Михаил Казовский - Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл

- Я не знаю, как Иуда израсходовал свои деньги, а вот ты на эти сможешь купить себе новое имение со дворцом!

- Искушаешь, бестия… - Помотав головой, заметил: - Ни за что бы не взял, если бы считал, что воюю я за правое дело. А Мстислав не Мстислав - нам какая разница? Хорошо, попробую изготовить грамоту… Но цена будет - осемь гривен!

Вонифатьич сделал кислую мину, зачесался:

- Режешь без ножа. Мне Давыд задаст… Ну, да ничего: выложу свои, коль на то пошло!

- Вот и молодец. Но учти: половину - сейчас, в задаток, половину - в ночь накануне отвода войск. Что, согласен?

- Ладно, по рукам. На, держи четыре.

Через день, проснувшись, Ярославов сын увидел у своей постели по-дорожному одетого Кснятина. Ничего сразу не поняв, княжич сел и рыгнул со стоном. На его одутловатом, мятом лице было лишь одно выражение: дайте опохмелиться. Потерев кулаком правый глаз, он спросил хриплым голосом:

- Ты куда собрался?

- Уезжать пора, свет мой, батюшка.

- Как? А я?

- И тебе пора. И другим галичанам. Утром прискакал Осмомыслов гонец и доставил волю твоего родителя. Почитай-ка сам.

Взяв нетвёрдой рукой пергамент, юноша его развернул и увидел печатку князя. Но витиеватые строчки кириллицы расплывались перед глазами. Он сказал с досадой:

- Ничего не вижу спросонья. Расскажи своими словами.

- Слишком много пьёшь…

- Не твоя печаль! Говори живее.

- Наш владыка и господин распорядилися снять осаду с городка Вышгорода и идти домой.

- Да не может быть!

- Выведено чёрным по белому.

У Владимира сразу же прочистилось в голове. Посмотрев на вельможу с удивлением, снова попросил грамоту. Раскатал, вгляделся. Поднял усмехающиеся глаза:

- Уж не сам ли ты это настрочил, признавайся? Тот забормотал:

- Вот напраслина… нешто я могу?.. свет мой, батюшка, я теперь обижусь…

Княжич громко фыркнул и отбросил пергамент:

- Я, конечно, дурень, но, к несчастью, не такой, как ты думаешь… С кем встречался тайно? Не с Давыдкой ли?

Посрамлённый боярин нехотя признался:

- С Вонифатьичем, что живёт при нём…

- А, тогда понятно… Сколько он даёт гривен?

- Шесть серебряных.

- А на самом деле? Выторговал осемь? Кснятин, потупившись, согласился и здесь:

- Еле уломал…

- Ну, и кто ты есть после этого, Серославич? Не Иуда ли?

- Точно так: Иуда.

- И какой участи достоин?

- Быть повешенным на осине.

- Любо, любо! Так мы и поступим. За предательство положена смерть. - Он откинулся на лежанке и смотрел, хихикая, как печатник покрывается потом; наконец сказал: - Ладно, не трясись. Предлагаю уговор: из осьми этих гривен - пять мои, и подлог останется между нами. А отца уверим,- что ушли, увидав тщету помощи Мстиславке.

- Как, а вдруг волынянин выиграет?

- Очень сомневаюсь. Долгорукие сильнее в два раза. Нам и в самом деле надо уносить ноги. Почему бы при этом не разбогатеть?

- Ты, мой свет, хитроумнее самого Улисса [20] Имеется в виду Одиссей (по-латински Улисс) - в греческой мифологии царь Итаки, участник осады Трои, славящийся умом, хитростью, изворотливостью и отвагой. !.. Между тем события шли по нарастающей. При поддержке «чёрных клобуков» князь волынский захватил столицу. Рюрик убежал в свою смоленскую вотчину. Но с востока навалились суздальцы и черниговцы вместе с конницей хана Кончака. Прав был Яков: даже если бы галичане е ушли из-под Вышгорода, вряд ли бы Мстислав выстоял, пару дней он сопротивлялся и держал оборону в садах близ Великих киевских Золотых Ворот. Но, поняв, что силы не равны, предпочёл убежать с поля боя. (Видно убедившись, то ему уже никогда больше не удастся стать правителем а Днепре, он серьёзно заболел и скончался у себя во Владимире-Волынском тем же летом.) А фактическим правителем Киева сделался Андрей Юрьевич Боголюбский… Но надолго ли?

Возвращение Кснятина и княжича было тихим и скромным, как и подобает полкам, не снискавшим победы на поле брани. Осмомысл уже знал о разгроме Мстислава, встретил сына и печатника без улыбки, сумрачно спросил:

- Что, не вышло? - Но излишне горячные и сбивчивые их доклады слушать не желал, только отмахнулся: - Будет, не сержусь. Главное, что живы и людей в боях потеряли мало. Отдыхайте, приходите в себя. Потолкуем позже. А тебе, сыне, сообщу новость невесёлую: приключился у Болеславки выкидыш. Ты уж с ней поласковей - мучится, бедняжка, и себя казнит зряшно. Успокой, скажи, что в иной раз непременно доносит.

По приезде рассказали Якову и другое: Поликсения вышла замуж за отца Дмитрия и уехала в Болшев. Но о том, что она носила под сердцем дитя Владимира, сделалось известно не сразу.

Наконец-то личное счастье улыбнулось византийскому императору Мануилу I: у его молодой супруги, антиохийской принцессы Марии, летом 1169 года появился сын, нареченный в память о великом основателе их династии Алексее Комнине - Алексеем. Счастью родителя не было границ. С ходу он объявил, что младенец - наследник его престола, и расторг помолвку дочери с венгерским принцем Белой. Оскорблённый венгр в тот же день покинул Константинополь и вернулся на родину, под крыло своей матери - Евфросиньи Мстиславны.

Надо сказать, что рождение мальчика в царственной семье принесло радость далеко не всем жителям страны. В частности, Фёдор Кантакузин, не оставивший мысли возвести на трон Алексея Ангела, очень огорчился и какое-то время пребывал в апатии, скрашиваемой только любовью к Янке. Та ему родила двух детей - мальчика и девочку, и они вчетвером жили у него во дворце в Малой Азии. Старшая же Янкина дочка, Зоя, от Андроника, оставалась по-прежнему под опекой бабушки - Добродеи-Ирины.

Но зато любовь Исаака Ангела к Настеньке длилась много меньше. Их разрыв случился в том же 1169 году после бурного выяснения отношений: женщина узнала, что толстяк продолжал тайно посещать прежнюю наложницу, от которой у него дети. Исаак винился, говорил, что не может без них обеих, что запутался окончательно и просил прощения. Настенька сказала: должен выбирать - я или она; если я, то женись на мне по Канону Церкви и удочери Евдокию. Ангел попросил день на размышление. А потом ответил: нет, к церковному браку с русской не готов, это ведь на целую жизнь, а судьба может повернуться по-всякому, и обременять себя никчемушними узами не желает. Что ж, тогда прощай, заявила та. Он молил, чтобы внучка Чарга не уходила, предлагал кучу драгоценностей, землю и рабов, но она была непреклонна: или под венец, или разойдёмся. В общем, разошлись.

Жить одной, без поддержки любовников, было нелегко. Постепенно распродавала имущество, золото и камни - те, что ей подарили в разное время; наконец продала усадьбу, распустила слуг и сняла для себя, дочери и няньки три убогих комнатки на окраине города Хризополя. Дом был неуютный, мрачный, продуваемый всеми босфорскими ветрами, отчего девочка не могла никак избавиться от простуд, кашляла и хандрила с осени до весны. Деньги убывали. Но идти на панель Настя не решалась, несмотря на то, что считала себя в душе порядочной дрянью; думала пока только о приличных занятиях - поступить в дом к богатым грекам служанкой, или переписчицей книг, или, на худой конец, уйти в монастырь вместе с Дуней. А потом решила попробовать ворожить, как её учила Арепа. Поначалу ведьмино ремесло стало приносить немалый доход - люди потянулись к ней косяком, жаждя заглянуть в своё будущее, исцелиться от хворей или же избавиться от «венца безбрачия». Но потом кто-то «настучал» на колдунью церковным властям, и пришлось бежать из Хризополя посреди зимы, скрыться, затеряться в Константинополе.