Сергей Решетов - Гильотина для Фани. Невероятная история жизни и смерти Фани Каплан

– Я поговорил с генералом, всё ему объяснил и поручился за вас, тётя Фейга. Шеф разрешил отлучится на два часа, меня на это время там на погрузке подменят.

– Спасибо тебе, – у Фейги даже перехватило горло, – удачи и береги себя!

Москва. 1957 год. Главное разведуправление КГБ СССР

После расстрела Берии и известного съезда партии, в конторе начались перемены. Стариков вычищали пачками, кого на пенсию, а кого и в «места не столь отдалённые». Засидевшиеся на своих должностях молодые сотрудники потирали руки. Только генерал-лейтенант Семёнов, в свои почти семьдесят лет до сих пор сидел в своём огромном кабинете.

Среди молодёжи о генерале ходили легенды и внутри конторы его даже побаивались. Золотая звезда Героя висела на его кителе, в шкафу, на даче. За всю историю ведомства редко кто получал столь высокие награды.

Все знали, что эту свою звезду он схлопотал за то, что в тридцать седьмом вывез в СССР из республиканской Испании весь золотой запас, а это почти пятьсот тонн золота. Да ещё двести ящиков «художественных ценностей» – это были полотна классиков из музея Прадо, галерей Барселоны и Валенсии.

И сегодня посетители Эрмитажа и Пушкинского могут полюбоваться на них. Его коллеги, старики пенсионеры ещё помнили, что ему особо доверял Железный Феликс. Вот такой шлейф тянулся за генералом, и в знак признания его былых заслуг перед отечеством, новое руководство назначило именно его консультантом по вопросам безопасности при ЦК КПСС.

Теперь он был вхож не только на Старую площадь, но и в Кремль. Одним словом, все эти годы после войны и госпиталя жил генерал на своей любимой даче спокойно, летом поливал цветы и дышал воздухом, зимой с удовольствием ходил на лыжах. В конторе появлялся два раза в неделю, да и то, если вызывало высокое начальство.

Сегодня генерал выезжал с дачи в скверном настроении – мучило жестокое похмелье. Накануне заезжал Петрович, и запасы армянского коньяка на даче сильно поубавились. Наехало что-то, словно чувствовал генерал, что завтра наступит конец его беззаботной жизни. Сегодня его раздражало всё – от вышколенного порученца Турчанинова в собственной приёмной, до радиоточки в кабинете, откуда неслась бесконечная чушь о достоинствах кукурузы.

Он вырвал шнур приёмника из розетки и вылил пол-графина воды в пересохшую глотку.

– Всё, пора. Пошли они все к чёртовой матери вместе со своей кукурузой и отчётами. Буду я им диссидентов ловить, вот пусть молодняк и ловит, а я своих давно переловил. Надо писать рапорт, к чёрту, на пенсию.

Неожиданно проснулась громкая связь с приёмной:

– Товарищ генерал к вам Петр… Простите, к вам полковник Мутко.

– Пусть войдёт, – рявкнул Семёнов.

Петрович вошёл с папкой наперевес, держа её перед собой, как щит, ибо давно знал крутой нрав хозяина, мог и пепельницей запустить.

– Мать твою, хохляцкая морда! Ты что мне вчера наливал, – голова, как отсиженная нога! Отравить хотел, гад?!

– Та, шо вы, Владимир Иванович, о то ж ваш добрый коньячок и пили, совсем по чуть-чуть.

– Ага, по чуть-чуть! Я утром четыре пустых бутылки выкинул!

– Так, товарищ генерал, о то ваше поганое настроение заливали, вот хорошо и пошло.

Генерал подозрительно покосился на пунцовые щеки и весёлые, на выкате глаза Петровича.

– А откуда это вы, товарищ полковник, с утра такой весёлый нарисовались?

– Тю, так заходил до хлопцев из первого управления, ну, вы знаете, те, шо глушат врагов наших, вот по пятьдесят капель и приняли, исключительно для здоровья.

– Не контора стала, а сборище алкашей и дебилов, – подумал Семёнов, – посмел бы кто-нибудь при Феликсе Эдмундовиче с утра пятьдесят капель принять! Что там у тебя?

– Я и говорю, шо пока хлопцы в буфет бегали, а у них там распечатки вражьих голосов на столе лежали, так я за последнюю неделю и полистал, посмотрел, так, на всякий случай. И попалась мне на глаза одна знакомая фамилия, ну, очень интересная фамилия, товарищ генерал.

И Петрович аккуратно подвинул через стол папку поближе к Семёнову. Генерал читал долго и внимательно, потом молча встал, подошёл к сейфу, достал оттуда бутылку коньяка и два стакана. Плеснул в стакан Петровича, себе налил полный и, как всегда, не глотая, залил коньяк в своё лужёное горло. Поморщился, выдохнул, взял дольку лимона и медленно разжевал её вместе с корочкой.

– Так значит, жив Абраша, – задумчиво произнёс генерал. Интересное кино получается, опять эта плёнка всплыла, чёрт бы её побрал.

– Так, товарищ генерал, вспомните, когда вы после госпиталя приехали мы у этой натурщицы усё вверх дном перевернули, нема там этой плёнки. Врёт всё эта морда жидовская.

– Нет, Петрович, не врёт он. Подыхали мы тогда в одном окопе с ним, и шансов выжить не было ни одного. Перед смертью не врут, это я по себе знаю. А то, что вы обосрались тогда при обыске – это уже ваша вина.

– Так, то ж новый препарат был, никто не знал, что у неё крышу сорвёт.

– Не знал… идиоты! У кого ты теперь спросишь, у неё?! Ладно, – Семёнов безнадёжно махнул рукой, – свободен. Ты эту папку никогда не видел, усёк?

– Так точно, товарищ генерал!

– Обошлось, думал Петрович, выходя из кабинета.

Генерал нажал на кнопку переговорного устройства и рявкнул в него своим простреленным горлом: «Ко мне никого не пускать!» Ему надо было серьёзно подумать. Семёнов подошёл к окну и посмотрел вниз, на улицу – памятник его шефу стоял на месте, вокруг ездили редкие машины, два поста ГАИ, как всегда, несли круглосуточное дежурство у здания конторы.

На его столе лежала распечатка полного текста интервью Абрама Лифшица с радиостанции «Немецкая волна». Там он подробно рассказывал о митинге, о том, что Фани не стреляла в Ленина, а стреляли двое чекистов и он даже может назвать их имена. И про плёночку всё выложил. «Из чекистов той поры я остался один, – думал Семёнов, – если информация уйдёт, трясти будут меня».

А то, что она уйдёт, генерал ничуть не сомневался. Он абсолютно точно знал, что жёны новых руководителей с большим интересом слушают эти самые «голоса», да ещё потом обсуждают это по телефону, дуры!

Значит, нужна достоверная легенда о том, что Лифшиц ярый враг советской власти, дезертировал с фронта, и после этого интервью остался в ФРГ. И, конечно, спеть про клевету на наш строй, происки политических врагов и. т.д. А главное, попросить дополнительного финансирования на открытие ещё двух станций радио глушения повышенной мощности.

Генерал ещё раз, на всякий случай, прокрутил в голове предполагаемый разговор в ЦК, спрятал папку в сейф и присел за стол. Только сейчас он почувствовал, как устал. «Да, нервишки начинают сдавать. И ещё раз подумал о пенсии.