Вадим Полуян - Ослепительный нож

- Вы переимчивы, друже, - заметил князь.

- А вы? - вопросил Александр Васильич. - Жены русские, как и наши, носят на голове украшения, отделывают подол платья до колен полосами горностая и иных мехов, мужчины носят верхнюю одежду в виде немецкой.

Константин Дмитрич наполнил кубки.

- За дружество наше, Саня! Вместе пуд соли съели. Гость опорожнил кубок и очервленел ликом. Видно, напотчеваться успел не только в этой палате.

- Слышно, покинул ты псковитян? - спросил князь.

- Тьфу на них! - сплюнул в сторону Чарторыйский. - За моей спиной жили, как за каменной стеной. Вдруг сие не так и тоё не так! Ищут нового воеводу. Я ушёл к побратиму Шемяке. Привёл триста боевых людей кованой рати, не считая кошевых. Станут псковичи соколом ворон ловить и меня, Чарторыйского, вспомнят.

- В Литву тебе нет дороги, - вздохнул Константин Дмитрич.

- Се мне не трафит, - согласился литвин. - Под скипетром Казимира только шеей зад взвешивать! Зело зол! Дружница жидовка Эстерка ему прибавляет зла. То-то новгородцы не приемлют от него помощи!

- А предлагал? - обеспокоился князь.

- Предлагал, коли станут подданными…

- Буммм! - раздалось за окном. Константин Дмитрич прикрыл оконницу.

- Часомерье на Владычней башне извещает о полной ночи. Пора, друже. Благодарствую за приход. Утро вечера мудренее.

- За гостины - поклон! - обнял князя Чарторыйский.

- Обережь нужна?

- Моя ждёт внизу.

Друзья, пошатываясь, направились к противоположным дверям.

- Провожу тебя, князинька, - приняла руку старика Евфимия.

Пожелали друг другу покойной ночи. Прикрыв дверь хозяйской опочивальни, боярышня прошла через столовую палату в сени. Стол был пуст. Челядь разошлась. У ступеней, ведущих выше, в её одрину, Евфимия услышала шаги снизу. Тяжёлые, торопящиеся шаги. И вот густой шёпот позвал:

- Обожди, паняли Евфимия!

Всеволожа остановилась. Пред ней вырос Чарторыйский.

- Запону жемчужну на столе забыл…

- Пусто на столе, - сказала Всеволожа. - Пирник, стало быть, прибрал. Завтра у него спрошу…

Припозднившийся гость стоял, в упор глядя на неё. Видимо, не спешил откланяться. Жаждал продолжать беседу.

- В Вильне была, паняли?

Всеволожа покачала головой.

- Батюшка бывал, сказывал: столица Великого княжества Литовского состоит из дурных деревянных домов, деревянной крепости и нескольких церквей.

- То было давно, - пробасил Чарторыйский, не трогаясь с места.

- Пора на покой, гостюшка, - очесливо улыбаясь, стала боярышня на первую ступень своей лестницы. - Вельми поздно!

Он взял её руку для прощального лобызания, а после внезапь притянул к себе, охватил стан другой рукой.

- Брось старика… Едем ко мне… Княгиней будешь… Хозяйкой моего замку!

Объятия были не столь решительны. Всеволоже удалось выскользнуть, стебнуть оскорбителя по лицу и далеко отскочить.

- Пёсья мать, - тихо выругался литвин.

- Твой господин Свидригайло на предложения об измене отвечал оплеухами, - напомнила Всеволожа.

Александр усмехнулся, раскинул лапищи, пошёл на неё медведем.

- Подь до верху, не трону..

Он как бы освобождал путь к лестнице. Тут таился подвох: слишком близко предстояло пройти мимо жадных лап, готовых схватить. «Очами лжёт, а руками страшен!» - не двигалась Всеволожа.

Чарторыйский тем временем подступал… Вот приблизился… Вот занёс над ней великаньи длани… Ими он исторг жизнь из несчастного Жидимонта, отпершего на его подман. Евфимия увидела эти руки с вилами… Нет, над ней были руки Вепрева, занёсшего стальное трезубие… Страдный предсмертный крик потряс сени, весь терем княжеский. С переходов и лестниц понеслось топотание. В дверях зажелтели испуганные лица.

- Любодей в моём доме? - удивлённо прозвучал голос Константина Дмитрича.

- Я… не… не есть любодей, - обернулся гость к хозяину в ночной рубашке до пят.

- Любодеяние в сердце любосластивца первее всего возгорается! - вскинул князь указательный перст.

В сенях воцарилась напряжённая тишина. Её нарушил хозяин:

- Ты оскорбил мой дом!.. Дорож, Спитко, Анфал, Кюр! - позвал он.

- Будикид, Буйвид! - крикнул Чарторыйский.

С разных сторон вошли в сени литовцы при оружии и безоружные люди князя. Однако же вид последних был очень внушителен.

- Теперь нас с тобою рассудит поле и Божий суд! - возвысил голос Константин Дмитрич.

- Рыцарский поединок? Ха-ха! - разразился смехом гость-оскорбитель. - У вас нет рыцарства…

- Когда ты под стол пешком ходил, - сказал князь, - сын великокняжеского пестуна Осей на моих глазах был смертельно уязвлён на игрушке оружием. Так что рыцарские игры у нас в заводе. И рыцари есть не хуже франкских или немецких, лишь именуются по-иному. Твёрдые ратователи за правое дело, самоотверженные заступники всегда были. Так что готовься к завтрашнему суду!

Литвин круто повернулся и пошёл из сеней вместе с Буйвидом и Будикидом. Князь приказал:

- Раина, прими боярышню! Кюр, Спитко, идемте со мной!

- Бежим! И не мешкая…

- Бегство равно предательству: князинька в беде!

Девы сидели на одре, тесно прижавшись друг к другу. В оконницу заглянул рассвет. Дождались его появления, не сомкнув очей.

Раина подошла к окну, впустила утреннюю свежесть.

- Было мне «привидение»: всем грозит беда! Надобно изменить судьбу.

- От судьбы не сбежишь, - откликнулась Всеволожа.

В дверь стукнули.

- Дозволь взойти, детушка?

Застав Евфимию бодрствующей, князь всплеснул руками:

- Разве ж так можно?

Всеволожа бросилась к старику с уговорами:

- Откажись от смертельной игрушки из-за меня. Помысли про свои лёта!

- Кюр Сазонов уже воротился, - объявил князь. - Ратоваться будем мечами на дальней поляне моего огорода.

- Безумство! - возмутилась Евфимия. - Вспомни, покойный митрополит Фотий за вызов на поле лишал причастия. Убийц отлучал от церкви на восемнадцать лет. Убитых запрещал отпевать. Язычники искушали спорящих огнём и водой. Искушать оружием - не худший ли грех?

- Защита чести - не грех, - молвил старый князь.

Евфимия увидела мысленно надпись на мече Дмитрия Красного: «Никому не отдам чести своей». И не нашла возражений.

С первыми солнечными лучами поединщики встретились на огороде, углубились в яблоневые дебри. Боярышне было запрещено созерцать «суд Божий». Однако урядливая Раина провела её стороной. Обе спрятались в смородиновых кустах.

Поляна была просторная, в окружении плодовых Деревьев. На княжеской стороне стояли Спитко и Кюр. На стороне Чарторыйского - Будикид с Буйвидом. Скинув верхнее платье, бойцы остались в сорочках. На князе - шёлковая, до колен, с пристёгнутым стоячим воротником из бархата. На литвине - полотняная, расшитая по воротнику и рукавам золотом.