Дмитрий Абрамов - Гражданская война. Миссия России

– Это ты о песне и о гитаристе?

– Ты догадлив.

– Напротив, великолепные и строгие стихи. А исполнение тонкое и задушевное, – парировал Кирилл.

– С каких это пор тебе стали нравиться подобные атавизмы?

– С тех пор, как я увидел жизнь на войне, лишившись твоих чар. Я и раньше, до тебя уже начал проникаться тем, что вижу. Но ты перевернула все и сломала мне душу…

– Да, ты неисправимо огрубел на этой войне. Как стал далек от того, каким я встретила тебя в компании офицеров и поэтов в «Приюте комедиантов» в Питере, – с сожалением и скептицизмом произнесла она.

– От жизни и войны не спрятаться под юбкой жены! – громко и вызывающе отвечал он.

– Но, как я успела понять, ты нашел другую юбку и даже увлекся ею всерьез.

– Еще бы, ты же бросила меня. Что мне оставалось делать?

– Ситуация в России такова, что я вынуждена была сделать это, пойми, Кирилл.

– Ты рассуждаешь и ведешь себя как проститутка. Правда, тебя не сравнить с этими кокотками, что сейчас сидят и пьют с французами за соседними столами. Но эти хоть просты и откровенны в своем выборе. Ты же – высокопробная, скрытая, элитная б… и выбираешь содержание высокого уровня. Как же ты забыла, что мы венчаны с тобой? Забыла, что ты – мужняя жена и должна делить со мной все радости и беды. Как ты оправдаешься за это перед Богом? – громко и с вызовом вопросил Космин.

– Перед каким Богом? Наконец, прекратите ругаться и оскорблять меня, подпоручик. Иначе я уйду сейчас!

– Вы даже не понимаете, о чем я спрашиваю. Ради Бога, оставьте меня, мадам. Бегите к своему любовнику. Можете считать, что я даю вам развод! – вскрикнул Космин и ударил кулаком по столу.

Рюмка на столе подпрыгнула, покатилась, упала на пол и разбилась. А его бывшая жена так же незаметно растворилась в клубах папиросного дыма, как и появилась. А может быть, ее и не было? А может, это только привиделось изрядно выпившему Кириллу? Он заметил только, как мелькнули в просторных раскрытых дверях зала сиреневое платье и белый костюм. Вслед за тем его правая рука сжала горлышко графина с остатками водки, и он метнул стеклянный прибор в проем дверей. Графин ударился о дверной косяк и со звоном раскололся в мелкие брызги, осыпая посетителей кусочками стекла и водочной моросью.

– Хулиган! Уймите его! Немедленно позовите патруль! – истошно завопил чей-то женский голос.

В воздухе пахло полынью, тянуло прохладой и сыростью из низин. В предрассветных сумерках туманного утра 23 (10) августа 1919 года верстах в двухстах восточнее Воронежа по степным балкам от станицы Урюпинской с юго-запада на северо-восток двигались многочисленные колонны хорошо вооруженных верховых. По меньшей мере, на узком участке фронта шириной до 5 верст, плохо прикрытом отрядами красных, было собрано до 8 тысяч сабель и пеший отряд до 1000 штыков. Уже триста-четыреста лет не видывали эти степные места столько конницы. Узрев такое, изумился бы ветхий денми старец, историк или какой другой образованный и мудрый человек; уж не воскресла ли седая старина – те времена, когда скрытыми степными дорогами – «сакмами» пробирались по водоразделу между Доном и Днепром разорять Московскую Русь многотысячные конные крымские и ногайские орды ратных во главе со своими мурзами? Но то была лишь общая схожесть, ибо прошлое вернуть невозможно. В колоннах конницы слышалась приглушенная южнорусская речь. На дорогах рокотали автомобильные моторы. На мостах постукивали орудийные колеса, погромыхивали лафеты и снарядные ящики, клацали затворы винтовок и пулеметов. Кто-то, незаметно набив самокрутку, прикуривал, закрывая огонек ладонью, и выпускал дым цигарки в кулак или в рукав, разглаживая усы. Да, при внимательном взгляде становилось ясно, что Великую, вечную, бескрайнюю степь – Дикое Поле – уже разбудил XX век и что в набег на Московские земли идут донские казаки. Еще 7 августа донцы незаметно переправились через Хопер. А теперь тихо подходили к расположению передовых частей 8-й армии красных.

На несколько верст вперед выдвинулись отряды разведки, где служили самые доблестные и лихие донцы да калмыки, приписанные издавна к Войску Донскому. Еще только забрезжил рассвет, а уж кинжалами и шашками без криков и стрельбы сняли и покололи они малочисленные уснувшие дозоры, «секреты» боевого охранения красных. Никогда уже не вернутся домой простые русские парни с рабочих окраин Орехова-Зуева, Ликина-Дулева или Сормова, заснувшие на посту и убитые русскими казаками. А следом раскатистый свист, гиканье, топот копыт, ржание коней, просверк клинков, вытянутых из ножен на белый свет.

В ближайшем к фронту степном селе Донской корпус обрушился на крайний левый фланг 8-й армии на участке река Савола – станица Колено. Поднятый по тревоге, но не успевший взять оружие стрелковый батальон 358-го полка 40-й дивизии был перебит почти без единого выстрела. Красных бойцов кололи пиками и секли шашками. Многие вставали на колени, просили пощады, но милости не было никому. Затем донцы ударили во фланг и прошли по тылам 358-го и 357-го полков, разметелив всех сопротивлявшихся. Заговорили винтовки и пулеметы. Полки, оставив позиции, побежали, за ними снялась и стала отступать на запад вся 40-я дивизия, бросая стрелковое оружие, пулеметы, орудия, боеприпасы, продовольствие. Донские полки разворачивались в лаву и веером пошли гулять по тылам частей Красной армии. Несколько казачьих полков, повернув на восток, атаковали с тыла правофланговые части 9-й красной армии и смели их с позиций. Так начался рейд 4-го Донского конного корпуса под командой генерал-лейтенанта от кавалерии К. К. Мамонтова, прорвавшегося в глубокий тыл красных на стыке 8-й и 9-й армий Южного фронта. Это было переформированное, хорошо укомплектованное свежими силами соединение. В его составе находились 12-я, 13-я и сводная Донская казачьи дивизии, по четыре полка каждая, пять батарей (12 орудий), три броневика, грузовики с пулеметами на борту. Затем Мамонтов сформировал ударный кулак и ударил по Тамбову.

Рвался и трещал по швам, откатываясь к Уральскому камню, Восточный фронт. Освободив Уфу, красные вышли к его предгорьям. Нанеся серию ударов по Сибирской армии, их части к концу августа заняли Челябинск, а затем и весь Урал. Разгромленные армии Колчака отходили в Сибирь.

Из меморандума председателя Реввоенсовета

республики Льва Троцкого:

Время теперь такое, что большие события на Западе могут нагрянуть нескоро. Но неудача всеобщей демонстративной стачки, удушение Венгерской Республики, продолжение открытой поддержки похода на Россию – все это такие симптомы, которые говорят, что инкубационный, подготовительный период революции на Западе может длиться еще значительное время.