Юрий Андреев - Багряная летопись

Глаза его боевых друзей смотрели серьезно, сосредоточенно. Берзин весело крякнул.

— Все эти дни развивающегося наступления колчаковской армии генерала Ханжина на участке Пятой, а частично уже и Первой армий я мучился, вы это знаете, одним вопросом: как остановить начатое врагом наступление и превратить его в поражение, в разгром главных сил Колчака. Отступление — вынужденное действие. Имей Кутузов больше сил, чем у него было, он никогда не отдал бы Москву. Только контрудар, один или несколько, могут переломить ход войны. Я перебрал в памяти десятки примеров, и все они говорят именно об этом. Вспомнил я и описание войн в прошлом. Так, древний историк Мовзес Хоренаци, описывая войны и военное искусство первого века до нашей эры, в рассказе о войне древней Армении с Римом писал (Фрунзе вытащил свой блокнот): «Осенью 69 года до нашей эры римские легионы вторглись в пределы Армении. Царь Тигран II, видя превосходство сил римлян, решил отступить в глубь страны, завлекая за собою врага, собирая свои силы и одновременно пересекая коммуникации римлян. Летом 68 года в долине Аракса он нанес контрудар во фланг главным силам римского полководца Лукулла. Разбитые римляне вынуждены были бежать, неся огромные потери при отступлении из Армении».

— Вот теперь я наконец понял, для чего командарм может вызвать членов Реввоенсовета своей армии поздней ночью, — сообщил Берзин. — Ты знаешь, что сказала мне жена, когда я вылезал из-под одеяла?..

— Я догадываюсь, — парировал Фрунзе, — но непонятно, как живет она с таким ворчуном?

— Сильна в тебе военная косточка, Михаил Васильевич, — ухмыльнулся Берзин. — Чуть что — сразу в контратаку. Но ты, конечно, догадываешься, что у меня есть возможность флангового ответа на твой выпад?

— Всего лишь одного? Тогда ты слабый полководец.

— Ладно, сдаюсь, — поднял руки Берзин. — Давай, читай нам дальше свои древние сказки. Моя бабушка тоже так делала на сон грядущий. Стареем, брат…

Фрунзе улыбнулся другу-полемисту и продолжал:

— Вся мировая история учит одному: обороной войну не выиграть! Удар по растянутым коммуникациям атакующего врага и решительное затем контрнаступление — вот ключ к победе! — Фрунзе встал. — Только решительный и лучше всего неожиданный контрудар может обеспечить перехват инициативы и поражение врага.

Я всесторонне постарался осмыслить обстановку. Все говорит за то, что наш отход за Волгу только усилит Колчака, да и не его одного, но и Деникина и Юденича. Единственное, что может выручить, спасти республику, это сильный контрудар во фланг наступающей армии Ханжина. Исходя из этого, я выработал предложение для командования фронта. Прошу вас смотреть на эту схему… — И Фрунзе пункт за пунктом зачитал свои план. — Теперь я прошу ваши коррективы, вашу критику для того, чтобы решение, которое мы примем, перепечатать и отослать Каменеву и Гусеву, а также в штаб Главкома.

Развернулось тщательное, придирчивое, всестороннее обсуждение плана контрудара. Огромная эрудиция Новицкого, политический опыт Куйбышева, каменное упорство и железная последовательность Берзина — все эти незаурядные качества друзей-единомышленников были брошены на то, чтобы предусмотреть ожидаемые и неожиданные последствия проекта Фрунзе.

В увлеченной работе опять полетел час за часом. Каждый внес свои конкретные замечания, свои уточнения.

Была учтена приближающаяся распутица, уточнены количество и качество резервов, определены запасы артиллерии, оружия, боезапасов, снаряжения, предусмотрен, по предложению Новицкого, возможный удар Ханжина севернее Оренбурга на реке Салмыш и многое другое.

— Товарищи, — встал Фрунзе. — В итоге мы можем принять решение. Федор Федорович, записывайте…

Когда Новицкий кончил писать, Куйбышев попросил слова еще раз:

— У нового плана много достоинств. Немаловажным, в частности, является то, что на первых порах мы обходимся внутренними силами, за счет некоторой перегруппировки четырех армий. Но поручать проведение этого плана в жизнь кому-то другому, а не Михаилу Васильевичу, — значит рисковать успехом. Я за этот план, но в том случае, если руководство будет поручено именно вам, Михаил Васильевич.

— Мне? — улыбнулся Фрунзе. — Я же только начинающий командарм. Нет, это дело руководства фронта.

— Михаил Васильевич, а ты грамотный? Газеты читаешь? — с ленцой спросил Берзин. — Ах, читаешь? Значит и решения Восьмого съезда читал. А там сказано, что комиссары и прочие политические руководители есть самая соль и сердцевина у нас в армии, что их надо слушаться, уважать. А ты с Куйбышевым споришь, нехорошо.

— Я буду настаивать на своем мнении, — энергично продолжал Куйбышев. — Более того: значение задуманной операции чрезвычайно велико. Нам понадобится поддержка центра. План Михаила Васильевича в корне противоречит предложениям Троцкого и Вацетиса, а в их принципиальности, в способности отказаться от своего ради чужого, лучшего, я не уверен. А ведь решается судьба революции! Поэтому я предлагаю копию плана отправить, помимо всего прочего, и Ленину — нашему политическому, государственному и военному руководителю.

— У меня есть важное сообщение в связи с необходимостью изготовить копии плана, — твердо и решительно произнес Новицкий.

— Да? — Фрунзе устало закрыл глаза.

— Я убежден, что в нашем штабе действуют враги!

— У нас в штабе? — Все живо повернулись к нему.

— Не только действуют, но и наглеют месяц от месяца… — Новицкий откашлялся, поправил пенсне и подробно рассказал историю с крестиком и надписью на нем. Он вынул крестик, положил его пород Фрунзе, и все поочередно с любопытством осмотрели вещицу.

— А вчера в папке для доклада я обнаружил бумагу с предложением мне вступить в союз «Освобождение России», оставаясь на своем посту. За одно лишь согласие мне предлагается чек в сто тысяч долларов с оплатой в любом европейском или американском банке, а по выполнении их задании — еще такая же сумма. В случае отказа, видите ли, мне грозят смертью. — Новицкий положил перед Фрунзе письмо.

— Н-да, основательно за вас взялись, Федор Федорович, — протянул Берзин. — И мытьем и катаньем…

— Смотрите-ка, до чего широко идут: и организация покушения на командарма, и попытка подкупа его помощника, — заметил Куйбышев.

Фрунзе посмотрел на часы: пятый час — снял трубку:

— Начальника особого отдела. Товарищ Валентинов? Да, Фрунзе. Разбудил? Не ложились? А ведь ночью спать следует. Что я сам? Я в порядке исключения. Прошу прибыть в штаб.

Валентинов — молодой и широкоплечий блондин в кожаной куртке — явился через несколько минут; с улыбкой, без удивления поприветствовал собравшихся. Фрунзе протянул ему крестик и письмо: