Галина Романова - Иван Берладник. Изгой

Святослав глянул в окно. Там под навесом на цепи сидел, поджав под себя лапы, большой нескладный зверь пардус. Его подарили ханы Тюнрак и Камос Осулоковичи, братья его матери, когда приехали осенью. Зимой они уехали, увезя дары, а зверь пардус [13] Пардус (устар.) - гепард. остался на потеху родственнику. Говорили, что он бегом может догнать любого самого быстрого зверя и охотятся с ним в степи на ланей и газелей. Но тут, в лесной чаще, зверю разгуляться негде, и он всё больше сидел на цепи. Слегка исхудал, но ещё был красив и строен.

Это был дар, достойный великого князя. И через день юный Олег Святославич, гордый уже тем, что нашлось для него дело, поехал впереди отцова поезда в далёкую неведомую Москову, везя для Юрия Долгорукого драгоценного зверя.

Москова оказалась вовсе не городком - стоял в месте слияния двух речек, Москвы и Яузы, большой богатый терем, вокруг которого лепилось несколько избёнок посада. Ни ограды, ни тына. Только торчит рядышком церковка, да за оврагом, где уже звенит первый ручеёк, теснятся выселки.

На широком подворье вовсю горели костры - там варили, жарили и пекли для княжеского пира угощение. Хозяин Москова подворья, старый сивогривый боярин по имени Кучка, ходил, распоряжаясь. Две его невестки, жены сыновей и незамужняя дочь помогали отцу.

Юрий Владимирич заранее узнал о приезде гостя. Он вышел на красное крыльцо в обитом мехом опашене нараспашку, открывая широкую заплывающую жиром грудь. Чуть косматая борода спускалась на грудь, на красном мясистом лице выделялись большой прыщеватый нос и презрительно выпяченная нижняя губа, вокруг которой всё заросло колючим волосом. Князь весело, полупьяно подмигнул меньшой Кучковне, Улите, и та быстро отвернулась, смущаясь и краснея. Отец цыкнул на неё, и девушка - на вид ей не было и пятнадцати - быстро скрылась в переходах терема. Сам Юрий Долгорукий, овдовев пять лет назад, уже успел жениться снова, взяв после половецкой княжны византийскую царевну, но, по слухам, не пропускал мимо ни одной девки или молодухи.

- Брат мой! - зычно крикнул он, распахивая ручищи. По сравнению с коротким толстым туловом они казались непомерно длинны, это ещё прежде, чем начал Суздальский князь из своего Залесья тянуться к Киеву, приклеило к нему прозвание «Долгие Руки».

Святослав спешился. Долгорукий облапил его, полез целоваться, слюнявя толстыми губами. Князья облобызались троекратно, после чего Юрий Владимирич от души хлопнул Ольжича по плечу:

- Рад и счастлив я зреть тебя подле себя, Святослав! Позади мои труды, позади и твои дороги. Ныне у нас пир да веселье… Эй, Олег! Поди с отцом поздоровкайся!

С крыльца сошёл Олег Святославич. Он ступал степенно, словно зная, что Улита Кучковна исподтишка глядит на него синим глазом. Подошёл к отцу, принял его по-взрослому сдержанную ласку.

Юрий Долгорукий потрепал Олега по щеке.

- А каков сын у тебя! - громко воскликнул он. - Умён, почтителен, начитан… И подарок мне знатный сделал - люблю таких! - князь кивнул в сторонку, где слуга держал на цепи пардуса. За дни посольства зверя откормили, его шкура лоснилась, и глаза горели злостью и задором. - Красавец! Заутра же на луга пойдём - зайца травить… Кучка, а зайцев у тебя в этом году много аль как?

- Всего у меня вдосталь, княже, - степенно ответил боярин, вставая перед ними. - Земля родит…

- Вели баньку гостям истопить, - распорядился Юрий, таща Святослава в терем. - А после и пировать сядем!

Он вёл с собою и Олега, поддерживая юношу за плечи. На крыльце, уже почти поравнявшись со ждущими его там старшими сынами - Ростиславом и Андреем, - толкнул Олега к ним. И прибавил, глядя на троих юношей:

- По нраву мне пришёлся твой сын, Святослав… Есть у меня дочерь. А что, коль отдам её за твоего молодца?

Новгород-Северский князь чуть не онемел от такого неслыханного предложения. Вот счастье-то привалило! А Берладник не верил…

Полторы сотни всадников скакали по весеннему лесу. Хотя -дружина была немалой, шли впотай, как тати, шутить с князьями не след - ещё опомнится, вышлет ограбленный Ольжич погоню. Остановились на ночлег, лишь когда ничего не стало видно.

Утром на месте не задержались. Только сготовили поесть из захваченных в Городце припасов и пустились в путь. Золотые и серебряные гривны приятно оттягивали торока [14] Трока - ремни у задней луки седла для привязывания чего-либо. Иванова коня, но гривнами в лесу сыт не будешь. Он оделил серебром своих людей, ощутив в ладонях эдакое богатство, берладники пожелали добыть ещё.

Земля вокруг была пустынной. Кругом леса и болота, да речки вьются меж берегов. Раза два набредали на небольшие хуторки - два-три вросших в землю домика, крытых пропревшей соломой и дранкой, клетушка, где ждёт весны тощая лошадёнка и иногда коровка, куча чумазых ребят и полудикие взрослые. У таких брать было нечего. Одинокому путнику, может, и найдётся ломоть хлеба да кусок пареной репы, а то бывало, что и того нет - подъедают последний хлебушек, берегут горсточки зёрен для новой пашни и мечтают о тепле.

Проезжая мимо таких мест, берладники ворчали:

- Который день уже горячего не хлебали! Мясца бы…

- Ни поохотиться, ни порыбачить… Скитаемся, как волки голодные.

- Княже, добыть бы чего, а? Хоть какую ни есть богатую деревеньку встренуть! Иль усадьбу боярскую…

- А чо! Неплохо бы боярам перья пощипать. У них, чай, и пиво в медушах, и хлеба, и добра вдоволь! Веди в набег, княже!

- Никшни! - осадил в конце концов крикунов Иван. - Откуль знать, на чьей мы земле? Ещё не того пограбим!… Тут с оглядкой надо!

- А чо оглядываться, - рассудительно говорил Мошка. - Сам молвил, рассорились Давидичи с Ольжичами. Вот и можно нам грабить Давидичей… Да и Ольжичей тоже неплохо, раз мы от Святослава ушли.

Резон в его словах был. Иван лишь возразил:

- Ольжичей пограбить бы можно, да как узнать, чья земля? Чай, скажут тебе правду? Да и век шатучими татями не проживём. Вот урядятся князья, мир заключат, всяк сядет на свой стол, тогда и за нас примутся… Нет, братья, пока не поздно, надо нам к другому князю прибиваться - побогаче Святослава.

- Чтоб сытно кормил да поил допьяна, - подхватили берладники. - Чтоб мягко стелил, а спать было не жёстко…

- Да чтобы бабу под бок, - размечтался рыжий Ермил.

- Тебе, Ермилка, лишь бы о бабах! - осадили его товарищи. - Ни об чем больше думать не хошь!

- А это, мужики, слаще всего, - стоял на своём Ермил. - За иную и злата-серебра не жаль!

- Кому и кобыла невеста… - ворчали берладники. Весна меж тем шла своим чередом. Дружина ехала прочь от вятичских болотистых лесов, спеша с севера обойти и владения Черниговских князей. Хотя сейчас было самое время поклониться Давидичам, но Иван чуял - ежели прознают в Чернигове, что он служил Ольжичу, небось по голове не погладят. А посему надо было отсидеться в сторонке, пока не станет ясно, чей верх.