Галина Романова - Иван Берладник. Изгой

На Юрьев день нежданно-негаданно призвал его к себе в гости осменник Петрило. Юрий принял это как добрый знак - до сих пор лишь его доброхоты и сыны устраивали пиры и застолья. Раз к нему пошёл Киев, стало быть, чаша весов склонилась в его сторону.

Осменник встречал своего князя на пороге добротных белокаменных палат. Князь Юрий с трудом сполз с коня. С ним был только Василько - Борис по слабости здоровья с некоторых пор не принимал участия в застольях, а Глеб отказался под благовидным предлогом. Кроме Петрилы, на крыльце князя встречали и бояре. Вперевалочку поднимаясь по ступеням, Юрий окинул собравшихся мутным взглядом:

- Эге, сколь народа нагнал! Идут, вишь, к тебе… Он дышал с трудом. Сердце ходило в груди неровными толчками - усталость брала своё.

- Так не столько ради меня, грешного, собрались сюда, - развёл руками Петрило, словно досадуя. - Тебя, знатного гостя, уважить и с именинами поздравить!

- А… поздравить, - Юрий прищурился на бояр. - Иное дело…

Пир начался обычно - со здравиц и прибауток чашников, которые не только разливали гостям вино, но и умели вовремя сказать весёлое или поучительное слово. Пили за князя Юрия, за его сынов и внуков, за Киев и киевское боярство, потом снова за князя.

Глотнув в очередной раз вина, Юрий поморщился:

- Эй, Петрило! А ты вор!

- Окстись, княже, - осменник замахал руками так, что сбил со стола собственную чашу. - Господь видит - ничего лишнего не присвоил! Наговор все! Завидно моим врагам, что я тебе верен, вот и хотят…

- Всё равно - вор, - отрезал Долгорукий. - Что за дрянь у тебя вино! Чем князя потчуешь? Не тем ли, что свиньям наливают?

Чашник, прижимавший к груди кувшин с иноземным фряжским вином, испуганно отшатнулся. Сам Петрило даже за голову схватился:

- Христом-Богом клянусь, княже, - вино то же, что и всем подаю! Хошь, у кого желаешь, отпей! Хоть из моей чаши, хоть…

- Вот уж, - скривился Юрий. - Чтобы я, князь, как простой слуга, из чужих чаш опивки подлизывал? Не бывать тому! А ты, Петрило, ежели, правда, мне верный слуга, так почто не поднесёшь мне пива?

- Так ведь, - у осменника забегали глаза, - так ведь прокислое оно…

- Врёшь небось! Доброе пиво не киснет! Отвечай, как на духу - есть у тебя просяное пиво?

Петрило покрылся холодным потом.

- Вот те крест, княже…

- Ежели есть, так вели нести его сюда!

- Но…

Переспорить князя не удалось. Сбиваясь с ног, чашник ринулся в кладовые, крича и торопясь. В тёмных переходах его догнал посланный Петрилой человек. Чашник знал его, потому не стал ни спорить, ни сопротивляться. Только быстро перекрестился…

Петрило жадно глядел, как князь большими глотками пьёт принесённое пиво. Чашник был бледен, как смерть. Не допив, Юрий вдруг швырнул чашу об пол:

- Дрянь у тебя пиво, Петрило!

- Так ведь говорил я, - дрожащим голосом ответил осменник. - Прокислое…

- Дрянь! - повторил Юрий. - И сам ты - дрянь и враг мне первый!… Думаешь, не ведаю я, как ты киян обираешь! Моих киян! Именем моим! Сам богатеешь, а мне, своему князю, доброго пива поднести не можешь! Вот прикажу тебя вздёрнуть над воротами, а на твоё место иного поставлю!

- Опомнись, княже, - вскрикнул Петрило, всплёскивая руками. - Я ли не для тебя…

Но Юрий уже не мог остановиться. Крича, что в доме врага он не останется больше ни часа, князь встал на нетвёрдые ноги и, покачиваясь, направился к дверям. Пьяный Василько попытался было последовать за отцом, но ноги отказались ему служить.

Уже в седле, когда, пошатываясь, ехал он сам не ведая, куда, стало князю дурно. Всё плыло перед глазами, волнами подкатывала дурнота, а в чрево словно насыпали горячих угольев. «Дрянь у осменника пиво, - смутно думалось Юрию. - Так и отравить бы мог, пёсий сын… Ничо, вот я ужо до него доберусь! Не зря меня кличут Долгоруким - дотянусь и до него!»

С этой мыслью Юрий Долгорукий поворотил коня к княжьим палатам. Неловко сполз на руки отрокам и провалился во тьму хмельного беспамятства уже на крыльце.

Проспавшийся у Петрилы Василько воротился поутру в свой Рай, где велел было подать себе обед. Но только приступил к трапезе, угощая своих бояр и воевод, как прискакал человек из княжьих палат.

- Опять тятеньке неймётся, - вздохнул Василько. Вылезать из-за накрытого стола было жаль, но, с другой стороны, нешто родной отец его не накормит?

Однако, оказавшись в сенях белокаменных палат, Василько понял, что что-то произошло. Сомнения рассеял брат Глеб, вышедший навстречу:

- Отцу худо… Вы вчера у Петрилы пировали?

- У него.

- Видать, отравили чем-то отца у осменника.

- Осменник - изменник, - проворчал Василько. - Вздёрнуть его на воротах, как тятенька обещался…

- Как отец скажет, так и будет! - возразил Глеб.

Несколько дней ждали с тревогой, что вот-вот оправится Юрий. На второй день он было окреп, стал подниматься с постели, но стоило ему для поднятия духа глотнуть ещё чуть-чуть своего любимого просяного пива, как болезнь вернулась сызнова. Княжий лекарь пустил кровь, отпаивал каким-то настоем, пробовал сводить в баню, чтобы банным потением выгнать хворь. Но в бане у Юрия неожиданно пошла горлом кровь, посему решили оставить его в покое в надежде, что могучий князь пересилит немочь.

Всю весну союзники - Мстислав Волынский, Ростислав Смоленский и Изяслав Черниговский - пересылались гонцами и наконец уговорились. Святослав Ольжич ответил наконец отказом выступить против Юрия Долгорукого, но его сыновец Святослав Всеволодич привёл свои полки. Ростислав Мстиславич отправил со смольянами старшего сына Романа. Смольяне и черниговцы должны были ударить с севера, в то время как Мстислав готовился выступить через Дорогобуж и Пересопницу, где отлёживался после раны Владимир Андреевич.

Иван Берладник в эти дни не находил себе места. Тревожно-радостные предчувствия не давали ему покоя. Совсем скоро он снова войдёт в Киев. И войдёт не жалким пленником, закованным в цепи, а как приближенный нового великого князя. У него был Вырь с окрестными городками. А там недалеко и до возвращения стола в Звенигороде. Лишившись союзника, Ярослав Галицкий должен будет уступить ему отцово наследие.

Изяслав Давидич полюбил Берладника. Летами он мог бы как раз быть ему отцом, поэтому и с горькой завистью смотрел на молодого Вырьского князя.

Если бы судьба дала ему ещё одну дочь, не раздумывая, выдал бы за Ивана, чтобы всегда иметь его при себе.

До похода оставалось всего несколько дней. Чернигов был полон войсками. Следовало лишь посадить часть на струги и насады, а часть пустить берегом. Ладьи стояли у берега наготове, на подводы уже сложили дорожный припас.

Накануне выхода Изяслав Давидич устроил последний пир. Двое его князей-союзников - Роман Ростиславич и Иван Берладник - пировали вместе с боярами, воеводами и тысяцкими. Здесь же был и Святослав Владимирич, прискакавший из Вжища. Юному сыновцу Изяслав доверял блюсти Чернигов.