Михаил Казовский - Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл

Игорь брал с собой и второго, четырнадцатилетнего Олега. Выразили желание также примкнуть к кампании: Всеволод - Игорев родной брат, князь трубчевский и курский; Святослав - Игорев племянник, князь рыльский; а ещё - черниговские ковуи под началом Ольстина Олексича. Сам поход был намечен на конец апреля 1185 года.

Холостым оставался и другой молодой человек, нам не безызвестный, - галицкий бастард Олег Настасьич. К двадцати четырём годам превратился он в хорошо развитого мужчину, рослого, широкоплечего, с пышной каштановой шевелюрой и короткой, но густой бородой. Говорил рокочущим басом, а смеялся, как покойная Настенька, звонко и заливисто.

Не имея склонности ни к чему особенно, занимался всем понемногу - и скакал на лошади мастерски, и умело орудовал саблей, и со ста шагов попадал стрелой в яблоко; вместе с тем владел тремя иностранными языками (половецким, греческим и венгерским), изучал древних авторов, мог вести богословский спор; петь не пел и на гуслях не играл, но в народных танцах был большой мастак и плясал на чужих свадьбах залихватски. Только вот своей свадьбы не спешил справить. И не то чтобы он чурался женского пола (потерял невинность лет в пятнадцать и водил к себе девушек из дворни довольно часто), но венца избегал всячески. А отец не настаивал: знал, что женитьба без сердечной склонности ни к чему хорошему не приводит. Осмомысл вообще очень трепетно относился к младшему сыну, пережившему в детстве страшное потрясение - Настенькину смерть на костре, - и боялся его обидеть хоть словом, хоть делом. Баловал, конечно, но в меру.

И Олег обожал родителя, а ещё - тётку Болеславу, заменившую ему мать, и наставника Тимофея, от которого не имел секретов. И когда Тимофей однажды сказал: «Батюшка тебя к столу просят», - попросту велел:

- Да наври что-нибудь. Словно голова у меня разболелась и лежу, отдыхаю. Не хочу обедать. Переел малины, аж живот трещит.

- Нет, никак нельзя не ходить, - возразил слуга. - Бо у князя гости. Хочет познакомить тебя.

Княжич недовольно поморщился:

- Кто такие?

- Так покуда ты шастал по малинникам, аки мальчуган желторотый, прибыла твоя троюродная сестрица Иоанна с детями.

Он попробовал вспомнить:

- Иоанна, говоришь? Это из каких же?

- Незаконная дочь Ивана Берладника, пусть ему земля будет пухом. Близкая подруга маменьки твоей. Вместе они учились в монастырской обители в Василёве.

- Те-те-те, мне она говорила - точно! Жили под одной крышей в Царе-граде.

- Вот оттеда она и следует. К брату своему Чаргобайке, во Смоленск.

Молодой человек нахмурился:

- К этому паскуднику? Я его участие в гибели моей матушки хорошо знаю. И сестрица небось такая же. Не желаю видеть!

- Да при чём тут одно с другим? - продолжал спорить Тимофей. - Женщина приличная и благообразная…

- …все они, Берладники, одним миром мазаны! Не хочу!

- …а уж дочка у нея раскрасавица - ни словами сказать, ни пером описать, - я таких никогда не видывал.

Юноша взглянул на наставника с любопытством:

- А не брешешь? Хочешь заманить меня на обед под таким предлогом? Поклянись, негодник!

Тот перекрестился:

- Не сойти мне с этого места!

- Да чего ж такого в ней красивого, объясни?

- Всё красиво. Стройная берёзка. Волосы - как смоль. А глаза - точно васильки. Губки - вишенки, кожа побелее лебяжьего пуха. Нос прямой, как у папеньки ея.

- Папенька-то кто?

- Нешто ты не знаешь! Давний твой знакомец - грек Андроник Комнин, бывший императором, а теперь покойный.

- Да ведь он маменьку увёз! - чуть ли не подпрыгнул Олег. - Я его помню смутно: борода курчавая да орлиный взор… Леший его возьми!

- Взял ужо недавно.

- Так ему и надо, распутнику. Нет, представь, Тимофеюшка, кровь какая у этой девки: смесь Берладника и Андроника! Обожжёт «греческим огнём»! Нет, не выйду. Ни за что не выйду. Можешь не просить.

- Ну, как знаешь, княжич. - Тимофей повернулся к выходу из клети. - Токмо неудобно. Кто бы ни были, всё же гости.

- Тоже мне, подумаешь! Гости не мои, а отцовы. - Посмотрел, как слуга удаляется, и в последний момент спросил: - Лет-то этой девушке сколько?

Усмехнувшись, наставник проговорил:

- Чай, не маленькая ужо. Думаю, что двадцать.

- И не замужем? Как такая прелестница может быть не замужем?

- Ты ж, такой прелестник, не женатый пока?

- Я - другое дело. Я вообще - мужчина! Нам жениться не поздно никогда. Женщинам - другое, им рожать пристало.

- Ну, так что - поглядеть пойдёшь? Вроде нехотя, молодой человек поднялся:

- Ох, разбередил ты мой интерес. Так и быть, взгляну. Но учти, голубчик: коли ты солгал насчёт красоты, я тебя побью.

- Поступай как хочешь. Токмо несомненно: ты ещё мне «спасибо» скажешь!

В гриднице сидело княжеское семейство: Осмомысл во главе стола, сильно поседевший за последнее время и с большой белой бородой, с диадемой на голове; справа от него - Болеслава и её единственный отпрыск Василий Яковлевич, худощавый подросток лет тринадцати, маловыразительный, молчаливый; слева - кое-кто из бояр, вновь назначенных Ярославом на важные должности после событий 1173 года. Наконец Олег увидел гостей: невысокую полноватую даму с голубыми ясными очами и действительно необыкновенно яркую, вызывающе красивую девушку; рядом с ними сидели отроки - девочка и мальчик. Княжич поздоровался, приложив руку к сердцу.

- Вот и младшенький, - улыбнулся князь. - Что, похож на Настю?

Янка рассмотрела его придирчиво:

- Да не так, чтобы очень сильно. Губы, цвет волос…

- От меня - лоб высокий да глаза… Тоже не один в один… Ты в кого ж такой уродился, сыне?

Молодой человек с ходу пошутил:

- Ни в кого: самородок я!

Гости засмеялись, а красавица удостоила его продолжительным взглядом.

- Но зато моя Зойка - вылитый Андроник, - сообщила дама. - И с таким же норовом: никого не слушает. Столько женихов было - всех отвергла. При такой-то пригожести засидеться в девках грешно!

- Да, пора, пора, - с некоторой игривостью поддержал галицкий владыка. - Ну, так мы жениха ей сыщем. Вот хотя бы Олежка: чем жених плохой?

Юноша, усевшийся рядом с Болеславой, укоризненно ответил отцу:

- Что ты, тятя, право! Не смущай гостей. Им ведь неудобно тебя обидеть, хоть и в мыслях не держат выдавать Зою за меня.

Неожиданно Янка заявила:

- Ты напрасно так думаешь, милый. Если дочка не станет против, я почту за честь породниться с князем галицким и с любезной моему сердцу Настенькой - Царство ей Небесное!

Ярослав спросил:

- Ну, а что невеста?

Было видно, что девушка взволнованна, но ответ свой произнесла без запинки и обычного в таких случаях прысканья в ладонь; только голос немного дрогнул, да и русская речь ей давалась непросто - мыслила по-гречески, а потом переводила в уме: