Лев Демин - Глеб Белозерский

- Сочувствую, княже, - снова повторила Василиса… Отпевание проходило торжественно, при переполненном храме. Службу вел владыка Игнатий в сослужении игумена Иринея и всего городского духовенства. После похорон состоялись пышные поминки. Кроме приезжих трапезу разделили Григорий Меркурьев с сыном Власием, именитые белозерские купцы, духовенство.

Гости стали разъезжаться до ледостава. Перед отъездом Борис переговорил с Глебом.

- Прими от меня и Марьяшеньки наше сочувствие. Крепись, братец.

- А что еще остается? Стараюсь крепиться.

- Что думаешь дальше делать?

- Жить, сынка воспитывать и учить.

- Я не об этом. Понимаю, что не время сейчас говорить о таких делах. Уж не взыщи… Скоро ли снова увидимся, не ведаю. Семейную жизнь снова налаживать надо. Коли хан благоволит к тебе, присмотрись к пригожей ордынке из ханской семьи. Не все же они такие хворые, болезненные, как покойница. Или найди себе невесту среди русичей.

- Не надо об этом, Борисушка… Рано об этом толковать. Подождем годик-другой.

- Тогда скажи мне откровенно, Глебушка, как брату. Любил ли ты свою Феодору?

- Видишь ли, братец… Моей невестой стала девочка, которую до свадьбы я видел мельком. Так угодно было хану. Потом к моей женитьбе приложил руку Александр Ярославич Невский. Какая тут могла быть любовь? Скорее расчет, политический шаг. А потом привязался, жалел больную женщину. Сочувствовал горемычной судьбе ее матери.

- А любовь в твоей жизни была?

- Не знаю, брат. Но не могу категорично утверждать, что не было.

- Значит, была?

- Не знаю, не знаю.

Глеб проводил ростовчан. Игумен Ириней по указанию владыки Игнатия продолжал поминальные службы за упокой души рабы Божией Феодоры. Князь неизменно посещал все службы и старался больше уделять внимания сыну, чтобы тот не чувствовал своего сиротства: часто посещал уроки, беседовал с Михаилом на разные темы.

Недавний разговор с братом Борисом и неожиданная встреча с Василисой затронули какие-то чувствительные тайники его сердца. Была ли в его жизни любовь? К покойной жене Феодоре было чувство жалости, долга, стремление облегчить ее физические страдания. Плотской близости меж ними давно уже не было. А что руководило им, когда он, князь Глеб, встретился с Василисой? Порыв телесной страсти? А может быть, это и была любовь. Горькая любовь, которая не могла идти дальше греховной связи, поскольку один был князем, а другая - простолюдинкой, да еще весянкой…

Княгиню Феодору погребли в соборной церкви. Князь Глеб распорядился изготовить каменную плиту с именем покойной над ее могилой.

Первое время Глеб Василькович не находил себе места. Он бесцельно бродил по палатам, невпопад отвечая слугам и приближенным. Выходил Глеб на берег Белого озера, на то самое место, где они были вместе с Феодорой за несколько дней до ее кончины. Он вглядывался в покрытую тонкой коркой раннего льда поверхность озера, предаваясь тоскливым мыслям.

Глеб обратился к своему духовнику, игумену Иринарху.

- Скажи мне, отче, что я должен делать? Как преодолеть разлад души? Как обрести нормальное состояние?

- Скажу князь, - отвечал Иринарх. - Трудись в поте лица. Найди занятие, которое поглотило бы все твои помыслы, отвлекло от грустных мыслей. Займись воспитанием сына.

- Пожалуй, ты прав, отче, - согласился Глеб. - Займусь строительством гостиного двора. В Ростове гостиный двор есть украшение города, и в Ярославле, и во Владимире. А у нас купеческие лавки рассеяны по всему городу в беспорядке. Куда это годится?

Глеб Василькович в сопровождении Власия долго бродил по городу, выискивая место для будущего гостиного двора. Купеческие дворы, дома духовенства, ремесленников, мастерские, жилища всякого неимущего люда теснились в причудливом беспорядке. После долгих поисков место для гостиного двора отыскалось. Большую площадь занимали княжеские конюшни, которые можно было перенести на другое место. Можно было также потеснить обширный двор при княжеских палатах. Нуждались в расширении и избы дружинников. Глеб задумал их также перенести в иное место. Вот и освобождалась просторная площадь, достаточная для возведения гостиного двора.

Среди городских плотников отыскали старшину плотницкой артели Пахома, немолодого уже и опытного строителя. Глеб пригласил его, показал набросок, начертанный на листе пергамента.

- Вот здесь, вдоль берега Шексны, протянется гостиный двор, - объяснил Пахому Глеб. - В сторону берега выходит крытая галерея, которая пойдет вдоль всего здания. Лавки должны быть просторны, позади кладовые, амбары. Уловил мое намерение, Пахомушка?

- Все понятно.

- Тогда составь по моему наброску подробный план. А я тем временем подберу артель лесорубов и прикажу заготовить потребное количество хорошей строевой сосны.

- Для амбаров и ель сойдет.

- Нет уж. Если строить, так строить как следует. Только сосна пойдет в дело.

Белозерские купцы быстро проведали о намерении князя Глеба строить рядом с княжескими палатами гостиный двор и зачастили к нему с визитами. Спрашивали:

- Уступишь мне одну лавку?

- Во что мне обойдется, если пожелаю въехать в твой гостиный двор?

- Пустишь меня с моими товарами?

Князь Глеб не спешил с ответами. Он сознавал, что нужно строить гостиный двор как княжескую собственность, а там продавать или сдавать в аренду помещения с немалой для себя выгодой. Купцы ворчали, за глаза поругивали прижимистого князя, но в то же время восхищались его деловой хваткой, рачительностью.

«Из князя Глеба хороший бы купец получился», - поговаривали они.

Вскоре на берегу Шексны застучали топоры, завизжали пилы, появились штабеля свежих бревен. Стали подыматься вверх венцы срубов. Гостиный двор вырастал на глазах. Когда дело уже подходило к завершению стройки, начались деловые переговоры с купцами. Особенную прыть проявляли новгородские купцы, чьи интересы представляли в Белоозере сыновья или приказчики. От новгородцев старались не отстать и местные. И те и другие стремились приобрести в будущем гостином дворе лавку. Те, что победнее, кооперировались вдвоем, втроем, чтобы приобрести общее помещение. Князь Глеб увеличивал свою казну и с удовлетворением говорил Власию:

- Богатеем, Власик…

Весной Глеб снова снарядил караван судов и направил его в Орду для выкупа полонян. Купцы расщедрились и задумали невдалеке от гостиного двора поставить свой храм, церковь Николая Чудотворца. На освещение церкви, проведенное игуменом Иринархом, был приглашен в качестве почетного гостя и Глеб Василькович.

Сыну князя, Михаилу, шел уже двенадцатый год. Он возмужал, казался старше своих лет. Уроки усваивал успешно, увлекался верховой ездой. Вместо емирной кобылки он выбрал себе на княжеской конюшне норовистого гнедого жеребца, на нем пускался в галоп, прыгал через препятствия. Не один раз Михаил вылетал из седла, расшибался, ходил весь в синяках. Князь Глеб строго выговаривал ему за неосторожность, но в то же время восхищался его лихачеством. Иногда и сам приказывал оседлать себе коня и пускался вместе с сыном наперегонки. Обычный их маршрут пролегал по берегу Белого озера до села Карголом и обратно.