Олег Северюхин - Пароль больше не нужен. Записки нелегала

В будочке было холодно, ветер дул во все щели, задувая к нам угольную пыль, вылетающую из паровозной трубы и из вагонов. Согревание по методу «два притопа, три прихлопа» грозили нам серьезными простудными заболеваниями. Путем постоянного взбалтывания бачка с замерзшим бензином, мотористу удалось залить в бензобак мотора определенное количество суррогата бензина и с неимоверными усилиями завести мотор. Работающий мотор в какой-то степени согрел нашу будочку, но к остановке поезда на следующей узловой станции мы были до такой степени грязными и закопченными, что я в течение последующих нескольких лет постоянно ощущал запах угольной пыли и выхлопных газов от мотора.

Следующая станция была Барабинск. На станции стоял поезд, готовый отправиться в западном направлении. Я был до того грязен, что меня сторонились бродячие собаки, не то, что люди. Кое-как оттерев лицо и руки снегом, выколотив то, что раньше называлось полушубком, шинелью и шапкой, я с большими трудностями влез в поезд и поехал на запад, точно не зная, куда я попаду.

О моих приключениях в дороге можно писать целую книгу. Даже название вырисовывалось, созвучное с произведением русского историографа Карамзина: «Записки русского, а, может, и не русского, путешественника, едущего через всю Россию на поездах, доставшихся в наследство от царского режима».

В дороге у меня, если сказать мягко и цивилизованно, украли обрывки полушубка и все деньги, находившиеся на поясе. Осталась одна справка о том, кто я такой. Спасибо ворам и за это. Крепко я спал в относительном тепле вагона после пятичасовой тряски в автодрезине. Темная ночь – она милее матери родной ворам и разбойникам. Если и видел это кто-то, то помалкивал, чтобы не искать себе приключений на одно место. Одним словом, я по-настоящему стал пролетарием, которому нечего терять, кроме своих цепей и лохмотьев вместо одежды.

В автодрезине я простудился, а угольная пыль добавила мне бронхит. Хорошо, что не подхватил «испанку», которая свирепствовала в Европе и в России. Почти вся дорога прошла в полубессознательном состоянии, сострадании попутчиков, которые поддерживали меня морально и материально с помощью кипятка и нехитрой еды, которой со мною делились.

Скажу тебе откровенно, когда у меня совсем ничего не осталось от той страны, которая послала меня сюда, я начал чувствовать себя так же, как и окружающие меня люди. Даже мыслить стал категориями людей, озабоченных тем, где достать пропитание и найти источник постоянного дохода, позволяющего как-то существовать в этом мире.

На подъезде к Москве я уже совсем оправился от простуды, бегал за кипятком для пассажиров, мне доверяли производить обмен кое-каких вещей на пропитание. Узнав, что я круглый сирота, меня наперебой стали приглашать ехать с ними.

У одних есть работа, у других есть красавица на выданье, третьи предлагали учиться в их городе. Редко в какой стране пригласят к себе постороннего человека, мало известного, нравящегося лишь приятным обхождением и старанием отблагодарить за предоставленную пищу и уход в дороге.

Я вежливо благодарил их за участие, записывал адреса корявыми печатными буквами, подтверждая отсутствие у меня приличного образования. Никогда не отказывайся от полезных контактов. Может прийти время, когда эти связи еще могут пригодиться.

Адрес господина Хлопонина я помнил наизусть. Вот два брата-акробата – Хлопонин и Луконин. Случай свел в дороге. Придется воспользоваться его помощью для легализации в одном из главных городов России и определения дальнейших направлений своей деятельности. Через него «в темную» я попробую установить связь с германским посольством, так как в дороге слышал о заключении Брест-Литовского мирного договора между Россией и Германией и о возобновлении между ними дипломатических отношений.

Был февраль 1918 года. Больше трех месяцев я был в пути по всему миру. Одна треть пути пришлась на Россию. Представь, какая это огромная страна. Огромная и вдоль, и поперек.

Я не буду останавливаться на описании Москвы 1918 года. Ты это видела в кинохронике, в кинофильмах, можешь почитать и газеты в библиотеке. Я хочу, чтобы ты поняла, кем я был, что делал, и кто я такой на самом деле.

В Москве новая жизнь била ключом, постоянно сталкиваясь с проявлениями прежнего уклада жизни, существовавшего столетия. На первый план выходили рабочие и работницы, солдаты и матросы, революционная интеллигенция, принявшая революцию сознательно или в целях приспособления к новым условиям. Остальные слои населения именовались пережитками прошлого. Быть в числе пережитков, значит сознательно обречь себя на отмирание.

Господина Хлопонина я нашел в доходном доме на Сретенке, где он занимал трехкомнатную квартиру на последнем этаже вместе с женой, дочерью и домработницей Катей, милой застенчивой девушкой лет двадцати двух-двадцати трех.

Мое появление там было, как мне кажется, давно ожидаемым. Мой попутчик ласково встретил меня, познакомил с женой и дочкой и попросил Катю приготовить для меня ванную, свежее белье и халат.

Несмотря на приглашение пройти в комнату, я предложил зайти в кухню и сразу же попросил закурить. Это очень большое удовольствие – закурить хорошую папиросу после разносортной махорки. Папиросы фирмы «Дукат» и впрямь были хороши. Я рассказал Аркадию Михайловичу о том, что в Ново-Николаевске отстал от поезда, так как отошел далеко от станции с человеком, с которым договорился о приобретении продуктов. Рассказал о приключениях, которые произошли со мной в пути, вызвав искренний смех Аркадия Михайловича. За разговором незаметно прошло время, необходимое для приготовления ванны.

Ванная комната была уютной, отделанной мраморными плитками. Плитками была обложена и чугунная ванна. Тепло от титана, в котором грелась вода, приятно согревало все тело. Я посмотрел в зеркало, висевшее над умывальником, и чуть не отшатнулся от него. На меня смотрела плохо выбритая физиономия усталого человека с всклоченными волосами на голове. Темные круги под глазами и обострившиеся скулы делали меня старше своих лет. Я совершенно не был похож на розовощекого молодого человека, высадившегося с парохода на Владивостокской пристани.

Мне казалось, что я попал в другой мир, в другую Россию, европейскую и цивилизованную. А все, что было до этого – страшный кошмар, приснившийся мне в горячечном бреду во время затяжной болезни. Лежа в горячей воде, я видел, как грязь отваливается от меня кусками. Долго я не мог удалить черные полоски из-под ногтей, отмыть потемневшие от грязи руки. Выйдя из ванной, я удивился цвету воды, которая осталась после моего мытья. Во время пути мне ни разу не пришлось помыться полностью. Я еще удивляюсь, как я вообще не завшивел. Это было бы более опасно. Вши – разносчики тифа, а эта болезнь опаснее простуды и инфлюэнцы. Тщательно выбрившись, надев свежее белье и запахнув на себе бархатный халат с атласными отворотами, я вышел из ванной.