Петро Панч - Клокотала Украина (с иллюстрациями)

Когда войсковой писарь вышел. Калиновский поднес бумажку к самым глазам и прочитал:

«Оповещаем всех и приказываем, чтобы те, кто бежал с Хмельницким, равно как и те, кто ушел к нему после того, вернулись к месту своего жительства, надеясь на прощение за свои проступки, а ежели кто осмелится бежать на Запорожье, так за вину свою отвечает имуществом и жизнью жены и детей».

— Может, и на виселице из таких? — вслух произнес Калиновский. — А если все это только напуганное воображение княгини?

В нем закипело возмущение против глупой тактики великого гетмана — держать всех в страхе.

— Ведь мы сами разжигаем бунты! — снова громко воскликнул он, хотя в комнате никого не было.

Ночью Калиновский почти не спал и мысленно спорил с Потоцким. Он, так же как и король, как и канцлер Осолинский, был против того, чтобы дразнить казаков, и внушал Потоцкому, что не следует мешать сотнику Хмельницкому готовиться к походу на Черное море. Надо было попытаться образумить Потоцкого. Утром Калиновский выехал в Черкассы.

Великий гетман коронный, издав универсал, решил, что он уже в достаточной мере устрашил хлопов и теперь может повеселее проводить время на далекой окраине. Вельможная шляхта, прибывшая на берег Днепра со своими отрядами, тоже позаботилась о том, чтобы не скучать в походе. Кованые повозки в обозе Сенявского, Замойского, Одживольского были нагружены не столько пулями и порохом, сколько золотой и серебряной посудой, столовым бельем, бочками водки и вина, окороками и колбасами. В Черкассах пошли банкеты, каких здесь еще не видывали.

За день до приезда Калиновского поручик сторожевой команды привел к коронному гетману двух казаков, задержанных накануне у Смелы.

Николай Потоцкий только что встал из-за стола и был еще краснее обычного.

— Введи, вашмость, одного, — сонно сказал он.

В комнату, со связанными за спиной руками, вошел Остап. На нем был все тот же красный жупан, подпоясанный персидским поясом, и красные сапоги. Так же лихо сидела на голове новая уже кабардинка, только лицо у казака заметно похудело. Потоцкий поднял на него мутные глаза и закричал:

— По одному!.. Сказано — по одному!..

Остап оглянулся: у дверей, кроме него, никого не было. Он еще раз посмотрел на коронного гетмана и широко улыбнулся:

— Уже выпроводили, ясновельможный пане гетман!

— Чтоб по одному... Ну, чего тебе, проси!

— Развяжи, пане, руки. — И повернулся к гетману спиной.

Потоцкий, опираясь о стол, поднялся с кресла, замигал, глаза его стали проясняться. Остап не видел этой перемены и со снисходительной улыбкой обернулся к гетману. В тот же миг гетман схватил его за грудь и с силой затряс. Шапка отлетела к самой стене.

— Хлоп? Схизмат?

Остап, обдирая лицо о крючки и пуговицы гетманова жупана, опустился на колени.

— Упадам до нуг, ясновельможный пане... Я естэм поляк, уроджоный шляхтич! — По лицу его не было видно, чтобы он слишком испугался.

Потоцкий выпустил его и уставился на него, как на жабу.

— Брешешь... А казацкое платье?

— Я все расскажу, ясновельможный...

— Хмельницкого знаешь?

— Знаю, ваша милость... На жизнь вашу умышляет.

Остап продолжал ползать на коленях.

— Встань! — и крикнул уже в дверь: — Пане поручик!

В комнату вошел поручик, который привел сюда Остапа. На лбу у него скрещивались два сабельных рубца.

— Развяжи... пану руки!

Остап обнял колени гетмана.

Через полчаса он вышел из замка с независимым видом и хитрой улыбкой на губах.

Второго задержанного гетман даже не стал допрашивать, а, встретившись с его упрямым взглядом, сказал:

— Взять на дыбу! Знаю таких.

Это был маленький, сухой человечек, с быстрыми глазами, одетый в свитку, обутый в постолы. С ним было еще двое, но они успели добежать до леса, а его схватили. Повстанческий отряд Саввы Гайчуры проходил через Смелу впервые, и потому никто не признал в нем Гаврилу Прелого. Стали спрашивать, кто — молчит, откуда и куда шел — не отвечает. Начали жилы тянуть — он и на «кобыле» ничего не сказал. Крестьяне, которых пригнали к замку, напуганные острым колом, вкопанным посреди площади, рассказывали, что какой-то казак в тот день и верно читал на панском току молотильщикам слово Хмельницкого, подбивал бросать пана, уходить к казакам, чтобы панов прогнать. Однако тут же крестьяне в один голос заявили, что это не тот казак. У того были длинные усы, посеченное рубцами лицо, да и сложением покрепче, выше всех. Впрочем, Гаврилу и после этого продолжали пытать, но он все так же молчал, только кусал губы. Уже и палач стал удивляться такой силе.

— Сто дьяблов! — крикнул разозленный Потоцкий. — Он немой!

Гаврила скривил искусанные до крови губы и впервые заговорил:

— Брешешь, пане, как собака.

IV

Калиновский приехал к вечеру и увидел, что у коронного гетмана полно гостей. Среди них были два комиссара, присланные его королевской милостью, полковник Андрей Хоенский, командовавший отрядом князя Острожского, а также полковники Бжозовский и Гжизовский, гусары пана краковского.

Были тут и владетели хоругвей и полков, прибывших ранее, командиры отрядов краковского воеводы Замойского, казацких хоругвей пана Островского, драгун пана Жарновецкого, ксендза-иезуита Петрония Ласки, надворного войска панов Калушского, Корецкого, Немирича, ротмистр коронной артиллерии. Была здесь и поместная шляхта, даже из дальних деревень. Она выделялась испуганным видом.

Калиновский в уме прикинул численность армии: кварцяного войска и реестровых казаков было тысяч двенадцать. Подходили со своими отрядами еще коронный стражник Самуил Лащ, поручик воеводы русинского Степан Чарнецкий, воевода киевский Тышкевич. Всего набиралось до тридцати тысяч. Этих сил, чтобы усмирить всю Украину, если она опять взбунтуется, было мало. Он сразу же сказал об этом коронному гетману, и тот раздраженно ответил:

— Хватит! Казаки еще и пальцем не шевельнули, а наш польный уже...

За столом сидели дамы и молоденькие панночки. Потоцкий поперхнулся и, не закончив фразы, презрительно махнул рукой.

Некоторые из военачальников понимающе улыбнулись словам пана краковского. Калиновский спокойно продолжал:

— А тогда и подавно будет мало, когда казаки на деле зашевелятся.

— Не зашевелятся. Я из них покойников раньше сделаю!

— Шевелятся, ваша ясновельможность! — сказал шляхтич, который, видимо, никак не мог опомниться от испуга. — Шевелятся! Три дня назад проехал через мое село какой-то отряд, — говорят, Максима Кривоноса. Хлопы побросали в борозде плуги и бороны, побежали за ним. Посылаю тут же своих драбантов [ Драбант – наёмный солдат ], а бунтовщиков уже и след простыл. Захватили какого-то. Приводят. Сам допрашивал: ребелизант [ Ребелизант - бунтовщик ], хоть и не признается! Привез сюда. Вам, ваша милость, дарю. А нам без коронного войска невозможно... Хоть одну хоругвь... Соседа убили и разграбили дотла...