Лев Демин - Глеб Белозерский

Феодора не умела плавать. Скинув верхнее платье и обувь, она вступила в воду, дошла до той черты, где вода достигала ей до поясницы, присела на корточки, окунулась и стала со смехом барахтаться, поднимая брызги. А Глеб скинул одежду и устремился крупными шагами вперед. Преодолев мелководье, он плыл, рассекая воду размашистыми движениями рук и ног. Глеб Василькович был сильным человеком, хорошим пловцом и легко уплыл далеко от берега. Феодора совсем потеряла его из виду и, перепугавшись, стала кричать, путая русские и татарские слова.

Когда наконец Глеб вернулся на берег, Феодора напустилась на него с упреками:

- Пошто пугаешь меня? Пошто так далеко заплыл?

- Думала, что переплыву озеро до противного берега? Сие мне пока не под силу, - отшучивался Глеб.

Потом, когда Феодора немного успокоилась, они выбрали травянистую полянку и полежали под лучами заходящего солнца. Вернулись в Белоозеро уже к ужину.

Ночью, тесно прижавшись к мужу, Феодора тихо всхлипнула. Всхлип перешел в неудержимые рыдания.

- Ты это что, Феодорушка? - спросил, недоумевая Глеб.

- Боялась за тебя. Не утонул бы… Озеро, как говорят, с норовом.

- Глупенькая, я же хороший пловец.

- Никогда больше не пугай меня так.

Феодора заговорила быстрым прерывистым шепотом на своем языке. Глеб уловил, что речь шла о ее переживаниях, когда он заплыл далеко от берега и вовсе пройал из виду.

- Коли ты такая пугливая, обещаю, - отвечал князь Глеб. - А хочешь, научу тебя плавать?

- Нет, не хочу. Боюсь озера.

Феодора умолкла и как будто бы успокоилась. Но через некоторое время спросила:

- Ты счастливый, Глебушка?

- Конечно, счастливый, коли рядом со мной ты.

- Разве мы вполне счастливы, коли у нас с тобой нет деток?

- Будут детки, непременно будут, - успокаивал жену Глеб. - Повитуха говорила, надо повременить годик.

Утром, после завтрака, в княжеские палаты пришел Каллистрат. Он занимался с княжной разговорной практикой, получая наставления от игумена Иринея. Игумен давал Каллистрату темы для каждодневных бесед. Одна - обеденный стол, другая - прогулка по саду, третья - устройство палаты и т. п. Наставник был неистощим по части выдумывания. Советовал:

- Беседуя с княгиней, употребляй простые короткие фразы. Проверяй всякий раз, запомнила ли она звучание русских слов.

Сам же Ириней занимался с Феодорой основами Закона Божьего, заставлял заучивать молитвы, рассказывал события церковной истории. К урокам Иринея иногда подключался и Глеб.

- Скажи, Феодорушка, почему твоего мужа назвали Глебом, а брата моего Борисом? Кто такие Борис и Глеб?

- Борис и Глеб - сыновья великого князя Владимира, убиенные Святополком, прозванным Окаянным. Почитаются церковью, - бойко отвечала Феодора.

- Правильно. Почитаются церковью и причислены к лику святых. Мы с братом названы этими именами в их память.

Из Новгорода прибыл караван судов купца Гусельникова, отправляющийся на северные реки для промысла пушнины.

На этот раз сам Гусельников не приплыл, занимаясь торговыми делами с немцами и датчанами. Послал вместо себя старшего сына Дорофея. Об этом сообщил Глебу гусельниковский приказчик Хрисанф.

- Передай Дорофею мое приглашение, - сказал Глеб Хрисанфу. - Отобедаем вместе, о деле потолкуем.

Дорофей, крепкий, плечистый тридцатилетний мужик, не замедлил явиться.

- Батюшка кланяется тебе, князь, - приветствовал он Глеба. - Вот просил передать.

- Что это?

- Ожерелье для княгинюшки твоей. Черный янтарь. В природе встречается редко.

- Благодарствую. Княгиня будет рада подарку. Как здоровье батюшки?

- Непоседлив, неугомонен, как всегда. Отплыл с товарами к датчанам.

- Бог ему в помощь.

Из дальнейшей беседы выяснилось, что Дорофей с командой промышленников намеревается отправиться на реку Мезень, впадающую в Белое море. Там в прибрежных лесах еще не перевелись соболь и горностай.

- Не возьмешь ли с собой двух моих промысловиков? - спросил князь Глеб. - Мне бы мезенская пушнина также сгодилась.

- Можно бы взять, - ответил с расстановкой Дорофей. - Да нам-то, Гусельниковым, какая от сего выгода?

- По-купечески рассуждаешь, Дорофей.

- А я и есть купец. Так ответь, какая выгода будет?

- Самая прямая. Освобожу твой караван от всяких сборов, когда будешь плыть из Кубены в Сухону. А ты возьмешь с собой трех моих промысловиков.

- Ты прежде сказал двух.

- Передумал. Ты мне не платишь сборов, я на этом теряю большую сумму. Вот и хочу возместить ее соболиными и горностаевыми шкурками.

- Батюшка говорил мне… - Дорофей запнулся.

- Что тебе говорил батюшка?

- Да так, пустое…

- Напомню, Дорофей, что говорил про меня твой батюшка. Князь Глеб Василькович, мол, расчетлив, прижимист. Из него получился бы неплохой купец.

- Ты прямо прочитал мои мысли.

- А я умею читать мысли. У здешних прорицателей научился, - пошутил Глеб.

С Дорофеем договорились. Белозерский князь отправил с новгородцами на Мизень трех промысловиков, опытных охотников на пушного зверя.

Наступила осень. Погода становилась слякотной, дождливой. Белое озеро хмурилось, покрывалось рябью, переходившей в волны. В конце сентября приплыли дощаники с людьми во главе с Власием Григорьевым.

- Прибыл, княже. Как видишь, жив, здоров, - бойко приветствовал он князя Глеба. - Задание твое выполнил, можно сказать, сполна. Привез шестьдесят семь человек. Могло бы быть шестьдесят восемь, да один, сердешный, отдал Богу душу в пути. Должно, не вынесло сердце радости освобождения. Да еще двое женок сыскали по дороге и прихватили с собой. Обе нижегородские.

- Потом, потом, Власушка, - перебил Глеб. - Пусть люди отдыхают с дороги. Прикажи моим именем, чтоб сытно всех накормили. А сам - в палаты ко мне. Расскажешь ордынские новости.

Глеб Василькович узнал из рассказа Власия следующее.

Белозерский караван достиг Сарай-Берке, когда туда уже прибыл со свитой назначенный митрополитом глава сарайской епархии Митрофан. Хан после долгих обещаний дал, в конце концов, свое согласие на учреждение в Орде православной епархии. Глава русской православной церкви митрополит киевский Кирилл не замедлил воспользоваться этим и рукоположил во епископы сарайские одного из своих приближенных.

Золотоордынский хан Берке, заметно одряхлевший, неохотно принимал далее своих близких. Все же епископа Митрофана он принял и говорил с ним не менее часа. О чем шла речь во время этой встречи, Власий не знал. Игумен Афанасий при встрече с ним сказал многозначительно:

- Успешный был разговор. Хан подтвердил свою веротерпимость.

Митрофан, который теперь официально назывался епископом Сарайским, получил в городе, в некотором отдалении от ханского дворца, обширный участок земли. Здесь епископу было разрешено строительство храма, собственных палат и помещений для свиты. Свита состояла из нескольких священнослужителей разных рангов, включая и игумена Афанасия, и монахов-прислужников. Хан даже приказал передать Мит-рофану с десяток русских полонян, которых он мог бы использовать в качестве слуг, церковных служек, сторожей, конюхов. Все они согласились с предложением владыки Митрофа-на принять монашеский сан. Русичи были рады освобождению из полона, приносившего жестокие унижения, побои, голодное существование, и охотно стали служить владыке.