Лиса Си - Снежный Цветок и заветный веер

«Прекрасная Луна! Лилия! Идите сюда! Идите сюда!»

Моя тетя приветствовала нас так каждое утро. Мы подбежали к ней. Тетя поцеловала Прекрасную Луну и ласково шлепнула меня по попке. Затем подошел Дядя, подхватил Прекрасную Луну на руки и поцеловал. Потом он поставил ее на землю, подмигнул мне и ущипнул за щеку.

Вы знаете старую поговорку о том, что красивые женятся на красивых, а талантливые на талантливых? В это утро я пришла к заключению, что Дядя и Тетя — оба очень некрасивы и, следовательно, прекрасно подходят друг другу.

У Дяди, младшего брата моего отца, были кривые ноги, лысая голова и круглое лоснящееся лицо. Тетя была толстушкой, ее зубы напоминали острые камни, выступающие из пещеры. Ее перебинтованные ноги были не очень маленькими, возможно, сантиметров четырнадцати, в два раза больше, чем стали мои впоследствии. Я слышала, как в нашей деревне злые языки говорили, что именно по этой причине Тетя — здорового сложения, с широкими бедрами — не могла доносить сына до положенного срока. Мне никогда не приходилось слышать подобных упреков в нашем доме даже от Дяди. По мне, у них был идеальный брак; он был любящей крысой, а она — ответственным быком. Благодаря им в нашем доме жило счастье.

Моя мать все же приметила, что я тоже нахожусь в комнате. Так было всегда, сколько я себя помнила, но именно в этот день я почувствовала ее пренебрежение. Печаль охватила меня, прогнав радость от встречи с Дядей и Тетей и ошеломив меня своей внезапностью. Затем так же быстро это чувство исчезло, потому что Старший Брат, шестью годами старше меня, позвал меня помочь ему в его утренних делах. Поскольку я родилась в год лошади, я любила находиться вне дома, но что гораздо важнее — Старший Брат будет принадлежать только мне. Я знала, что мне повезло и что сестры мне это припомнят, но мне было безразлично. Когда он разговаривал со мной или улыбался, я больше не ощущала себя невидимкой.

Мы выбежали из дома. Старший Брат набрал воды из колодца и наполнил ведра. Отнеся их в дом, мы отправились за хворостом. Мы собрали целую кучу, и Старший Брат положил мне на руки немного мелких веток. Сам он подхватил остальное, и мы вернулись домой. Я вручила свой хворост Маме, надеясь, что она похвалит меня. Все же маленькой девочке нелегко таскать ведра с водой или носить дрова. Но Мама ничего не сказала.

Даже сейчас, после стольких лет, мне тяжело думать о Маме и о том, что я осознала в тот день. Я так ясно увидела, что ничего не значу для нее. Третий ребенок, вторая бесполезная девочка, слишком маленькая, чтобы тратить на нее время, пока она не переживет свои молочные годы. Она смотрела на меня так же, как все матери смотрят на своих дочерей: как на временных постояльцев, как на лишний рот, который надо кормить, как на лишнее тело, которое надо одевать, пока я не уйду жить в дом мужа. Мне было пять лет, и я уже знала, что не заслуживаю ее внимания, но внезапно я начала жаждать его. Мне так хотелось, чтобы Мама взглянула на меня и заговорила со мной, как она разговаривала со Старшим Братом. Но, даже испытывая это мое первое истинно глубокое желание, я понимала, что не должна прерывать ее повседневные занятия. Она и так часто ругала меня за то, что я говорю слишком громко, или за то, что я путаюсь у нее под ногами. После этого я каждый раз обещала себе стать похожей на Старшую Сестру и помогать Маме так тихо и спокойно, как только могу.

Нетвердой походкой, покачиваясь, вошла Бабушка. Ее лицо напоминало высушенную сливу, а спина была так сильно согнута, что лицо находилось на уровне моего.

«Помоги своей бабушке, — приказала Мама. — Узнай, не нужно ли ей чего-нибудь».

Хотя я только что дала себе обещание, я заколебалась. По утрам из бабушкиного беззубого рта шел неприятный кислый запах, и никому не хотелось находиться рядом с ней. Я подошла к ней бочком, стараясь не дышать, но ома нетерпеливо взмахнула рукой, прогоняя меня. Я отскочила так быстро, что налетела на своего отца — одиннадцатого и самого главного члена нашей семьи.

Он не отругал меня и никому ничего не сказал. Насколько мне было известно, он вообще не разговаривал, пока не кончался рабочий день. Он сел за стол и ждал, чтобы ему подали еду. Я наблюдала с близкого расстояния, как Мама молча наливает ему чай. Я боялась, как бы она меня не заметила, но она была поглощена заботой об отце. Он редко бил ее и не брал себе наложниц, но ее предусмотрительность и осторожность в обращении с ним передалась и нам.

Тетя поставила на стол миски и разложила в них конги, а Мама в это время кормила младенца. После еды мой отец и мой дядя отправились работать в поле, а Мама, Тетя, Бабушка и Старшая Сестра поднялись наверх в женскую комнату. Мне хотелось пойти с Мамой и другими женщинами, но я была еще маленькой. Хуже того, когда мы вышли из дому, мне пришлось делить нашего Старшего Брата с маленьким братцем и Третьей Сестрой.

Малыш сидел у меня на спине, пока мы рвали траву и искали коренья для нашей свиньи. Третья Сестра старалась поспеть за нами. Она была забавной девчушкой, вела себя, как избалованный ребенок, хотя быть избалованными имели право только наши братья. Она думала, что в семье ее любят больше всех, но это было совсем не так.

Покончив с работой, наша четверка отправилась в деревню, и мы сновали вверх и вниз по деревенским улицам, пока не наткнулись на девочек, которые прыгали через веревочку. Мой брат остановился, взял у меня малыша и дал мне тоже попрыгать. Затем мы пошли домой ко второму завтраку — совсем простому, только рис и овощи. После этого Старший Брат остался с мужчинами, а мы все поднялись наверх. Мама снова покормила малыша, а потом он и Третья Сестра заснули. Уже в том возрасте я наслаждалась своим присутствием в женской комнате с Бабушкой, Тетей, сестрой, и особенно с матерью. Мама и Бабушка ткали, Прекрасная Луна и я сматывали пряжу в клубочки. Тетя сидела с кисточкой и чернильницей и аккуратно писала свои тайные иероглифы, в то время как Старшая Сестра ожидала, когда с послеполуденным визитом придут ее названные сестры.

Вскоре мы услышали, как четыре пары легких ног тихонько взбираются вверх по лестнице. Старшая Сестра обняла каждую из девочек, и они впятером уселись в уголке. Им не нравилось, если я вмешивалась в их разговор, но, тем не менее, я внимательно изучала их, так как знала, что через два года и я буду частью такого же сестричества. Все девочки были из Пувэя, и это означало, что они могли собираться часто, а не только по особым дням, таким как Ловля Прохладного Ветерка или праздник Птиц. Сестричество было образовано, когда девочкам исполнилось по семь лет. Чтобы скрепить взаимоотношения, их отцы внесли по двадцать пять цзиней [8] Цзинь — китайская мера веса, равная примерно 0,5 кг. риса, который хранился в нашем доме. Позже, когда каждая из девочек будет выходить замуж, ее порцию риса продадут, чтобы ее названые сестры смогли купить ей подарки. Последнюю часть риса продадут по случаю свадьбы последней из названых сестер. Это будет означать конец сестричества, потому что девушек выдадут замуж в отдаленные деревни, где они будут слишком заняты своими детьми и выполнением приказов своих свекровей, чтобы найти время для старой дружбы.