Дмитрий Ерёмин - Юрий Долгорукий (Сборник)

- Княже, заливает!

- Сними кожух - не будет заливать, - посоветовал Юрий.

- Не меня - остров заливает.

- Зачем кричишь! Не мешай мне. Вацьо, вытолкай его прочь.

Однако стремянный, которого Вацьо вытурил в спину, влетел снова:

- Княже, какие-то люди бьются через воду!

- Похлопочи, чтоб не утонули.

- А может, не подпускать к острову?

- Говорил ведь - залило остров? Вацьо, выгони этого крикуна.

Но уже знал: не дадут домыться, как хотел.

- Давай одеваться, Вацьо, - велел своему растаптывателю сапог Юрий.

Он выбежал в маленький предбанничек, оставив не на шутку удивлённого мерю с занесённым для удара веником. Переход из состояния невесомого блаженства к привычному ощущению тела происходит мгновенно, тотчас же; натянув на себя тёплую чистую шерсть, накинув драгоценный мех, человек, который только что был голым, превратился в князя. Юрий быстро обул мягкие сапоги, опоясался мечом, накинул корзно, рванул дверь, которая отлетела с шумом и звоном.

- А шапку! - закричал вслед Вацьо, но его крик, отброшенный порывом ветра, до князя не донёсся.

Юрий остановился во дворе. Ветер гнал прямо на него тяжёлые чёрные облака из-за безбрежных разливов вод; тучи словно бы рождались из воды, а вода тоже похожа была на тучи и своей угрожающей чернотой, и подвижностью, ибо летели тучи на человека и вода тоже словно летела бурунами-крыльями, и было странно, что она до сих пор ещё не залила этот низенький беззащитный островок с его ласковыми песками и промерзшими, испуганно-почерневшими травами.

К князю бежали его люди. Стремянный вёл серую широкогрудую кобылу.

- Хочешь, чтобы меня поскорее сдуло ветром? - засмеялся Юрий. - Внизу хоть какое-нибудь затишье, а вверху вон как ревёт.

Он пошёл ближе к воде, где отлогий берег уже был затоплен, но куда буруны ещё не доносились. В траве чавкало, и следы от сапог князя тотчас же заливало.

- Куда же ты, княже? - чуть не заплакал стремянный, хотя такому здоровенному отроку, как он, совсем не к лицу были слёзы.

- Чего испугался? Они ведь не боятся? - и князь указал на двух всадников, затерянных среди разъярённых вод, отчаянных, наверное, почти шальных в своём стремлении добраться до островка.

Зачем они здесь и что им нужно? Кто они такие? Смело двинулись по вздыбленной воде так, будто знали, что речка лишь пугает, а на самом деле она не страшна, потому что неглубока. Но ведь эти люди могли и не знать об этом. Откуда же им это должно быть известно? Может, имеют редкостно разумных коней, которые чутьём умеют находить дорогу и на сухом, и по воде, и отважно отдались этому чутью? Тогда это люди издалека, ибо в далёкую дорогу человек отправляется, лишь имея доброго коня.

Как бы там ни было, но Юрий уже видел, что эти двое смогут добраться к островку, поэтому нужно было их надлежащим образом встретить, и Юрий нетерпеливо махнул рукой стремянному, чтобы тот подавал кобылу. Легко взлетел в седло, выехал на сухое, найдя пригорок, чтобы произвести на незнакомых людей надлежащее впечатление, сразу же поставив их ниже себя, потому что в этих землях никто выше стоять не может.

Юрий сидел на кобыле, по-молодому подтянутый, длинные светлые волосы его метал ветер, бросал пряди на лицо, отчего князь казался совсем молодым, так что, когда незнакомые всадники выехали на сушь и встали перед этим вельможным всадником, они должны были бы принять его не за князя Юрия, а скорее за одного из его многочисленных сыновей.

Есть стихии, которые подавляют человека. К таким прежде всего относится вода. Перед князем стояли два беспомощных всадника, промокшие до нитки, на промокших, измученных конях, с двумя конями для поклажи, собственно теперь и не конями, а несчастными клячами. Однако эти люди на этих конях пробились сквозь разливы чужих вод, ведь что-то было в них, какая-то сила или страсть толкала их сюда, и дух их не поколебался и не сломился от тяжкого противоборства со стихиями, потому что старший из них, как только они подъехали к Юрию (а подъехали к нему, ибо только он один среди островитян был на коне), спросил:

- Ты князь Юрий?

- Наверное, он. Разве не похож?

- Я подумал иначе.

- Что же ты подумал?

- Подумал: это либо дурак, либо князь.

- Тешишь меня своими словами. Почему же я дурак?

- Потому что забрался в такое глухое место.

- Не привык спрашивать, куда мне забираться. Вы кто суть?

- Дозволь сначала сойти нам с коней. Потому что все твои люди пешие. Да и негоже мне так вот перед князем…

- Оставайся на коне. Ведя переговоры верхом на конях, каждый сохраняет равенство и безопасность. В любой миг можешь поехать дальше. Тут недоверие соединено с уверенностью в силе. Пеший доверчив, но и беспомощен. Когда спешиваются с коней, тогда либо прочный мир, либо безграничная покорность. А тебе к лицу больше, как вижу, смелость.

- Мне смелость ни к чему. Я - лекарь.

- Лекарь? Не звал лекаря.

- Не твой. Князя Изяслава лекарь приближенный. Дулеб моё прозвище. А это мой товарищ Иваница.

- Апостол Пётр странствовал всегда со спутницей. Ты только со спутником? Ну да ладно уж. Ежели так, сидите оба верхом. Справедливее будет.

- Ты говоришь о справедливости, княже?

- Почему бы мне не говорить? Князь - тоже человек. А все люди любят справедливость.

- Для самих себя. А для других?

- Это уж кто как. О себе не буду говорить. Хвалиться не привык. А слыхать обо мне ты мог мало, ежели же много, то лишь злое, раз приехал от врага.

- Он твой племянник.

- Потому и враг. Старшего брата уважал бы, терпел бы его старшинство, как было до сих пор. Изяслав сам выступил войной супротив меня.

- Я прибыл не от него.

- От кого же?

- От собственной совести.

- Далеко она тебя загнала.

- Потребность.

- Будешь говорить здесь, на ветру, или спрячемся в укрытие?

- Боюсь, не понравятся тебе мои слова. Пусть слышит только ветер.

- Тогда говори.

- Про справедливость поминал ты, княже. А сам неправедное дело свершил.

- Назови. Ибо сам не всегда знаешь, что праведное, а что нет.

- Убил в Киеве князя Игоря.

- Сидя в Суздале?

- Не своими руками, так чужими.

- Не боишься, лекарь, своих слов?

- Иногда человеку хочется прикусить язык. Но считаю, лучше умереть с чистой совестью, чем с прикушенным языком.

- Говори смело, однако не бездумно. Ибо слышит ветер, но слышит также и бог святой. О себе молчу. Привык к наветам.

- Имею доказательства.

- Покажешь?

- Не нашёл ещё, но приехал сюда, чтобы обвинить тебя и искать доказательства.

- Не нашёл, а уже имеешь? - Князь как бы зачерпнул рукой ветер, разжал пальцы, показал пустую ладонь. - Вот так?

- Убийцы суть сын дружинника Кузьма Емец и монах из святого Феодора, бежали к тебе. Ведомо об этом в Киеве. Под твою руку бежали - вот и твоя вина начинается.