследством по собственному решению. Дочь в дому — не инструмент выгодного брака, а имеет голос в выборе жениха.

Только в связи с позднейшим влиянием мусульманства (а на Руси — ортодоксального православия) положение изменилось, сместившись в сторону большего женского закрепощения.

Или, скажем, «Повесть о разорении Рязани Батыем». Там Батыга Поганый просит «на ложе» жену князя Фёдора. А за это «не ходить войной на рязанскую землю». Уж так ему, стало быть, полюбилась, что готов всё своё войско без добычи оставить, врагов простить, Ясу нарушить. И сотни наложниц ему не утеха. А Фёдор ему в ответ: «Не полезно есть нам, христианам, водить жены своя на блуд».

Вот, оказывается, почему Рязань-то сожгли. Пожалел Фёдор «жену на блуд».

Стоит ли говорить, что этот образчик церковной «назидательной » литературы (написанный на века позднее реальных событий) — разновидность мифологии, а не истории.

Сведения о рязанских князьях того времени противоречивы. Например, пресловутый Фёдор упоминается только в этой «повести». В вымышленной мною истории любви Олега Красного (исторического лица, отражённого в летописях) и Евдокии Пронской я сделал попытку «реконструировать» ситуацию, отголоски которой легли в основу поздних сказаний.

Теперь о самом Бату: часто в истории имидж — это одно, а сам человек — совсем другое. Так было с Екатериной Второй, так случилось и с Батыем.

Дореволюционный востоковед Бартольд, наверное, первый обратил внимание — монгольские ханы не чёрные силуэты, а обычные люди, причём очень разные по характеру. Чингис, например, беспощаден, но бессмысленная жестокость ему не свойственна. Он мог и гибким быть, и великодушным.

Его сын Угэдэй (которого Повелитель назначил своим наследником) — мягкий до рыхлости, незлой, склонный поддаваться внушению. Сын Угэдэя Гуюк — завистливый, истеричный садист.

Вот такой калейдоскоп.

А что же наш герой? Странно для современного уха звучит, но окружающие Батыя... любили. У него и прозвище — «Саин», то есть «добрый, справедливый». На Руси его с некоторых пор так и звали — «добрый хан».

Можно, конечно, сказать, что мы имеем дело с простым подхалимажем, но есть возражения.

Во-первых, так называли только его, а на нелестные эпитеты другим ханам и князьям не скупились. Да и невелика честь по тем временам быть «добрым». Вот «сильным», «грозным», — это да. (Например, князя Poмана Галицкого гордо сравнивали с... крокодилом. Такая была тогда придворная лесть).

Во-вторых, в этой оценке сходятся и друзья и недруги. Мусульмане Джувейни и Джузжани (один «против», другой — «за») дружно пишут о его великодушии.

Даже откровенный враг и ненавистник монголов папский посол Плано Карпини вынужден был признать: «Батый милостив к своим подданным». А ведь именно Карпини сообщил современникам много недостоверных гадостей о «монголах вообще». (С его лёгкой руки, например, пошла гулять басня о жуткой круговой поруке в монгольском войске, когда за провинность одного казнили весь десяток, за десяток сотню и т. д.) Сейчас это опровергнуто более тщательными исследованиями.

Качества характера — наследственность. Известно всем, что Батый — внук Чингис-хана. А вот и... скорее всего нет. Этот факт настолько важен для понимания роли джучидов (потомков отца Бату и сына Чингиса — Джучи) в тогдашней геополитике, что я вынужден был дополнить повествование подробной ретроспективой времён более ранних.

Предвижу возражения. О какой «доброте» можно говорить, когда этот монстр во главе хищной орды пролил реки безвинной крови?..

Так, да не так. Значение Батыя в его «походе на Русь» — преувеличено. В те годы он был подчинённой и политически несамостоятельной фигурой. Судьбы империи монголов определяли тогда совсем другие люди. Не поколение внуков Основателя (к которому принадлежал Бату), а ещё его детей.

Это были дядья Бату и главные недруги погибшего Джучи — Верховный Хан империи Угэдэй и его «заместитель по политчасти», Хранитель Ясы (законов Чингиса) Джагатай.

Батый же в походе 1237—1241 годов — лишь один из многих военачальников. Скажем так — «исполняющий обязанности командующего» далеко не самым важным «Северо-Западным фронтом». Эта должность называлась — «джихангир» [3] Джиганхир — в значении, близком к слову «полководец», употребляли в отношении члена ханского рода, назначенного командовать фронтом или исполнявшего обязанности верховного главнокомандующего; имело значение, близкое к слову «император», который изначально « главнокомандующий ». . Если что не так — отвечать джихангиру. А все лавры и львиная доля добычи уплывала в центральную ставку — в Каракорум [4] Каракорум — центральная ставка империи в Монголии. .

Предприятие было трудное и неблагодарное, войск — вопреки устоявшемуся мнению — выделено очень мало (около 30 тысяч, по мнению Гумилёва и Веселовского), больше просто не наскребли, и так мобилизовали даже почти детей. Да и то половина из этих тысяч занималась тем, что отбивала фураж (корм для лошадей) в половецких зимовниках. Не будем забывать: воевали зимой, а трава — под снегом.

Щадить или не щадить население, грабить или нет — это решал не Бату, а писаные «законы ясы», от которых НИКТО (и хан) под страхом смертной казни не мог уклониться. А были законы — очень жестокими. Например, город, который не сдался до применения таранов, объявлялся «злым» (как например, Козельск или Киев), и население такого города вырезали до младенца.

Есть и ещё один аспект: все царевичи-чингисиды (дети правителей Угэдэя и Джагатая), которые участвовали в походе, заинтересованы в добыче, а значит, в грабеже.

А Бату как раз должен был меньше всего желать разорения новых земель.

Ведь теоретически, по завещанию Чингис-хана, земли на Западе отходили в подчинение потомкам Джучи, а значит, ему.

Однако на практике, — оставшись здесь без поддержки местного населения, — он оказывался бессилен. Каким образом осуществлять жёсткую власть, если все имперские войска, кроме ничтожных собственных сил (около двух тысяч) должны были после похода ВЕРНУТЬСЯ ДОМОЙ В МОНГОЛИЮ?

Значит, ему как воздух были нужны местные доброжелатели, и он их находил.

А теперь, увы, о самом неприятном для лиц, излишне «патриотически озабоченных». Искренне прошу прощения у всех, чьи святыни я невольно попрал.